— Что ты мне в этой темноте показывать собрался? — спросил Влад, медленно продвигаясь по хлеву. Здесь было душно, хоть и прохладно. Пахло курами и сеном, которое чвакало и скользило под ботинками. Север уже ушел вперед, унеся с собой свет.

— Сейчас узнаешь.

— Все маньяки так говорят, — скептически отозвался Влад. — А потом...

Под ногой что-то хрустнуло и засветилось. Он нагнулся и подобрал переливающееся белым светом перо. Оно постепенно затухало, но стоило его потрясти или взмахнуть, как оно вновь набирало яркость. Весьма бесполезную — как флуоресцентная краска, кроме которой больше ничего во тьме не выделяется. Влад обрадовался, как ребенок и стал махать перед собой новой игрушкой.

— О, ты нашел перо жар-птицы. Еще свежее.

— А где они сами?

Север схватил с пола пучок сена и, не глядя кинул через хлев. Темнота у стены взорвалась светящимися пятнами всполошившихся птиц. Возмущенно кудахча, они вскоре успокоились и снова слились с темнотой.

— Ты же говорил они могут друг друга спалить. А как же дом?

— Дикие спалили бы, а эти не смогут. Но я тебя не за этим звал. Иди сюда, — с радостным волнением подгонял Север.

Огонь свечи выхватил из пыльного мрака белоснежную лошадиную морду, на лбу которой из-под белой челки выступала костяная шишка.

— Это… е..., — Влад недоверчиво глянул на Севра, потом снова на лошадь. — Это… е...

— Самый обыкновенный единорог, как заказывали, — улыбнулся Север, гладя животное по шее. — Правда старый и, похоже, на один глаз слепой. Но это правда он. Точнее она. Вообще они красивее… Может потом попадется.

— Шутишь что ли? — Владислав, затаив дыхание, протянул руку к морде волшебной кобылы.

Единорожиха любопытно ткнулась бархатным носом в ладонь, вызвав не просто мурашки, а орду "сороконожек" по всему телу.

— Единорог..., — восхищенно прошептал сам с собой Влад, чуть не танцуя. — Я трогаю единорога. Э-эх. Жаль телефон сел.

— А что, так не запомнишь?

По взгляду Влада было видно, что последние несколько дней не просто запомнились, но вытатуировались у него на внутренней стороне черепа. Но как он потом сам себе докажет, что это был не сон.

— А где рог?

— Спиливают чтобы не бодались и шея не болела. Кстати, пыль с рога залечивает раны.

— А долго они живут?

— Лет сто… Наверно… Да пока не сдохнут, — небрежно прикинул охотник.

— Логично.

— Так-то они вдвое выносливее обычных коней. Но от хищников и болезней никто не застрахован.

— Обалдеть, — снова изумился Влад шепотом, чтобы не разрушить волшебство момента, хоть и хотелось по-девчачьи визжать от восторга.

Он не мог заставить себя убрать руку от теплой морды настоящего воплощения волшебства, хотя лошадь уже норовисто задирала губу, намекая, что пробная версия забавы "погладить единорога" закончилась, и для продолжения нужно положить морковку в морковкоприемник. Влад с благодарностью посмотрел на Севра.

— Знаешь. Должен признать, экскурсовод ты хреновый. Но за единорога я готов простить тебе пару косяков.

— Да ладно. Не благодари, — театрально смутился Север и игриво вдарил Владу по плечу.

*Пернатник — накидка из шкуры пересмешника для маскировки лошадей. Состоит из попоны и шлема из птичьей головы.

Раскладушка — дар богов. Человек, который промотался по лесу четыре дня и спал на холоде в последнюю очередь обрадуется велосипеду или адронному коллайдеру, но за раскладушку продаст родную мать.

Влад с облегченным стоном вытянулся на скрипучей пружинистой лежанке поверх одеяла. Наволочка приятно холодила лицо, а спину согревал сухой жар от печи. Уставшее тело свело сладкой судорогой.

Несколько минут Влад лежал, не шевелясь и не обращая внимания на неудобно подогнутую руку. Убаюкивающий стук маятника в настенных часах напоминал о доме. Такие же часы висят в коридоре, дома, в Упырях. Днем маятник ходил тихо, а ночью их тиканье не заглушала даже закрытая дверь. Владу приходилось включать музыку в наушниках, чтобы уснуть. Хотя эта привычка зародилась еще задолго до шумных часов.

Сейчас, в незнакомом месте, в чужом доме, он особенно сильно заскучал по музыке и знакомым голосам и звукам. Закрыть глаза и представить себя дома не давали пересмешники. Их крики остались за надежными стенами дома и уже не пугали, но раздражали, как орущая в ночи сигнализация. Он привык к ним.

Над потолком раздался глухой удар и сдавленное хихиканье. Часом ранее Влад слышал, как Ивар, прогоняя Севра и Марийку на чердак, строго велел "сидеть тихо и не хрюкать". А они хрюкали; что-то роняли, топотали и разговаривали.

Подслушивать личные разговоры — не то, о чем можно мечтать, когда устал как собака. Но потолок вместе с сыплющейся пылью отлично пропускал голоса.

***

Когда Север поднялся на чердак и выпрямился, то ударился головой о косой свод крыши, до которого в детстве даже рукой не доставал.

— Откуда тут… потолок? — в шутку возмутился он под смех Марийки, потирая макушку.

— Пригнись, — хихикая, посоветовала Марийка и тут же сама задела головой висящий под потолком масляный фонарь.

Благо он не горел. Вместо него свет давали свечи расставленные по всему чердаку. Чердак был обустроен как обычная жилая комната. В Яви такое помещение принято называть мансардой, но здесь вряд ли знали такие слова.

У дальнего окна в полумраке ютился столик, на котором боролись за свободное место кружки, расчески, пяльцы для вышивания, нитки и книги. У печной трубы под скатом крыши раскинулся квадрат сложенных друг на друга матрасов. Все это было накрыто тканым покрывалом и присыпано подушками, в основном самодельными в виде разных чудных морд. Среди них сидел золотисто-курчавый игрушечный заяц. Его привез Севру отец. Опасаясь загребущих и все ломающих рук сестры, Север подарил зайца Марийке. Он знал, что Марийка бережнее отнесется к его игрушке, но все равно обрадовался, увидев зайца не где-то на полке, а на ее кровати.

— Здорово тут у тебя. А как же твоя старая комната?

— Там теперь мастерская. Папа делает пернатники. А я здесь. Помнишь, как тут было раньше?

— Помню ли я как прятался от разъяренной Гарьки и просидел тут полдня с молью и чертями? До сих пор снится. Хорошо, что она боялась твоего папу.

Марийка улыбнулась и села на кровать, откинувшись на белую, расписанную орнаментом печную трубу. Рядом стоял небольшой столик с графином и стаканами, уже наполненными.

— Падай, — пригласила девушка.

Пригибаясь под снижающимся потолком, Север присоединился к ней, так же привалившись к теплой стенке. Около минуты они сидели тихо, позволив сердцу успокоиться, а мышцам расслабиться. Север посадил зайца себе на живот и перебирал пальцами жесткие кучеряшки. Ощущения вернули его в прошлое, когда он последний раз держал его в руках.

Заметив, что подруга неотрывно смотрит на него, он неловко ухмыльнулся и положил зайца на место. Но девушка все еще не отводила от него взгляда.

— Что ты так смотришь? — с улыбкой поинтересовался он и чуть повернулся на бок, опершись на локоть. — Я понял уже что ты рада меня видеть. Я тоже рад, но я же не пялюсь. Ну. Стараюсь.

— Нет, Сев. Ты даже не представляешь, — с улыбкой вздохнула она.

— Как это? — подтолкнул он все еще веселым голосом.

— В тот день, когда ты убежал, я видела, как ты прячешься в повозку охотников, — с виноватой улыбкой призналась она.

— Видела? — удивился Север, отлипнув от стенки. — И никому не сказала?

— Сначала хотела. Но подумала, что это будет вроде как предательством. Я видела, как тебе плохо в деревне и решила что… ну...

— Марька..., — растроганно выдохнул Север.

— В общем, потом-то поняла, что совершила страшную глупость. И чем дольше ты не показывался, тем больше винила себя. Когда рассказала Гаре, мы поссорились. Мы и так не были подружками. Но после этого она даже здороваться перестала. И я тоже. За все это я начала злиться на тебя. Думала, что если мы встретимся, я не то, что разговаривать, видеть тебя не захочу. Но вот ты здесь, и я не могу перестать на тебя смотреть.