— Ох-ох, деловые, — важно повел плечами Лыш. — Вот вы наверное к Мофье идете? А ее нет. Она в столовую как ушла, так полчаса уже там чай пьет.

— Ну, так изба-то открыта.

— Не-а, — с виновато-шкодливой ужимкой покачал головой фавн. — С тех пор как я у нее мешочек сушеных грибов одолжил, она стала какой-то необщительной и закрытой. Замок стала вешать.

— Ври да не завирайся. Она что, больных оставила запертыми в доме?

— Она их с нянькой заперла. Клянусь последней лопатой.

— Ну так метнись за ключом.

— Ты чем слушаешь, селедка? Как это онамнеключ даст?

— А. Тьфу! — поняла Врана. — Толку с тебя как с козла молока.

— Сходи сама, а мы с братом тебя там подождем, — Лыш бросил лопату в сугроб.

— Я с тобой, — Север схватился пальцами за рукав Враны.

Та с сочувствующей улыбкой виновато развела руками.

— Там народу тьма. Лучше иди, с «братом» пока пообщайся. Или в доме подожди. Только один нигде не болтайся. А не то нам всем бошки отгрызут.

Русалка быстрым шагом направилась по "расчищенной" дороге. Обернувшись на ходу, она не сдержала улыбку. Север стоял и осуждающе смотрел ей в след.

Север рассудил, что в доме ждать жарко, а раздеваться и одеваться по сто раз с раненой рукой не хотелось. Пришлось набраться терпения и всю дорогу слушать про побег Влада из Змееграда. Оказывается, в городе давно караулили оборотня, в скотовнике много подсадных пленников, а в охотничьей дружине своих людей. И навий народ хозяйничает в городе чуть меньше, чем полностью. север хотел расспросить об этом поподробнее. Но Лыш резко перешел на местные забавные истории и пошлые анекдоты.

Одно хорошо — его трескотня действовала как отпугиватель любопытных. Все, кто выглядывал из окна или из-за забора, при виде Лыша тут же отглядывали. Людей среди них Север заметил мало, если те вообще ими были.

Чистый. Остроумное название для поселка, полного нечисти и нелюди.

Наконец, они добрались до избы. Нет. До Избы. С большой буквы. Лекарский домище — не чета той бревенчатой будке, в которой Север проснулся. За высоким забором вырастало целое произведение искусства с резными наличниками, полотенцами и коньком в виде оскалившегося волка. По двускатной крыше бегали пестрые тени высоких сосен, растущих за домом.

На козырьке крыльца лежал незаметный среди солнечных пятен кот-баюн. Нет, не кот, а Кот. Именно такой как на картинках: мордатый, с шикарной полосатой шубой и хитрыми глазами, а не как те дохляки на рынке, которые на мышь и не посмотрят. Этот кажется ел не только мышей, а еще и людей. Кот повернул щекастую морду к гостям, сверкнул желтыми глазами и, увидев Лыша, раздраженно прижал уши. Дернув пышным хвостом, полосатый прыгнул на высокие столбики калитки — Север удивился, как от такой встряски не рухнула вся конструкция вместе с забором — и потрусил по скрипучим воротам к соседнему дому.

Фавн с досадой пошевелил замок на калитке.

— Уже и на калитке вешает. Разжилась замками. Конечно, долго выслуживалась, — Лыш подошел к качели стоявшей в стороне от калитки и с размаху прыгнул на них задом. — Тут у нас кто больше старается, тот лучше всех располагается. Ничего, в следующем году я тут буду жить. Э-э-эх!

Он подпрыгнул и со всего маху качнулся. Столбики жалобно пискнули.

Север сел на пенек рядом с качелями.

— А что у вас за староста такой? Сильно страшный? Чего он так о Владе печется?

— О нем все пекутся. Он наш спаситель, ключ в светлое будущее.

— В смысле?

Лыш не объяснил, кажется даже не услышал вопрос. Увидел кого-то и соскочил с качелей. По дороге мимо дома Мофьи бежала кикимора — ушастое создание с длинным лисьим носом, ослиными ушами, торчащими из-под косынки и журавлиными ногами без сапог, на которых она ловко чапала по рыхлому снегу с двумя тяжелыми ведрами в руках.

— О-о! Добруня! Ты куда?

— Обглода кормить, — тонким, будто шуточным, голосом пропела кикимора.

— Одна в лес? Подожди, я этого сплавлю и с тобой пойду.

— Некогда мне ждать. Дел полно, — отрезала кикимора и поковыляла дальше.

— Слушь, ты если хочешь, иди, — предложил Север. — Я и один подожду. Че мне делать-то еще.

— Не могу я, — неуверенно возразил Лыш.

— Да, что со мной будет? Тут никого. Врана, наверное, уже обратно бежит.

— Ну. Только не отходи никуда. И меня подставишь и ее.

— Не отойду. Мы ж братья, сам сказал.

***

Врана вернулась, как она думала, быстро. По гололеду особенно не разбежишься, но она ни разу не упала и нигде не задерживалась.

Тяжело дыша после пробежки, она огляделась: ни охотника, ни Лыша, ни шиша. От злости ее зрачки по-рыбьи сузились, и дернулось третье веко.

— Убью. Обоих.

Под валенками звонко хрупал снег. В морозном воздухе пахло баней и едой. Дым поднимался из печных труб и сизыми облачками растворялся в голубом небе. Где-то открылась дверь, выпустив из избы звуки баяна и смех.

Деревня деревней. И не скажешь, что здесь живет лихо, пока своими глазами не увидишь, как бородатый ушастый тролль в растянутой майке тащит из поленницы охапку дров и, обстучав от снега валенки, заходит в необычно огромную дверь, грубо срубленной избы.

Из большого окна чердака выпорхнул гамаюн. Райская птица с мордой похожей на женский лик, перелетела через двор и села на ель, у которой притаился Север. Ссыпав на него кучу снега, она наконец устроилась. Затем распушила хвост и развела крылья в стороны, выставив на солнце переливающиеся цветным серебром перья.

Очарованный ее видом, Север забыл, куда шел. Все райские птицы, которых он видел на ярмарке в клетках, были серыми и невзрачными, как моль. Не сводя с чудо-твари восхищенного взгляда, парень замер, решив, что она собралась петь. Считалось, что крик гамаюна приносит счастье. Север не верил в приметы, но саму песню хотел послушать.

Птица надула огненно-красную грудь, вся собралась, как пружина, и издала писклявое и короткое "кхяк". После чего с чувством выполненного долга сложила крылья и стала беззаботно вертеть головой, как обыкновенный голубь.

Что ж, так даже лучше, — утешил себя Север. — Ее пение привлекло бы ненужное внимание.

Хотя даже если бы его заметили, он не побежал бы назад к дому, где его возможно уже ищет Врана. Раз уж подводишь людей, то делай это на совесть.

Север вышел на край поселка. Частокола или ограды не было — от кого нечисти охраняться, да еще в горах? Кое-как расчищенная дорога сужалась в тропинку, которая соединялась с другими в одну, ведущую через лесок на холм.

А за холмом должен был быть оборотень. Глазами чутья он был виден так же ясно, как костер в ночном поле. С надеждой всматриваясь в сугробы впереди, Север прибавил шаг. От белого снега и контрастных теней заболели глаза. На середине подъема парень остановился. После трудной дороги через горы, простая прогулка по поселку оказалась на удивление выматывающей. Но мороз не велел стоять, обжигал пересохшее горло, леденил влажную от пота шею и кусал за пальцы сквозь бинты.

— Влад? — позвал он, попытав удачу. — Ты здесь?

Никто не выскочил из-за деревьев. Но неожиданно в затылок прилетел снежок и ссыпался за воротник.

— Ай, блин! — зашипел Север, вытряхивая снег из шубы. — Ладно, заслужил, только...

Он обернулся и осекся, увидев в начале тропы Врану. Даже издалека на ее лице можно было прочитать угрозу: «тащи сюда свою задницу, паразит безмозглый, чтоб тебя волки съели». Север разочарованно ссутулился, дал отмашку, мол, привет, надо же какая встреча, и, отвернувшись, пошел дальше. Русалка обалдела от такого дерзкого бесстрашия, догнала его и рывком развернула к себе.

— Совсем страх потерял? Машет он мне! Я если что, махалки могу и оторвать, — доброжелательно пригрозила она.

Зрачки русалки на солнце хищно облизнулись зеленью. Ее бледное лицо обзавелось румянцем — или это у Севра в глазах пошли цветные пятна от усталости. Шапку она держала в руках, а платок съехал на затылок. Черные волосы выбились из-под него, изумрудно переливаясь в ярком свете. Завораживающее зрелище удостоилось парой секунд благоговейного мужского внимания, после чего Север отвернулся и полез дальше на холм.