Умение ждать, сколько нужно, и действовать только в самый подходящий момент. Не это ли считается стилем? И так ли удивительно, что он у нее есть?

Миротворица мысленно усмехнулась.

Впрочем, не слишком ли рано она принялась говорить самой себе комплименты? Особенно, если учесть, что дело, ради которого она оторвалась от такого долгого сна — еще очень далеко от завершения.

Вот только — никаких действий с бухты-барахты. Выждать, подкараулить подходящий момент и только после этого...

Стиль во всем. Этого принципа она придерживалась в прошлом, не собиралась изменять ему и сейчас.

Как можно воздействовать на мысли того, у кого мозга в наличии нет, кто живет только благодаря могущественным чарам?

Джинн вполголоса произнес:

— Джа-паррра-ра-грамма-тога-хорик-пелик-пелик-гросс!

В переводе с древнепеликанского это означало «Пусть моего врага разнесет на мелкие клочки и рассеет по всем уголкам великой пеликанской империи». Джинну, как и каждому представителю его племени, ругаться приходилось в высшей степени осмотрительно. Всегда существовала вероятность, что какое-либо особо причудливое ругательство, восприняв толику присущей им энергии, воплотится в жизнь. Поэтому язык, на котором никто не говорил уже сотни лет, подходил для этой цели неплохо. К примеру, воплотить в жизнь только что произнесенные им слова, было невозможно. Как может кого-то разнести по всем уголкам империи, в данный момент не существующей?

— Что угодно нашему повелителю? — спросила у Джинна белокурая гурия.

Тот смерил ее тяжелым, словно кулак молотобойца, взглядом и буркнул:

— Ничего.

А что можно сказать, если против тебя ополчилась сама судьба? Ну, можно, например, в сердцах, разматериализовать одну из гурий. Но ведь через некоторое время ее придется обратно восстанавливать. Без нее — еще хуже. Наваливается скука.

Джинн тяжело вздохнул.

— Может быть, сиятельный, схожий с солнцем и луной на небе, господин желает, чтобы я его ублажила?

— Не надо, — буркнул джинн.

— Тогда, возможно, душа его стремится к музыке и танцам?

— Нет.

— Сладкого шербета?

— Отстань от меня.

Гурия поспешно поклонилась и юркнула к нему за спину, где и затихла. Поступила она, кстати, совершенно разумно. Пара-другая разматриализаций и восстановлений кого угодно научит правильно определять момент, когда рекомендуется скрыться с глаз и не напоминать о своем существовании.

Джинн уныло посмотрел на бассейн, возле которого сидел и, еще раз тяжело вздохнув, сотворил в нем трех золотых рыбок, с головками, напоминающими человеческие черепа. Одно движение его руки и рыбки, поднявшись к поверхности воды, стали выплясывать на хвостиках что-то вроде джиги.

М-да... Вот так бы заставить себе подчиняться и тех скелетов. Он бы с их помощью махом претворил в жизнь свой план освобождения. Только как можно воздействовать на мысли тех, у кого нет мозга? Как это сделать?

Огорченно взмахнув руками, Джинн вполголоса пробормотал:

— Грак-джи-джа-гаки-хар!

На древнепеликанском это означало: «Пусть их внутренности завяжутся узлом». Откуда у скелетов внутренности?

Хмыкнув, джинн слегка улыбнулся.

Вот именно — откуда? А вообще, не рано ли он впал в отчаяние? Ну, не получилось у него претворить в жизнь план спасения с помощью скелетов? Будет еще кто-то. Неизбежно.

Жизнь у крысиного короля достаточно суматошная. Пресной и нудной ее не назовешь.

Джинн хмыкнул.

Вот ведь кому-то везет. А тут — сиди в этой дурацкой лампе, купайся в давно осточертевшем бассейне, ласкай все тех же гурий...

Гм... бассейн...

Обитатель волшебной лампы вытянул ногу и коснулся кончиками пальцев поверхности воды. Теплая, чистая, ароматная вода, искупаться в истинное наслаждение.

Может, насчет бассейна он слегка погорячился? Так ли он ему надоел?

— Что угодно нашему повелителю?

Взглянув на вновь появившуюся перед ним белокурую гурию, Джинн не удержался, улыбнулся.

Нет, точно, он поторопился, решив, будто гурии ему надоели. Явно поторопился.

Мама — лучшая штука на свете. Быть рядом с ней приятнее, чем отгрызть голову какой-нибудь птичке, лучше, чем поймать и слопать зеленую шестиногую ящерицу, лучше, чем бежать по траве на двух сильных лапах и мечтать о тех, кого ты разорвешь на части, когда вырастешь.

Кусака знал это так же точно, как и то, что зеленое солнце обязано всходить на восходе и закатываться на закате, как то, что он со временем вырастет в настоящего, неутомимого охотника, от когтей и клыков которого не удастся ускользнуть никакой добыче.

От клыков и когтей, от огромных, страшных лап... В будущем, в далеком, ослепительном будущем... Потом...

А пока он бежал рядом с крысиным королем, стараясь от него не отставать, приглядывался к сопровождавшим их скелетам, запомнил как их зовут, слушал их разговоры, и все более убеждался, что они — дураки набитые. Хотя нет, не так. Один из них, предводитель, кажется, что-то собой представлял, а вот два других не стоили ничего. Да еще и болтали словно сороки.

И зачем крысиный король пошел с ними? Неужели их нельзя было просто разорвать? Ну да, они вооружены всякими, выглядящими опасно предметами. Только толку-то? Если у них есть лишь кости и нет мускулов, то они просто не могут быть очень сильны. А зубы? Это разве зубы? Такими зубами не напугаешь даже детеныша песчаного разбойника.

Нет, что-то тут не чисто. И все-таки мама с ними пошел, мама им подчинился. Почему? Вот бы узнать. Но сам мама вряд ли сейчас станет это объяснять. А кто-то другой...

Впрочем, есть и другие. Почему бы, например, не поговорить с любителями поболтать? Вдруг удастся из них что-то вытянуть?

Тиранозаврик, до этого тащившийся в самом конце двигавшейся по дороге группы, вдруг быстрее заработал лапами и, догнав шедших рядом Хромоногого и Широкую Кость, спросил:

— А правда, вы когда-то были людьми?

— Отстань, шкет, — буркнул Хромоногий. — Не приставай к старшим.

— Это кто — старшие?

— А ты как думаешь? Мы, конечно. Вот вырастешь, совершишь массу самых разных глупостей, потом умрешь и тогда...

— Какие глупости я должен совершить?

Этот вопрос поверг Хромоного в задумчивость.

— Что, не хочешь признаваться в своих ошибках? — ехидно спросил Широкая Кость.

— Если бы... — ответил Хромоногий. — Если бы дело было только в этом...

Топая рядом, Кусака внимательно слушал.

Пусть разговаривают, пусть ссорятся, забыв об осторожности. А вот он, в нужный момент, задаст надлежащий вопрос, и тогда, возможно, что-то узнает.

— А в чем же? — поинтересовался Широкая Кость. — В чем, тогда?

— Что можно считать ошибками? Как ты можешь определить, какое действие нанесло тебе вред? Вдруг на самом деле оно спасло тебя от еще большей беды? Причем от какой именно, ты никогда не узнаешь.

— И смерть? — не отставал Широкая Кость. — Даже она?

— Безусловно.

— Как это?

— Ну...

А ведь — пора, решил Кусака, и поинтересовался:

— Эй, ходячие кости, а куда вы нас ведете?

— Ты чем слушал? — спросил Хромоногий. — Мы все как надо объяснили твоему спутнику. Его желает видеть Повелитель.

— Повелитель? А кто это? У него что, очень большие зубы?

— Зубы у него нормальные, — ответил Широкая Кость. — Вот как у меня, например.

Взглянув на его зубы, Кусака подумал, что такими гнилыми пеньками невозможно напугать никого на свете, разве что какого-нибудь дантиста, а тем более его могущественного маму.

Нет, тут что-то не так.

— И почему он так грозен? — еще раз спросил тиранозаврик. — Почему он вами повелевает?

— Он вернул нам жизнь. Понимаешь?

Кусака кивнул.

Вот это он как раз понимал хорошо.

У них тоже был мама. И звали его Повелителем. Он был здоровым таким мамой, умел откладывать яйца, из которых потом вылупляются скелеты. Такие, как те, что сейчас топают рядом по дороге. Интересно, как он выглядит, этот Повелитель? Как здоровенный скелет крысиного короля? Нет, скорее всего, как огромный человеческий скелет.