Поезд быстро бежит между холмов. Не спускаю взгляда с намеченной точки встречи паровоза с реактивными снарядами.

 — Еще рано, рано, — повторяю про себя, словно боюсь сорваться раньше времени. Минута, другая, третья… Пора! Энергично развернув самолет, круто пикирую до бреющего полета. Лишь бы не ошибиться, не промахнуться. Под самолетом все слилось в сплошной серый фон. С эшелона не стреляют. А может быть, я просто не замечаю?

Паровоз выскочил из выемки. В это время мой самолет находился от него на расстоянии не больше четырехсот метров. Бросаю сектор газа. Левая рука легла на кнопки сбрасывателя реактивных снарядов. Нажим ладонью — и впереди, совсем близко, под паровозом блеснули вспышки разрывов.

Самолет проносится над дорогой. Увеличиваю левый крен, теперь мне видно, что делается на дороге. Черное тело паровоза, окутанное паром, лежит на насыпи. На него, вздымая серую пыль, наползают вагоны, доверху заполняя выемку.

Кажется, только сейчас сделал первый вздох после атаки, вспомнил о боевом друге. Где он? Кузя летел в двухстах метрах позади.

Дело сделано! От радости хочется кричать, петь… Маневрируя, пробиваемся сквозь шквал зенитного огня и берем курс на свою территорию. Какая удача! Выполнили задачу, которую должны были решить штурмовики. Движение по обходной железной дороге на фронт остановлено.

На аэродром мы сели, не сделав даже традиционного круга. Быстро подрулили к стоянке. Нас встретил генерал, с нетерпением ожидавший результатов разведки.

 — Ваше приказание выполнено, товарищ генерал… — И я подробно доложил о вылете.

Генерал внимательно выслушал и, отступая от всякой официальности, взволнованно произнес:

 — Да знаете ли, что вы сделали, дорогие мои?

 — Знаем, товарищ генерал. Потому и делаем, что знаем, — восторженно ответил Кузьмин за нас обоих.

 — За отличное выполнение задания представить к правительственной награде, — приказал генерал командиру полка.

Он тут же отдал распоряжение произвести фотографирование разбитого поезда.

К обеду были получены снимки. Мы с Кузьминым превратили в груду обломков эшелон из нескольких десятков вагонов с танками и солдатами.

 — Хорошо получилось, — говорил Кузьмин. — И как это ты догадался атаковать? А зенитки что делали! Думал, собьют.

 — Неужели? Знаешь, во время атаки, кроме паровоза, ничего не видел, — сказал я и в свою очередь спросил: — А почему ты отстал во время атаки?

 — Не хотел пропустить поезд, — объяснил Кузя. — Я сразу понял твой замысел и для полной гарантии решил отстать. Если бы ты промахнулся, атаковал бы я. А все же хорошо получилось. Удачно.

У наших друзей праздник — годовщина организации штурмового полка. Еще накануне вечером мы сговорились поздравить товарищей по оружию.

С утра, после первых вылетов, на аэродроме появилось армейское начальство. Бригадный комиссар Рамазанов неторопливо переходил от самолета к самолету, расспрашивал летчиков об их жизни, полетах, о доме.

 — Как дела? — по-отечески спросил он у Кузьмина.

 — Воюем, товарищ бригадный комиссар.

 — Слыхал я про ваше звено. Хорошо воюете. А что же у вас ни одного ордена нет?

 — Нам про это знать не положено. Наше дело воевать, а к орденам представляет начальство, — весело отвечал Кузьмин.

 — Летали сегодня?

 — Только что возвратились.

Кузьмин определенно понравился Рамазанову.

 — Ну как, наступать будем? — обратился комиссар уже ко всем.

 — Этого и ждем, — раздалось сразу несколько голосов. — Только когда, товарищ бригадный комиссар?

 — Терпение, товарищи. Время работает на нас. Сами, наверное, видите, что фашисты выдыхаются. Судя по вашим докладам, готовятся зимовать в донских станицах.

 — Вот бы их зимой накрыть на Дону, как под Москвой накрыли, — сказал Соколов. — Нам бы только самолеты отечественные получить! Эти «харрикейны» так надоели: ни скорости, ни связи. Хорошо, что наше оружие установили, а то бы совсем труба.

 — Будут и самолеты. Будут! — заверил Рамазанов. — Сегодня ваши друзья штурмовики за хорошую работу ордена получают. Думаю, что и вас в скором времени поздравлять будем.

Попрощавшись, Рамазанов пошел к штурмовикам.

Когда мы остались одни, Кузьмин спросил у комиссара полка:

 — Что же нужно сделать, чтобы быть награжденным?

 — Мы награждены доверием народа, — сказал комиссар. — Бьем фашистов, отстаиваем нашу страну. Это самая большая награда.

Комиссара поддержали другие.

 — Да не за орденами я гонюсь, — защищался Кузьмин. — Дело не в наградах. Но с орденом все-таки как-то лучше.

Все засмеялись.

Пока мы вели этот разговор, штурмовики обратились к командованию с просьбой — в честь годовщины слетать на задание всем полком. Вылет был разрешен. Цели — эшелоны на станции Каменка и автомобили на дорогах. Нам, как обычно, предстояло прикрыть штурмовиков и подавить зенитную артиллерию противника.

К цели подошли внезапно. Зенитные батареи, охранявшие Каменку — одна в саду, другая в открытом поле, — были накрыты реактивными снарядами истребителей. Почти одновременно пошли в атаку штурмовики. На станции, наверное, стоял эшелон с пехотой. Было видно, как обезумевшие фашисты разбегались в разные стороны. Бомбы штурмовиков падали на вагоны. Длинные пулеметные очереди настигали бегущих.

Вылет закончился успешно. Вечером в столовой состоялось торжество. Сооруженную наспех сцену украсили колосьями пшеницы. Это постарались девушки из батальона аэродромного обслуживания. Их пригласили на вечер и разрешили переодеться в гражданское платье. Рядом с солдатскими сапогами замелькали лакированные лодочки. Пришли девушки из деревни.

При взгляде на сцену, убранную колосьями, могло показаться, что предстоит отчетный доклад председателя колхоза. Все было так уютно и мирно.

Появились командир штурмового полка, комиссар, начальник штаба. Началась церемония вручения орденов. Первым к столу подошел Морозов, потом Саша Загородний. Они награждены орденом Ленина. За ними — летчики, которым вручили орден Красного Знамени. В честь каждого награжденного баянист исполнял туш, а все присутствующие горячо аплодировали. С восторгом и гордостью смотрели мы на орденоносцев.

После вручения наград состоялся ужин, а потом начались танцы. В одиннадцать часов вечера, когда пары танцоров только что закончили вальс, вдруг раздался громкий голос:

 — Красноармейцы батальона, выходите строиться! Команда касалась девушек, ее подал лейтенант, командир роты БАО.

 — Как ты осмелился здесь кричать? — набросилось на него сразу несколько человек. — Ты здесь не хозяин!

Перед лейтенантом в угрожающей позе появился богатырь и красавец Коля Орловский.

Командир роты, не предвидевший такого оборота, молча стоял и не знал, как поступить: настаивать бессмысленно, отступить — неудобно перед подчиненными. На помощь пришел комиссар штурмового полка.

 — Вы, наверное, не в курсе дела, — обратился он к лейтенанту. — Командир вашего батальона разрешил Девушкам сегодня, по случаю нашего торжества, присутствовать на вечере до конца.

Все уладилось. Танцы продолжались. Расходились поздно, когда на востоке уже занималась заря. Вздремнули часок на аэродроме, прямо у самолетов.

Несмотря на прекрасную погоду, до полудня заданий не поступало. В час дня застучал телеграф. Солдат-телеграфист переписал с ленты телеграмму и передал ее оперативному дежурному. Через несколько минут летчики получили задачу — прикрыть двенадцать штурмовиков, которые должны нанести удар по железнодорожной станции Алексеевка. Там скопились эшелоны с живой силой, боеприпасами и бензином.

Маршрут знакомый, но трудный: предстоит пересечь линию фронта, пролететь восемьдесят километров над территорией, занятой противником, и вернуться обратно, преодолевая многослойный зенитный огонь.

Группу прикрытия составили две пары: я с Соколовым и Лавинский с Кузьминым.