— А какому чёрту нужно знать, что вы должны понимать? Не ваше здесь дело, — сказал Том Гордон, — и потому убирайтесь прочь отсюда!

— Я вам докажу, что это моё дело, — возразил Клейтон и, вместе с тем, обратился к одному из своих спутников, — мистер Броун, вы мировой судья!

Мистер Броун румяный, свежий, приземистый старичок, сделал несколько шагов вперёд.

— Боже мой! Это ужасно! Мистер Гордон! Возможно ли это? Ребята! Подумайте, что вы делаете!

Между тем Клейтон соскочил с лошади и проворно отвязал Диксона от дерева. Внезапная реакция взяла верх над спокойствием старика, и он без чувств упал на землю.

— Не стыдно ли вам самих себя? — сказал Клейтон, с негодованием посмотрев вокруг, — Благородно ли, прилично ли для сильных и известных людей, как вы, мистер Гордон, оскорблять так ужасно проповедников, которые, как вам известно, не имеют оружия защищать себя, — оскорблять женщин и детей, которые слишком слабы для того, чтобы защищаться?

— Не ко мне ли вы относите подобные выражения? — спросил Том Гордон.

— К вам, сэр, исключительно к вам, — отвечал Клейтон, выпрямляясь во весь рост.

— Милостивый государь, это замечание требует удовлетворения.

— Вы можете получить полное удовлетворение из сказанных слов, хладнокровно сказал Клейтон.

— Вы должны драться со мной, — сказал Том, — вы должны на дуэли ответить за это замечание.

— Я не из числа дуэлянтов, — продолжал Клейтон, — а если бы и принадлежал к этому числу, то стал бы драться только с равным. Когда человек позволяет себе такое низкое, наглое насилие, он исключается из сферы джентльменов. Что касается до вас, — продолжал Клейтон, обращаясь к шайке Тома Гордона, — то вы менее виноваты. Вы не получили такого образования, чтобы вполне понимать подобные вещи. Советую вам сейчас же разойтись; в противном случае, я должен буду представить это насилие на вид правосудия.

В внезапном появлении среди взволнованной толпы человека, совершенно обладающего присутствием духа, спокойствием и решимостью, часто заключается магическая сила. Толпа приведена была в крайнее смущение.

— Поедем Том, — сказал Кейт, дёрнув приятеля за рукав, — будет с него и этого.

— Да, да, — сказал мистер Броун, — советую вам, мистер Гордон, ехать домой. Вам известно, что мы все должны соблюдать тишину и спокойствие. Идите домой, ребята; на эту ночь для вас довольно,— идите, идите; оставьте старика в покое. Возьмите вот это и купите у Скинфлинта что-нибудь для своего угощения. Идите же; — нечего тут думать.

Том Гордон, с мрачным лицом и двумя товарищами по бокам, отправился домой; по отъезжая, он обратился к Клейтону и сказал:

— Вы услышите обо мне в непродолжительном времени.

— Как вам угодно, — сказал Клейтон.

Спутники Клейтона и сам он занялись теперь приведением в чувства Диксона и его жены и восстановлением спокойствия в перепуганном семействе. Жена Диксона была отнесена в коттедж и уложена в постель. Мистер Диксон вскоре оправился да такой степени, что мог сидеть. Прибывшие джентльмены осыпали его выражениями сочувствия и сожаления. Один из них был старшиной в церкви, прихожане которой приглашали мистера Диксона на проповедь. Старшина нашёл теперь прекрасный случай подтвердить некоторые из своих, прежде выраженных мнений.

— Вот, мистер Диксон, — сказал он, — это обстоятельство доказывает справедливость моих слов. Образ ваших действий не приведёт ни к чему хорошему,— вы сами видите. Если б вы согласились не говорить об этом щекотливом вопросе, вы бы никогда не были поставлены в столь неприятное положение. Вы видите, что здешнее общество имеет свои особенности. Они не могут терпеть рассуждений о невольничестве. Мы не менее вашего испытываем зло от этой системы. Наши души падают под её бременем. Но Провидение ещё не отворяет нам дверей и не даёт возможности что-нибудь сделать. Мы, по необходимости, должны терпеть и ждать, когда Господь, в своё благое время, вызовет свет из мрака и порядок из беспорядка.

Эта последняя фраза, составлявшая часть стереотипного увещания, которое старшина имел обыкновение произносить на собраниях, была произнесена теперь необыкновенно протяжно.

— Я должен одно сказать, — возразил мистер Диксон, — весьма дурной знак, если наши проповеди, не производят никакого значительного впечатления.

— Но, — сказал мистер Броун, — вы должны принять в соображение особенность наших учреждений. Наши негры, при всём своём невежестве, чрезвычайное восприимчивы, легко возбуждаемы, — а от этих качеств можно ожидать страшных последствий. Вот почему так горячо вступаются владетели невольников, когда происходят относительно негров какие-либо разбирательства или рассуждения. Я был в Ношвиле, когда случилась история с Дрессером. Он не сказал ни слова, — не открыл даже рта, но они знали что он был аболиционист, и потому обыскали его сундуки, пересмотрели бумаги и нашли документы, в которых заключались различные мнения о свободе негров. И что же? Все духовные присоединились к этому делу и решили наказать Дрессера примерным образом. Я сам думал, что они зашли слишком далеко. Но что вы станете делать. В подобных случаях люди не рассуждают и не хотят рассуждать. Нельзя даже расспрашивать о таких вещах, и потому каждый должен держать себя как можно осторожнее. Теперь и я со своей стороны желаю, чтобы проповедники ограничились исполнением своих обязанностей. И притом, вы ещё не знаете Тома Гордона. Это ужасный человек! Я бы не хотел иметь с ним дела. Я счёл за лучшее принять снисходительный тон и упросить его удалиться. Признаюсь, я бы не хотел иметь Тома Гордона своим врагом. Во всяком случае, мистер Диксон, если вы намерены распространять своё учение, то я советовал бы вам удалиться из нашего штата. Конечно, мы не имеем права назначать границы внушениям совести; но как скоро убеждения какого-нибудь человека производят смуты и воспламеняют умы, тогда мы обязаны положить этому преграду.

— Да, — сказал мистер Карнет, старшина, — мы обязаны держаться мнений, водворяющих порядок,— обязаны охранять порядок вещей, от которого зависит благоустройство государства.

— Но, джентльмены, согласитесь, что такой образ действий лишает нас возможности свободно выражать свои мысли, — сказал Клейтон. — Если Том Гордон может предписывать, что и как должно говорить об одном предмете, он тоже самое может сделать, относительно и другого; бич, который держали недавно над головой нашего друга, могут поднять и над нашей. Независимо от правоты или погрешности правил мистера Диксона, мы должны поддерживать его положение для поддержания права свободного мнения в штате.

— Священное Писание говорит, — сказал мистер Карнет, — если тебя преследуют в одном городе, беги в другой!

— Это относилось, — сказал Клейтон, — к народу, не имевшему никаких прав свободы. Но если мы подчинимся таким господам, как Том Гордон и его сообщники, то непременно сделаемся рабами деспотизма, какого ещё не существовало в мире.

Но Клейтон говорил людям, уши которых были заткнуты хлопчатой материей, пропитанной леностью и беспечностью. При этих словах они встали и объявили, что пора воротиться домой. Клейтон выразил намерение провести ночь в коттедже мистера Диксона, чтоб успокоить его и, при непредвиденном случае, помочь своим друзьям.

На другое утро Клейтон нашёл своих друзей, не смотря на испуг и оскорбление предшествовавшей ночи, в гораздо лучшем положении, чем ожидал. Они казались спокойными и весёлыми.

— Удивляюсь, — сказал он, — что вы и ваша жена могли встать сегодня.

— Кто служит Богу, тот не теряет силы, — сказал мистер Диксон. — Я часто чувствовал истину этого. Бывало время, когда я и жена оба лежали в постели, и никак не думали, что встанем с неё;— заболевало дитя или встречалось другое непредвиденное затруднение, требовавшее непосредственных наших усилий, — мы обращались к Богу и находили силу. На пути нашей жизни нередко встречались непреодолимые преграды — впереди море, позади египтяне: но море разделялось при воздевании рук наших к Господу. Мои молитвы всегда доходили до Него, Всевышнего. Ему угодно было посещать нас своим праведным гневом, но в тоже время и не оставлял Он нас без милости!