Постоянное усилие выжить оттуда беглецов произвело к этих штатах отдельное сословие, неизвестное до настоящего времени ни в одном христианском государстве, — сословие охотников, которые держали собак, выученных отыскивать мужчин и женщин чёрного племени и, как диких зверей, выгонять их на охотника. Несмотря на то, при всём удобстве такой выдумки, возвращение беглецов из этих укреплений сопряжено с такими издержками и затруднениями, что близость болот постоянно обуздывает сладострастие управляющих. Дрэд взял туда с собой одну вещь — Библию своего отца. В этой книге заключалось для него всё. Но его страстная натура всё умела обращать в орудие своих убеждений и желаний. Глядя за природу во всём её разнообразии, не трудно заметить в ней отражение самых разнообразных мыслей, ощущений и страстей наших. Нам нравится в ней преимущественно то, что согласуется с настроением нашей души. Суровая, недоступная нежным ощущениям душа восхищается шумом водопада, громом снежной лавины, рёвом бури. Так точно и во всём умеет человек находить такие черты, которые особенно близки к его собственному настроению; так Дрэд умел применять к своему положению многое из того, что приходилось ему узнавать из учения методистов, из правил, провозглашавшихся на собраниях и в публичных проповедях. Дрэд слышал, как читали о грозных приговорах, произносимых древними пророками против притеснения и несправедливостей. Он читал о царствах, истреблённых моровою язвою, о страшных бурях, о чуме и саранче; о море, разделённом на двое, по дну которого прошли полчища египетских пленников и в волнах которого погибли их преследователи. Все эти и подобные им исторические воспоминания и нравственные требования глубоко западали в его душу. Отчуждённому от всякого сношения с людьми, по целым неделям не видавшему человеческого лица,— ему чужды были обыденные и прозаические идеи, идеи, которые могли бы охладят его энтузиазм. Нравственность, слышанная, вычитанная и усвоенная им, была высока и чиста, и он, с простодушием ребёнка, не понимал того, как можно допускать отклонения от неё, в пользу обыденных, житейских явлений и мелких расчётов. Он со всем пылом дикаря предался идеям, запавшим в его душу. Самое выражение его мыслей сделалось важным и торжественным сообразно с важностью идей, которыми он был проникнут. Многие выражения были им заимствованы из Библии, с которою он никогда не расставался. Человек, незнакомый с бытом и состоянием негров, не может не заметить, что хотя многие невольники Южных Штатов и не умеют читать Библии, несмотря на то, её сюжеты и содержание распространены между ними до такой степени, что они в разговоры свои нередко вводят библейские изречения. Каково же должно быть влияние этой книги на такую пламенную натуру, при чтении её в уединении, где внимание ничем не развлечено! Неудивительно, что при своём энергичном характере Дрэд умел обратить дикие и непроходимые болота в надёжный и верный приют, — не только для себя, но и для других негров, спасавшихся бегством с окрестных плантаций. Жизнь Дрэда проходила здесь в каком-то мечтательном состоянии. Иногда, скитаясь по этим пустынным местам, он по несколько дней сряду постился и молился, и тогда ему слышались неведомые голоса, и листы библии казались покрытыми какими-то иероглифами. В менее возбуждённом настроении он с обдуманною решимостью пускался на предприятия, необходимые для поддержки его существования. Нельзя сказать, чтоб негры, скрывавшиеся в болотах были совершенно лишены всякого сношения с обществом. Невольники всех соседних плантаций, при всём желании приобрести расположение своих владетелей, в душе ещё более расположены содействовать пользе и выгодам беглецов. Они ясно видят, что на случай затруднительных обстоятельств необходимо иметь друга и защитника в болотах, поэтому нисколько не стесняются, по мере сил и возможности, снабжать беглецов всем, чего последние ни пожелают. Бедные скоттеры, содержатели мелочных лавок в окрестностях плантаций, не стесняются выдавать необходимые товары, на обмен лесной дичи, которою изобилуют болота. Поэтому Дрэд мог приобрести превосходную винтовку, владея которой он никогда не нуждался ни в снарядах, ни в пище. В болотах находились возвышенные места, оказывавшиеся, при некоторой обработке, чрезвычайно плодородными. Подобные места Дрэд обрабатывал или своими руками, или руками беглых, которых принимал под своё покровительство. По своей неусидчивости, он не ограничивался пребыванием в одном только месте; но бродил по всему болотистому пространству в обеих Каролинах и Южной Виргинии, оставаясь на несколько месяцев в одном месте и на несколько в другом. В местах своего пребывания он образовывал некоторого рода поселения из беглых. При одном случае он избавил дрожащую окровавленную мулатку от собак, преследовавших её и загнавших в болота, женился на ней и, по-видимому, питал к ней глубокую любовь. В болоте, примыкавшем к плантации Гордона, он с особенною предусмотрительностью устроил для неё постоянное жилище, и с этого времени сделался известным в той местности более, чем в других. Он обратил всё своё внимание на Гарри, как на человека, которого способности, деятельность и сила характера могли бы сделать из него передового человека между неграми. Гарри, равно как и многие невольники на плантации Гордона, знал о пребывании Дрэда в ближайших окрестностях, часто с ним виделся и говорил. Но никто не обнаружил, что этот факт им известен; хранить тайну составляло отличительную черту в характере невольников. Гарри, одарённый от природы дальновидностью, знал, что его положение было непрочно, что ему необходимо делать снисхождения, которые могли бы послужить ему в пользу в случае его собственного побега. Мелкие торгаши из белых также знали Дрэда, и пока они вели выгодный обмен с ним, он находился вне всякой опасности; короче сказать, Дрэд до такой степени не опасался за свою свободу, что являлся даже на многолюдные собрания и оставлял их без всяких неприятностей. Кажется, этого весьма достаточно о человеке, который должен часто являться на сцене до окончания нашей истории.

В течение немногих дней семейный кружок в Канеме увеличился прибытием сестры Клейтона, — в то самое время когда Карсон, в самом лучшем расположении духа, отправился на северные морские купальни. В ответ на пригласительное письмо Нины, Анна приехала с отцом, который, по обязанностям его служения, должен был находиться в окрестностях этой плантации. Нина приняла сестру Клейтона с обычным радушием, так что Анна весьма скоро и от души полюбила будущую сестру свою, полюбила гораздо больше, чем ожидала. Если б Нина была сама гостьей, то, быть может, гордость не позволяла бы ей быть слишком любезной перед Анной, которой, впрочем, она очень хотела понравиться. Но на этот раз она была хозяйкой дома и имела мавританские понятия о гостеприимстве и привилегиях гостей; а потому беспрестанно занимала мисс Анну разговором, пела для неё, играла на фортепиано, гуляла с ней по саду, показывала аллея, павильоны, цветочный сад, прислуживала в спальне, словом, оказывала тысячи маленьких услуг, тем более очаровательных, что они делались без принуждения. Кроме того, Нина, в маленьком сердце своём, дала себе клятву поколебать горделивую степенность Анны, отнять всякую возможность быть слишком серьёзной и рассудительной, наконец принудить её смеяться и резвиться. Клейтон едва удерживался от улыбки при виде успеха, которым вскоре увенчались усилия Нины. Весёлость Нины, особливо в самой сильной её степени, имела какую-то прилипчивость; она сообщалась всем, её окружавшим, и приводила их в одинаковое с ней расположение духа; так что Анна, в обществе Нины, смеялась над всем и над ничем, единственно потому, что чувствовала себя весёлою. К довершению всего, в Канему приехал дядя Джон Гордон, с его постоянно смеющимся, радостным лицом. Он был из тех неумолкаемых говорунов, которые нередко становятся неоценённым кладом для общества, потому что, так или иначе, они умеют поддержать беседу и придать ей некоторое одушевление. Вместе с ним приехала и мистрисс Гордон, или, как Нина обыкновенно называла её, тётенька Мария. Это была видная, статная средних лет женщина, весьма бы недурная собой, если б черты заботы и нервного раздражения не врезались так глубоко в её лицо. Светлые, карие глаза, прекрасные зубы, и размеры её форм, свидетельствовали, что она родилась в старой Виргинии.