Разговаривая таким образом, дети заснули. Но Тедди проснулся необыкновенно рано.

— Фанни! Фанни! — вскричал он, — ведь Тифф не утонул; я слышал его смех!

Фанни приподнялась, и действительно за маленькой перегородкой, отделявшей маленькую спальню детей от кухни, раздавался смех, весьма похожий на мягкий, искренний смех Тиффа. Иной подумал бы, что в мире нет другой пары лёгких, из которых вырывалось бы такое радостное, звучное " хо! Хо! Хо"!

Дети поспешно оделись и отворили дверь.

— Малютки мои! Господь с вами! — воскликнул Тифф, — я знал, что увижу вас. Хо! Хо! Хо! — говорил он, простирая руки.

Дети подбежали и бросились к нему на шею.

— Как мы рады, Тифф! Мы уж думали, что ты утонул! Мы думали о тебе всю ночь!

— Нет, благодаря Господу! Вы не должны лишаться Тиффа так рано! Тифф должен поднять вас, малютки, на ноги и беречь до тех пор, когда вы будете в состоянии жить без него.

И он снова засмеялся громче прежнего.

— Расскажи, Тифф, как ты миновал опасности.

— Ах, малютки мои! Жизнь моя была на волоске. Я обратился к небу, и говорю: "Господи! Ты ведаешь, что я не о себе забочусь; дети мои так молоды и так неопытны, что я бы не хотел оставить их одних". И я молил Его сохранить меня, ибо Он имеет силу укрощать бурю и море. И вот огромная волна подхватила меня, выбросила прямо на берег,— и, как видите, я здесь! Однако я остался без чувств, без памяти... Не знал, где находился. В этом положении меня нашли добрые люди, перенесли в дом, оттирали меня, давали пить то одно, то другое; наконец сегодня поутру я проснулся свежим человеком, пошёл отыскивал малюток, — и нашёл. Заметьте, дети, слова мои. Господь не покидал нас в шести бедствиях, не покинул в седьмом, — и вероятно приведёт нас к счастью.

И Тифф засмеялся от полноты своего сердца. Его слова исполнились. Через несколько дней небольшая партия, отдохнувшая и подкрепившая силы свои, снабжённая новым платьем, находилась под кровлею великодушных друзей в Нью-Йорке. Туда, в своё время, прибыл и второй отряд, совершивший свой поход под управлением Ганнибала путями и средствами, которых мы не будем описывать. Гарри, чрез благосклонное покровительство друзей, вскоре получил занятие, которое доставляло ему и Лизетте, средства жить безбедно и спокойно. Милли и её внук, старик Тифф и его дети жили вместе и занимали довольно удобное помещение; Милли, поступив стряпухой в одно кондитерское заведение, получала весьма хорошее жалованье; Тифф оставался дома и занимался хозяйством. Года два спустя случилось происшествие столь романического свойства, что, если б это не оказалось положительным фактом, мы бы не решились написать о нём в нашем правдивом повествовании. Мать Фанни имела тётку в фамилии Пейтонов, незамужнюю леди, весьма замечательного характера. При скромной жизни, она накопила огромное богатство, по-видимому, собственно с тою целью, чтоб оно досталось со временем в руки наследников, которые будут знать, что с ним нужно делать. Незадолго перед смертью она поссорилась и вознамерилась отомстить за эту ссору устранением их от всяких притязаний на её богатства. По поводу такой решимости, она завещала всё состояние наследникам своей племянницы, матери Фанни, если таковые наследники существовали; в противном же случае, состояние должно было поступить в пользу сирот. О вызове наследников, между прочим, было сообщено и Клейтону, который немедленно принял необходимые меры к удостоверению личности детей и предоставлению им прав на наследство. Тифф торжествовал. — Я знал, говорил он: — что дети мисс Сью будут счастливы, и что Господь посетит их своею милостью. Фанни, уже довольно взрослая двенадцатилетняя девочка, избрала Клейтона своим опекуном; по его старанию, она помещена была в лучший нью-йоркский пансион, где её ум и наружность развились весьма быстро. Её брат поступил в учебное заведение в том же городе. Что касается Клейтона, то после некоторых осведомлении и соображений, он купил большой и ценный участок земли в той части Канады, где климат не суров и почва весьма плодородна. На этот участок он перевёл своих невольников, и образовал там колонию, которая в настоящее время считается богатейшею и прекраснейшею в округе. Здесь, в хорошеньком доме, он и сестра его живут счастливо, находя истинное удовольствие в образовании тех, которыми они окружены. Успех предприятия Клейтона доказывается тем, что соседние белые фермеры, сначала холодно на него смотревшие, из опасения, что он распространит в их округе праздных людей, вскоре убедились совершенно в противном. Улучшения, которые сделаны были Клейтоном и его переселенцами, удвоили цену имения. Его школы пользуются такой прекрасной репутацией, что соседние фермеры закрыли свои собственные, предпочитая отдавать детей под надзор и покровительство Клейтона и его сестры. Гарри занимает между всеми фермерами почётное место; его состояние и уважение общества быстро увеличиваются. Большая ферма, с полями, покрытыми волнующимся рисом, с ригами и пристройками, свидетельствуют о трудолюбии и энергии Ганнибала, который, вместо того, чтоб убивать людей, рубит деревья и очищает леса. Он находить время, особливо в зимние вечера, читать, не опасаясь более, что кто-нибудь потревожит его. Старший сын его учит в школе места из Юлия Цезаря и часто читает уроки своему восхищённому родителю, который охотно передаёт в его руки пальму учёности. Весёлый приятель наш, Джим, служит душою всей колонии. Свобода сделала его более солидным и весьма энергичным; но весёлость и наклонность пошутить не покинули его; а это обстоятельство делает его необходимым человеком во всех собраниях и сходках. Он работает на своей ферме с энергией, и с негодованием отклоняет от себя идею, что он был счастливее в былое время, когда, ничего не делая, имел много денег. Мы не решаемся привести здесь ещё одно обстоятельство, опасаясь, что оно возбудит неосновательные толки; впрочем, мы обязаны говорить истину. Анна Клейтон, во время посещения одного семейства в Нью-Гэмпшире, встретилась с Ливией Рэй, о которой так много говорила Нина. Весьма скоро они сблизились друг с другом, и наконец между ними образовалась тесная дружба. Клейтон узнал в ней леди, которую встретил в тюрьме в Александрии. Отношения их отличаются самою искреннею дружбою, — и это служит поводом к различным толкам; но уверяем читателей, мы не имеем достоверных источников к подтверждению их, и потому предоставляем каждому произнести приговор по этому предмету по собственному своему усмотрению.

       Клейтон должен был по некоторым делам бывать в Нью-Ирке. Он никогда не уезжал из своей колонии без того, чтоб не привезти Милли какой-нибудь подарок от её старинных друзей. При нынешней поездке он нашёл Милли в небольшом уютненьком домике на одной из загородных улиц Нью-Йорка, окружённую группой детей, между которыми были чёрные, белые и краснокожие. Она собрала их на улицах, вывела из нищеты и теперь оказывала им всем внимание и ласки матери.

— Ах, Бог мой! Мистер Клейтон! Как я рада! — с искренней радостью говорила она, отворяя дверь нежданному гостю, — здорова ли мисс Анна?

— Слава Богу, Милли. Она посылает тебе вот этот свёрток; в нём ты найдёшь что-нибудь от Гарри, Лизетты и всех твоих друзей в нашей колонии. Да неужели это всё твои дети, Милли?

— Да, мистер Клейтон, мои и Божьи; это уж вторая дюжина; первая при местах и поживает себе довольно хорошо; я наблюдаю за ними и от времени до времени посещаю их.

— А как поживает Томтит?

— Ничего, прекрасно; благодарю вас, сэр. Он сделался хорошим христианином, присоединился к пресвитерианской церкви, поступил в одно благотворительное общество и живёт хорошо.

— У тебя, я вижу, тут есть и чёрные, и белые? — сказал Клейтон, бросив взгляд на детей.

— Слава Богу, есть, сказала Милли, кротко посмотрев на группу; я не различаю цвета; мне всё равно; белые дети также хороши, как и чёрные: и я одинаково люблю и тех, и других.