Бытовое значеніе Временнаго Комитета лежало в иной плоскости, нежели его государственно-правовое положеніе. В первое время это разграниченіе не только не было проведено отчетливо, но скорѣе затемнѣно — быть может, из нежеланія разрубать гордіев узел, который представляла собой проблема формальнаго упраздненія Государственной Думы. Состояніе балансированія приводило к вредной сумятицѣ в умах. Вот показательный разговор Рузскаго с Родзянко, послѣдовавшій 18 марта... "В различных газетах — говорил Рузскій — упоминается о Временном Правительствѣ, сочетаемом с Совѣтом Министров. В "Утрѣ Россіи" от 16 марта даже прямо сказано дословно: опубликовано постановленіе Верховнаго Правительства именовать впредь до установленія постояннаго правительства Совѣт министров — Временным Правительством. У граждан тоже замѣтно шатаніе в пониманіи того, что слѣдует считать Временным Правительством. По моему представленію вопрос является ясным, что правительство составляет Временный Комитет из состава членов Думы, являющихся избранниками народа, а Совѣт Министров с министром-президентом кн. Львовым во главѣ есть исполнительный орган"... "Под понятіем Временное Правительство — авторитетно разъясняет Родзянко — надо понимать Совѣт Министров, который и есть исполнительный орган и которому Временный Комитет Г. Д. делегировал от имени народнаго представительства полноту власти. Временный Комитет Г. Д. является органом высшаго контроля над дѣйствіями исполнительной власти и в случаѣ удаленія от власти кого-либо из господ министров — замѣняет таковых"... Сославшись на акт отреченія Мих. Ал., подтверждающій его толкованіе, Родзянко прибавлял: "таким образом никакой неустойчивости нѣт. Временное Правительство носит в"себѣ исполнительную и отчасти законодательную власть по соглашенію с Временным Комитетом Г. Д.". "Во всяком случаѣ должен Вам сказать — возражает Рузскій — что неустойчивость существует, и мнѣ приходилось говорить с лицами вполнѣ солидными и уравновѣшенными, которыя категорически высказывались, что по их пониманію высшим нынѣшним правительством является Комитет Гос. Думы. С этим вопросом связана также присяга. Мнѣ кажется, что слѣдовало бы каким-либо актом разъяснить, чтобы не было поводов для каких-либо кривотолков". — "Я переговорю о ваших сомнѣніях с кн. Львовым, но на-днях выйдет в печати журнал о наших засѣданіях перед образованіем Временнаго Правительства или Совѣта Министров, и тогда все разъяснится. Я прошу вас, однако, придерживаться выше-изложеннаго мною толкованія о распредѣленіи власти"...

Сомнѣнія, связанныя с присягой, были не только на Сѣверном фронтѣ. Деникин вспоминает, что к нему от частей корпуса (в Румыніи) стало поступать "множество" недоумѣнных вопросов, среди них был и вопрос: "Кто же у нас представляет верховную власть —Временный Комитет, создавшій Временное Правительство, или это послѣднее?". Деникин "запросил", но "не получил отвѣта". "Само Временное Правительство, повидимому, не отдавало себѣ яснаго отчета о существѣ своей власти" — замѣчает будущій начальник Штаба Верховнаго Главнокомандующаго революціоннаго правительства. Аналогичныя сомнѣнія возникали во всѣх кругах. Вот донскіе шахтеры, представитель которых спеціально прибыл в Петербург для разъясненія недоумѣнных вопросов и ставил их в засѣданіи Исп. Ком. 19 марта. Эти вопросы обращены и к Совѣту и к Комитету Гос. Думы, который донецкіе шахтеры склонны разсматривать, как высшую государственную власть: Совѣт запрашивался об отношеніи его к "временному правительству", о директивах "проведенія в жизнь классовых интересов", о лозунгѣ — "долой войну"; Комитет Г.Д. просили разъяснить: "какую форму правленія предполагает Комитет", как будут связаны "мѣстныя выборныя организаціи самоуправленія с центральной властью", "оборонительная или наступательная война". Наконец, шахтеры интересовались "мнѣніем всѣх" о времени созыва "Учр. Собранія" и вопросом, "как дѣйствовать против отдѣльных групп, самостоятельно выступающих по вопросам, которые имѣют общегосударственное значеніе". Что отвѣтил шахтерам Исп. Ком., мы не знаем. Но мы знаем, что всѣ вопросы, касающіеся структуры власти, по существу оставались без отвѣта, хотя уже в первые дни при Правительствѣ была во главѣ с Кокошкиным особая "государственно-правовая комиссія" для разсмотрѣнія юридических вопросов, связанных с измѣненіем политическаго строя... Выхода из заколдованнаго круга недоумѣній и противорѣчій не было указано или не было найдено. Ген. Радко-Дмитріев в приказѣ по арміи Западнаго фронта на мѣстѣ по собственному разумѣнію разъяснил "недоумѣнные" вопросы: отмѣнять существующіе законы может лишь "законно установленная власть, олицетворяемая Исп. Ком. Гос. Думы и новопоставленным правительством" ("Изв.", 10 марта). В арміи среди команднаго состава, как указывают даже офиціальные рапорты, на первых порах, очевидно, прочно укоренилось представленіе, что послѣ переворота высшим законодательным учрежденіем остается Государственная Дума, перед которой отвѣтственно новое министерство, составленное из членов Думы[457].

Правительство "упорно", по выраженію Родзянко, не хотѣло созывать Государственную Думу в видѣ антитезы Совѣтам. Эта "антитеза" поставлена была с перваго дня революціи: в глазах одних в видѣ двух враждебных сил, в глазах других — в видѣ сил параллельных. Соглашеніе, достигнутое в Петербургѣ, привѣтствовалось в самых широких кругах. Так Комитет Общ. Организацій в Москвѣ, представлявшій общественность в точном смыслѣ слова, т. е., класс буржуазіи, интеллигенцію и профессіи физическаго труда, 3 марта привѣтствовал "Правительство Гос. Думы" и "Совѣт" за постановленіе об Учредит. Собраніи. В сознаніи демократической общественности укрѣпилось представленіе (которое пытались вытравить идеологи "цензовой общественности"), что Временное Правительство в своем происхожденіи связано с волеизъявленіем двух организацій, представлявших интересы противоположных слоев населенія — и капиталистических, и трудовых. Это представленіе цѣликом не укладывалось в формулу, которая позднѣе в дни перваго правительственнаго кризиса включена в апрѣльскую (26-го) декларацію Временнаго Комитета Гос. Думы: Временное Правительство было создано Гос. Думой при содѣйствіи Петроградскаго Совѣта.

В низах, вопреки всякой соціалистической талмудистикѣ, наиболѣе была популярна формула, гласившая, что "новое народное правительство, во главѣ с кн. Львовым, избрано было Исполн. Ком. Гос. Думы и Исп. Ком. Совѣта Р. и С. Д." — так опредѣлил итог революціоннаго дѣйствія выборный командир зап. бат. лейб-гвардіи Преображенскаго полка в обращеніи к своим, солдатам 3 марта. Поэтому, когда Временному Комитету приходилось обращаться с воззваніями к рабочим, он должен был указывать, что Временное Правительство избрано "по соглашенію с Совѣтом"[458].

"Государственная Дума" и Совѣт — руководили революціонной борьбой, закончившейся низверженіем стараго режима. Государственная Дума не могла, конечно, служить как бы юридической антитезой для Совѣтов, ибо учрежденія эти были разнаго порядка... Автор "Рожденія революціонной Россіи", принадлежавшій к составу "совѣтской демократіи" в общем, думается, довольно вѣрно в своем историческом трудѣ опредѣлил происхожденіе и роль совѣтов в мартовскіе дни. Это "просто был центр революціоннаго кипѣнія", "временный эрзац профессіональной и политической организаціи рабочаго класса", "наскоро сколоченные лѣса вокруг постройки, которые убираются прочь, как только кончается постройка" (Метафору свою автор в сущности заимствовал из рѣчи Церетелли в августовском Госуд. Совѣщаніи). "Система совѣтов, как формальный остов государства — русская передѣлка анархо-синдикализма", была мыслью чужеродною, которая при "зарожденіи совѣтов совершенно отсутствовала".

Близко подходил к толкованію Чернова (или, конечно, вѣрнѣе обратно) и докладчик по организаціонному вопросу на первом всероссійском совѣщаніи совѣтов меньшевик Богданов: "совершенно естественно — говорил он, — что ничего не имѣя, мы, (т. е. элементы демократическіе) в процессѣ революціи, в первые дни революціи, 27 февраля попытались устроить первую организацію— стихійно возникшій Совѣт Р. и С. Д. Будь у нас сильная организація, мы, быть может, имѣли бы политическія партіи, профессіональные союзы и т. д. То обстоятельство, что у нас их нѣт, заставило революціонную демократію в процессѣ революціи, в горнилѣ революціи создать такіе революціонные органы, и это обстоятельство — отсутствіе организаціи — очевидно, увлекло наиболѣе дѣйственные революціонные элементы демократіи на путь созданія Совѣтов. (Добавим, что в "увлеченіи" этой организаціонной идеей сказалось в значительной степени механическое воспроизведеніе рабочей традиціи 1905-6 гг.).