Начиналась революція, и сила вліянія была не у тѣх, кто искал компромисса, а у тѣх, кто подобно Керенскому, на совѣщаніи Городской Думы 25-го, предостерегал от "дара данайцев". Событія в воскресенье 25-го приняли болѣе грозный характер. Войска на Невском дѣйствовали активнѣе, чѣм в предшествовавшіе дни. Были убитые и раненые. По свѣдѣніям командующаго войсками, таковых насчитывалось 40. Свѣдѣнія преуменьшены? — извѣстное количество раненых толпа всегда уносит с собой. Возможно. Однако, один из непосредственных участников уличнаго движенія тѣх дней, рабочій Кондратьев, член большевицкой партіи, не проявляет тенденціи оспаривать офиціальныя. цифры — он их даже уменьшает. Мемуарист, не слѣдящій строго за своим словом, с легкостью скажет, что пѣхота 26-го "довела ружейный огонь до огромной интенсивности. Невскій, покрытый трупами невинных, ни к чему не причастных людей, был очищен" (таково утвержденіе Суханова. По воспоминаніям Керенскаго толпу на Невской, как и в других кварталах, разстрѣливали уже 25-го). Но плохо выполнит свою функцію историка революціи тот, кто в угоду своему революціонному чувствованію (или механически повторяя публицистическіе пріемы политической борьбы современников революціонных дней) воспроизведет ходячую молву того времени, исчислявшую жертвы воскресенья 26-го "тысячами". На страницах работы Чернова можно найти описаніе того, как 26-го на кишащем людьми широчайшем Невском проспектѣ ружейный огонь был доведен до огромной интенсивности, и мостовая усѣяна тѣлами безоружных — в том числѣ стариков, женщин и дѣтей. Только издали, в атмосферѣ заграничнаго невѣдѣнія можно было еще говорить о "недѣлѣ кровавых битв рабочих", как писал Ленин в серединѣ марта. Гипербола в изслѣдованіи будет исторической фантастикой.

При "рожденіи революціонной Россіи" народная толпа в изображеніи Чернова "в теченіе болѣе недѣли обстрѣливалась пулеметами городовых с вышек и чердаков и ружейными залпами солдатских цѣпей, разгонялась ударами сабель и нагаек конной полиціи". Дѣйствительность была нѣсколько иной. В изображеніи рабочаго Кондратьева 26-го на Невском лишь "небольшая группа студентов и рабочих" пыталась устроить демонстрацію. Послѣ разгона ея "уже не было никаких попыток" уличных выступленій — на Невском "была пустота'' и только "на панели ходили вооруженные патрули и разъѣзжала конница". Очевидцы, наблюдающіе небольшой сектор дѣйствія, склонны обобщать. По офиціальным свѣдѣніям полиціи (их ген. Мартынов заимствовал из матеріалов Чр. Сл. Ком.), стрѣльба была на Невском пр. в воскресенье к четырех мѣстах, и число жертв было больше, нежели указывали с одной стороны Хабалов, с другой Кондратьев. Но и эта поправка не может измѣнить общей картины. Столица мѣстами, дѣйствительно, напоминала собой "боевой лагерь'": "всюду патрули, заставы, разъѣзды, конница"— списывали позднѣе совѣтскія "Извѣстія" 8 марта боевые дни. Из этого описанія современники-мемуаристы и заимствовали свои свѣдѣнія об "усиленных разстрѣлах" 25-го и 26-го, о залпах "из невидимых засад", о пулеметах, разставленных "на колокольнях, в верхних этажах домов, на вокзалах и пр.". В дѣйствительности произошло то, что предсказывал ген. Рузскій, и что предусмотрѣть никто не может, когда случай бросает искру на пороховую бачку. В момент, когда в руководящих подпольных кругах казалось, что "правительство побѣдило", когда, как мы видѣли, раздавались уже скептическіе голоса, и начинались колебанія, тогда именно стихійное уличное движеніе перебросилось в армію...[184]

Военный бунт превратил уличные безпорядки в торжествующую революцію. Поворот в массовой психологіи совершила стрѣльба в народ 26-го. На этой почвѣ произошло выступленіе волынцев, увлекших за собой часть Преображенскаго и Литовскаго полков. Снѣжный ком вызвал лавину: "Если войска станут на сторону забастовщиков — предостерегающе докладывало Охранное Отдѣленіе — ничто не спасет от революціоннаго переворота". Один из освѣдомителей Охр. Отд. доносил еще 25-го по начальству, что, если безпорядки не будут подавлены, то "к понедѣльнику" (т. е. 27-му) возможно ждать сооруженія баррикад. Побѣду революціи предопредѣлило не бездѣйствіе власти — не то, что, по выраженію состоявшаго «при командующем войсками ген. Перцова (в показаніи слѣдователю), "событіям был предоставлен, как бы, естественный ход". Не будем слишком обольщаться показаніями современника — рабочаго провокатора Шурканова, доносившаго по начальству 26 февраля: "так как воинскія части не препятствовали болѣе... то массы получили увѣренность в своей безнаказанности и нынѣ послѣ двух дней безпрепятственнаго хожденія на улицах, когда революціонные круги выдвинули лозунги: "долой войну" и "долой самодержавіе", народ увѣрился в мысли, что началась революція, что успѣх за массами, что власть безсильна подавить движеніе в силу того, что воинскія части на ея сторонѣ". Нѣт, не это чувство "увѣренности в своей безнаказанности" вызвало поворот. Суханов вспоминает впечатлѣніе собравшихся у Горькаго вечером 26-го, послѣ телефонных разговоров с "различными представителями буржуазнаго и бюрократическаго міра". Мемуарист отмѣчает факт, который представляется ему странным: "разстрѣлы оказали большое вліяніе на всю ситуацію, они произвели крайне сильнее впечатлѣніе не только на обывателей, но и на политическіе круги... разстрѣлы вызвали явную реакцію полѣвѣнія среди всей буржуазной политиканствующей массы"...[185]

Казалось необходимым отмѣтить еще раз всѣ эти черты, так как до сих пор еще держится легенда о том, что революцію вызвала провокаціонная стрѣльба полиціи (см., напр., предисловіе проф. Пэрса к книгѣ Керенскаго). Невольно вспоминается, как в единственный день существованія Вcероссійскаго Учредительнаго Собранія, в день его открытія, представитель с. д. фракціи, б. член революціоннаго правительства Скобелев сравнивал "драматическую обстановку" 18-го года с послѣдними часами царизма, когда "старые слуги стараго режима, в офиціальных формах и замаскированные, стрѣляли из-за угла... с крыш в мирных демонстрантов". Надо и эту легенду, нашедшую себѣ отраженіе в исторических трудах Милюкова, окончательно сдать в архив. "Протопоповскіе пулеметы" существовали только в возбужденном воображеніи современников.

Эта, легенда родилась еще до революціи. Тогда молва, доходившая до кафедры Гос. Думы, утверждала, что правительство провоцирует народные безпорядки для того, чтобы имѣть основаніе заключить сепаратный мир с Германіей. Акредитованные при русском правительствѣ иностранные дипломаты (в частности Бьюкенен) спѣшили сообщить о той роли, которую играет в данном случаѣ министр вн. дѣл Протопопов. В начальный момент февральских дней "глупые и слѣпые выверты" о провокаціи (мы знаем, что это — выраженіе дневника Гиппіус) были первым отзвуком на начавшіеся безпорядки, — о том свидѣтельствуют не только воспоминанія современников (для Ломоносова "ясна" была полицейская провокація), но и дѣйствительныя записи 17-го года. Так Каррик в Петербургѣ в свой политическій фольклор 25-го февраля занес упоминаніе, что "всѣ" считают событія дня "провокаціей"; равным образом и моряк Рейнгартен в Гельсингфорсѣ позже, 27-го, записывает, "всѣ говорят об участіи правительства в провокацій". Успѣх революціи измѣнил формулировку легенды — стали говорить не столько о "провокаціи", сколько о подготовкѣ министром вн. д. "кроваваго" подавленія ожидавшихся народных волненій (Керенскій).

Легенда в обоих своих варіантах была предметом вниманія Чр. Сл, Комиссіи, но усиленное удареніе, конечно, было сдѣлано на пулеметах. Послѣ того, что было уже сказано, мы можем оставить в сторонѣ никчемную версію, в которую увѣровал комиссар Врем. Прав, член Думы Бубликов (отчасти и другіе), о том, как правительство устроило революцію не только для заключенія сепаратнаго мира, но и сдѣлало это по соглашенію с Германіей, В свой дневник первых дней послѣ ареста Протопопов с полной правдивостью мог занести: "Клянусь, я не допустил бы провокаціи". Можем мы отбросить и занесенные Гиппіус в дневник 10 марта признанія Протопопова, яко бы сдѣланныя им в момент ареста в Таврическом дворцѣ в цѣлях поднять себѣ цѣну в революціонных кругах: "я остался министром, чтобы сдѣлать революцію". "Безумный шут" — отмѣтила писательница, но ничего подобнаго Протопопов не говорил ни в одном из своих многочисленных, противорѣчивых письменных и устных показаній. Мы должны цѣликом перенести вопрос в плоскость разсмотрѣнія разработаннаго правительством плана о ликвидаціи волненій, если они возникнут в столице.