Любопытно, как видный дѣятель партіи, иэвѣстный государствовѣд Кокошкин, фактически входившій в состав правительства, мотивировал в соотвѣтствіи с упомянутым интервью Милюкова необходимость для Россіи пріобрѣтенія проливов: они давно принадлежат не Турціи, а Германіи. И проливы будут или германскими, или русскими. Провидцем Кокошкин оказался плохим.

Можно было наблюдать и столь неподходящую для революціи надпись на знамени одной казачьей части: «выкупаем в германской крови наших лошадей». «Извѣстіям» не нравился популярный среди солдат лозунг: «война до побѣды», и они предлагали замѣнить его словами «война за свободу».

На кадетском съѣздѣ Щепкин связал «стоходовскую панаму» с обращеніем Совѣта к демократіи всего міра — нѣмцы в отвѣт пустили волну газа, от которой погибла масса народа (по свѣдѣніям Алексѣева стравленных газами насчитывалось около 800 человѣк).

Подмѣченное наблюдательным общественным дѣятелем «требованіе» народа в большей степени относилось к тѣм представителям боевого патріотизма, которые прочно окопались в революціонном тылу и из своего мѣста произносили патетическія и обличительныя рѣчи. Их слова на тему: «хоть рубашку с нас снимите, но Россію спасите», опредѣленно звучали фальшиво.

Из телеграммы Ставки о Стоходѣ явствует, что эта операція была задумана еще до начала русской революціи. Алексѣев говорил: «в теченіе послѣдних пяти недѣль по свѣдѣніям, получаемым, как от плѣнных, так, и путем воздушной развѣдки, совершенно опредѣленно намѣчалось стремленіе противника произвести атаку против нашего плацдарма на лѣвом берегу Стохода... Представлялось вполнѣ опредѣленным, что противник попытается произвести наступленіе с наступленіем оттепели».

За статью в «Правдѣ» о «манифестѣ 14 марта Суханов упрекал Каменева в «оборончествѣ». 25-го марта, по поводу агитаціи в Кронштадтѣ «побросать оружіе, заклепать пушки, испортить поставленныя мины», «Правда» помѣстила особое воззваніе к гарнизону, приглашавшее не вѣрить подобнаго рода провокаціонным призывам.

Мы говорим, конечно, не о ленинской концепціи превращенія міровой войны во всемірную гражданскую бойню под пролетарским стягом.

Любопытно, что побѣдоносную Францію эпохи «великой революціи» — «сильную духом и вѣрой в свѣтлое будущее родины», вспомнил в приказѣ 5 марта командующій 10-й арміей ген. Горбатовскій, отставленный новой властью.

Интересно, принимая во вниманіе последующую судьбу в дни революціи ген. Гурко, отмѣтить, что новый главнокомандующій Западным фронтом, в своей телеграммѣ военному министру 24-го марта, выражал твердую уверенность, (что народ, который сумѣл добиться политической свободы, «должен сумѣть завоевать себѣ и политическую свободу внѣшнюю»... «Армія вполнѣ проникнута сознаніем тѣсной связи того и другого; нужно, чтобы и весь народ в тылу и его руководители прониклись тѣм же, и тогда побѣда обезпечена, но ее нужно вырвать у врага, а не надѣяться, что она сама к нам придет вслѣдствіе неумѣлых и нерѣшительных дѣйствій противника».

Измѣнившееся настроеніе настолько затемнило память Алексѣева, что в своем послѣдующем дневникѣ по поводу іюньскаго наступленія он записал: «в началѣ апрѣля высшіе начальники высказали мнѣніе, что о наступательных операціях немыслимо думать».

Проф. Легра в свой апрѣльскій дневник записал объясненіе Милюкова, что серьезному наступленію препятствует лишь продовольственное дѣло. которое было неосуществимо в тогдашних условіях.

Выступленіе Милюкова было сугубо «безтактно», ибо как раз в этот момент остро стоял вопрос о «займѣ свободы». Интервью в газетах появилось в день похорон жертв революціи.

Происходившая в эти дни в Москвѣ конференція народных соціалистов, которые были как бы внѣ совѣтской общественности и ея «интернаціональнаго міросозерцанія», «оборонческіе» взгляды которых сомнѣнію не подлежали, очень опредѣленно высказалась против каких либо «завоеваній». Формула эта была популярна, — она повторялась и в обращеніи к Совѣту Пироговскаго Съѣзда 8-го апрѣля и Учительскаго Съѣзда 10-го.

Керенскій в Совѣщаніи Совѣтов увѣренно говорил, что измѣненіе цѣлей войны в Россіи вызовет измѣненіе этих цѣлей у всѣх держав — это «несомнѣнно», это «ясно, как день».

«Революціонная демократія» несомнѣнно возлагала большія надежды на свой проект созыва в Стокгольмѣ, в концѣ іюня, международной соціалистической конференціи, главной задачей которой представлялась, выработка «путей и средств» для «борьбы за мир». По отношенію ко времени, о котором у нас идет рѣчь, это было — будущее, ибо постановленіе Исп. Ком., относительно обращенія к соціалистическим партіям и центральным профессіональным организаціям «всего міра» по поводу созыва такой конференціи, было сдѣлано лишь 20-го мая. Была ли это только «утопія»? Отмѣтим, что представитель русскаго дипломатическаго вѣдомства в Лондонѣ, К. Д. Набоков, был увѣрен, что осуществленіе этого проекта привело бы к компромиссному миру. Идея созыва стокгольмской конференціи отнюдь не принадлежала большевикам, как предполагает, напр., проф. Перс (очевидно, и Милюков). Перс, бывшій в то время в Россіи и прикомандированный к англійской военной миссіи, утверждает, что он сам слышал агитацію большевиков на фронтѣ за заключеніе мира в Стокгольмѣ. Очевидно, англійскій историк не слишком глубоко проник в отношенія соціалистических партій : — подлинные большевики являлись, опредѣленными противниками стокгольмской затѣи.

В составленіи самого документа Милюков непосредственнаго участія не принял. Составлен был проект заявленія тѣми членами Правительства, которые были в оппозиціи к внѣшней политикѣ министра ин. дѣл. Это была все та же оппозиціонная «семерка».