Перед тем, как его помазали, он не отдал почти никаких распоряжений, разве только поделил книги между несколькими из своих клириков. Еще загодя, гораздо ранее, он распорядился положить его в землю в южном приделе церкви, между двумя священниками, которых он сам велел похоронить там; он говорил, что любому человеку положено покоиться в сырой земле.
Так текли часы до дня воскресения, и силы его убывали с каждым часом, так что на второе утро недели стоявшие рядом увидели, что ждать осталось недолго. Так оно и оказалось. И в четвертом часу того же дня он умер на шестом году восьмого десятка своей жизни.
Когда он кончался, Хельги с Торкелем распеленали его и подняли на дощатый настил, и там, на их руках, душа распростилась с телом. И там же, на настиле, они в последний раз поцеловали его, и им было мучительно больно оттого, что они расстаются со своим отцом столь надолго — ибо они с детских лет пользовались его отеческой любовью и лаской[662].
Навряд ли можно было найти в нашей стране, да и за ее пределами, мужа, более почитаемого своими друзьями, чем сей блаженный епископ. Об этом свидетельствуют письма архиепископа Торира[663], или архиепископа Гутторма[664] или достославного конунга Хакона[665], и множества иных важных мужей в Норвегии[666]: все они любили его как брата и обращались к нему за помощью, как к отцу, когда он был в Городе[667].
Тело епископа Гудмунда на ночь поставили в ту же комнату, а в среду украсили и понесли в церковь. Подъехал священник Эйольв с Полей[668] и дал те золотые вещи, которые потом закопали в могилу вместе с епископом. Все видевшие тело дивились на него и говорили, что им никогда не доводилось видеть столь светлых и приятных останков, как эти. Священник Йон[669] пел заупокойную службу, а Кольбейн Холодный Свет[670] был распорядителем похорон и произнес много красивых слов, стоя над могилой[671].
Когда тело нашего владыки епископа Гудмунда понесли в церковь, ее предстоятели велели звонить в колокола, что есть мочи. Зазвонили в два колокола, но церковь сильно задрожала, потому что она была уже ветхая. Тогда священник Йон велел звонить в два других колокола; так и поступили. Тут люди ощутили разницу и увидели, что церковь стала прочнее, чем прежде. После этого Йон велел звонить во все колокола сразу, и это было сделано. И люди, бывшие там, рассказывают, что церковь вообще не дрожала: событие это запечатлелось в памяти. В тот день, когда хоронили епископа, произошли и многие другие памятные вещи, хотя об этом здесь не написано, и те, кто был удручен, приободрились[672].
Вот какой обычай молиться был заведен у епископа Гудмунда, покуда он жил. Каждое утро, просыпаясь, он первым делом осенял себя крестным знамением и пел вот это: Adesto deus unus omnipotens, pater et filius et spiritus sanctus etc., затем — Credo in Deum, затем — Confiteor, а потом эту молитву: Omnipotens sempiterne deus, qui es ternus et unus etc., затем Assidue nobis etc., затем Pater noster и несколько Псалмов Давидовых, затем — Domine, exaudi orationem meam, и много иных напевов, хотя они тут не упоминаются[673]. Будем надеяться, что принял он царство небесное и вечную радость вместе со всеми святыми мужами, избранными Господом Богом. Аминь[674].
120. Кончина Торда сына Стурлы.
[1237 г.] Торд сын Стурлы заболел во время поста, когда уже перевалило за его половину. Тогда послали за его сыном Бёдваром, и все сыновья и друзья Торда прибыли и находились при нем. Ближе всего к нему подходил и дольше всего говорил с ним Амунди сын Берга.
Когда болезнь стала одолевать Торда, Амунди попросил его распорядиться насчет имущества. И Торд велел священнику Хауку сыну Аудуна узнать у Бёдвара, согласен ли тот признать его завещание,
— ибо он мой законный наследник.
Но Бёдвар просил отца делить наследство по своему усмотрению. Затем Торд велел выделить Олаву со Стурлой по сотне сотен каждому, а Торду с Гуттормом — по восемьдесят сотен каждому. Валльгерд тоже должна была получить сотню сотен, а дочери Торда — по сорок сотен[675]. При таком раскладе на долю Бёдвара приходилось пятьсот сотен. Стурла получал хутор на Песчаном Берегу и должен был сразу принять его в свои руки.
После этого над Тордом совершили обряд помазания; так он ранее распорядился сам. А умер он в пятницу перед вербным воскресением, в середине дня; перед кончиной он пел, повторяя за священником Хауком: Pater, in manus tuas commendo spiritum meum.
Тело Торда, следуя его указаниям, похоронили на Песчаном Берегу, перед церковью.
Ему было семьдесят два года, когда он скончался. [14 августа 1237 г.] Епископ Магнус скончался летом того же года; он умер за день до Первой Мессы Марии [15 августа 1237 г.]
[1235 г.] Каноник Торвальд сын Гицура умер двумя годами ранее своего брата епископа Магнуса и Торда сына Стурлы; его кончина пришлась на Мессу Эгидиуса [1 сентября 1235 г.]
[1235 г.] В тот год, когда скончался Торвальд, умерли также монах Флоси сын Бьёрна, Сигурд сын Орма и Хельги Толстяк[676].
121. О Гицуре сыне Торвальда.
[1237 г.] Гицур сын Торвальда прожил у Дымов на Озере Пиволюба один год с тех пор, как умерли епископ Магнус и епископ Гудмунд. Он сделался большим хёвдингом. Он был умен и имел много друзей. Гицуру было тогда двадцать восемь лет. К этому времени от пришествия господа нашего Иисуса Христа минуло двенадцать сотен, три десятка и семь лет. Гицур сделался стольником конунга Хакона, своего родича[677], когда ему не хватало одного года до двадцати.
В ту пору сила Стурлы сына Сигхвата была столь велика, что почти никто из живших в стране не мог отстоять свои права в споре с ним. И кое-кто из людей сохранил впоследствии слова Стурлы о том, что он будет считать всю страну покоренной, если подчинит себе Гицура[678].
Гицур был человек среднего роста, но при этом очень ладный, с красивыми руками и ногами. У него был живой, но, вместе с тем, твердый взгляд и быстрая смекалка. Он умел говорить красивее большинства прочих людей в этой стране; его речь была гладкой, и ее единодушно хвалили. Горячность была ему чужда, и он всегда принимал верные решения. Однако бывало так, что когда ему случалось присутствовать при распрях хёвдингов или собственных родичей, он особо не вмешивался: поэтому часто было неясно, кому он намерен помочь. У него была многочисленная родня, и большинство лучших бондов на юге страны, да и в других местах, были его друзьями. В ту пору он и Снорри сын Стурлы хорошо ладили[679].
Олав сын Торда ранее, в ближайшую после кончины епископа Магнуса зиму, сочинил драпу о епископе Торлаке[680]. Во время поста Олав выехал на юг к Палатному Холму: он говорил, что едет за тем, чтобы исполнить свою драпу[681]. На самом же деле он хотел встретиться со Снорри сыном Стурлы, что и сделал на обратном пути. Снорри тогда гостил на Дымах у Гицура.