Достоевский считает, что "земной рай" невозможен еще и потому, что непостижима и непредсказуема, иррациональна природа человека, готового разрушить любое царство гармонии из-за "своего собственного, вольного и свободного хотенья, своего собственного, хотя бы самого дикого каприза, своей фантазии, раздраженной хотя бы до сумасшествия". Объективно в этих словах содержится развенчание не только "проектировщиков" хрустального дворца, но и самого подпольного человека.

Идейно-психологический феномен "подполья" оказался исторически и социально масштабным и потребовал дальнейшей разработки в вершинных романах Достоевского. Лев Шестов все последовавшее за повестью творчество Достоевского охарактеризовал как лишь новую форму примечания к "Запискам из подполья" [66]. Вообще в интерпретации этого произведения нередки были некорректные положения, согласно которым авторская позиция приравнивалась к позиции героя. А. П. Скафтымов составил обзор подобных мнений, задав современную парадигму исследований повести [67].

1864 г. принес Достоевскому смерть двух близких людей: в апреле умерла его жена М. Исаева, в июле – любимый брат и верный соратник Михаил. В попечении Достоевского оказались его пасынок, а также жена и дети М. М. Достоевского, не имеющие средств к существованию. Кроме того, огромный долг – до 25 тысяч рублей – тяжким бременем лег на плечи писателя. Журнал "Эпоха" не принес ожидаемого дохода и в июне 1865 г. в результате банкротства прекратил свое существование. В этих обстоятельствах Достоевский вынужден заключить с книгоиздателем Ф. Т. Стелловским кабальный контракт. Право на издание трех томов сочинений и нового романа, который должен быть написан не позднее 1 ноября 1866 г., продается за три тысячи рублей. В 1866 г. в немецком городке Висбадене, где лечился на курорте, Достоевский начинает работать над романом "Преступление и наказание", но уже в России в октябре того же года он вынужден был прерваться из-за прежнего договора с книгоиздателем: требовалось менее чем за месяц написать еще один роман. Писатель нанял стенографистку, которая помогла ему в срок завершить работу над "Игроком". Вскоре Анна Григорьевна Сниткина стала женой Достоевского и до конца его дней при всей противоречивости характера оставалась верным другом и надежной опорой в жизненных радостях и горестях.

Этот роман завершает первый цикл романного творчества писателя, начатый "Бедными людьми". Но проблематика и поэтика его открыты "великому пятикнижию" Достоевского (так некоторые исследователи по аналогии с ветхозаветным Пятикнижием Моисея называют пять последних романов). За "говорящим" именем западноевропейского города Рулетенбург стоит игровое художественное пространство, по воле автора практически изолированное не только от России, но и от всего внешнего мира. Центром его становится реальный игровой дом (воцсал), силовые линии связывают его с условными "сценическими площадками", где сама жизнь не столько проживается, сколько разыгрывается. Игровая модальность становится определяющей в поведении главных и второстепенных героев, будь то схватка с трансцендентными силами за рулеточным столом, театральные жесты и позы героев, постановка социальных и психологических экспериментов. Реальность как таковая теряет свою ценность в сознании участников Игры. Театр "я"-ролей дает главному герою Алексею Ивановичу ощущение внутренней свободы, но она иллюзорна так же, как мнимой оказывается возможность с помощью расчета, интуиции, высокой или низкой ставки за рулеткой обыграть судьбу, найти единственный смысл в том, что заведомо лишено связей с миром подлинности. Учитель поочередно вычеркивает из своей жизни все социальные роли, кроме одной, эфемерной – роли игрока.

В романе "Преступление и наказание", который писался параллельно с "Игроком", сознание героя также будет безмерно сужено, но сосредоточено не на рулетке, а на опасном интеллектуальном комбинировании, напримеривании ролей Ликурга, Наполеона, Магомета.

Роман знаменует начало наиболее зрелого и плодотворного ("позднего") этапа творчества Достоевского и появление нового типа романа в мировой литературе.

Идеологизм – важнейшее художественное качество поздних романов Достоевского. Миромоделирующим принципом выступает в них та или иная идеологема в разнообразных формах своего воплощения. Это личная сложившаяся система взглядов или идея-страсть (идея Наполеона, Ротшильда, тезис "Все позволено" и пр.), социально-типовая идея поколения, класса, группы ("В стаде должно быть равенство – вот шигалевщина", "Бесы"; "Мы – носители идеи", "Подросток"), мысль общенационального или общечеловеческого масштаба ("Кто почвы под собой не имеет, тот и бога не имеет", "Идиот"; "Мировое дите плачет", "Братья Карамазовы"). Больше того, в своих романах Достоевский допускает грандиозные художественные обобщения "капитальных" исторических идей – христианской, коммунистической и буржуазной [68].

В центр системы персонажей нового романа выдвигаются герои-идеологи: Раскольников, Свидригайлов ("Преступление и наказание"), Мышкин, Ипполит Терентьев ("Идиот"), Ставрогин, Кириллов, Шигалев ("Бесы"), Аркадий Долгорукий, Версилов, Крафт ("Подросток"), старец Зосима, Иван и Алеша Карамазовы ("Братья Карамазовы") и др. "Принципом чисто художественной ориентировки героя в окружающем является та или иная форма его идеологического отношения к миру", – писал Б. М. Энгельгардт, которому принадлежит терминологическое обозначение и обоснование идеологического романа Достоевского [69].

М. М. Бахтин в работе "Проблемы поэтики Достоевского" счел недостатком концепции Б. М. Энгельгардта то, что исследователь "монологизирует мир Достоевского, сводит его к философскому монологу, развивающемуся диалектически" [70]. Исследователь настаивал на диалогизме (или диалогичности) как важнейшей особенности художественного мышления Достоевского. Она состоит в "диалогических отношениях" между автором и героем, между самими героями, между писателем и внехудожественной реальностью, между автором и текстом. Касаясь романного наследия Достоевского, исследователь писал: "…все в романе Достоевского сходится к диалогу, к диалогическому противостоянию как к своему центру" [71]. Романам свойственно "внутреннее диалогизированное изложение… диалог уходит внутрь, в каждое слово романа, делая его двуголосым, в каждый жест, в каждое мимическое движение героя…" [72].

Диалог авторского и "чужого сознания" является принципиальной идейно-эстетической основой еще одной конструктивно-содержательной константы романного мира позднего Достоевского – полифонизма. Заимствованное из теории музыки, понятие полифонизма, т. е. многоголосие, было метафорически перенесено Бахтиным на творчество Достоевского для обозначения неслиянности отдельных "голосов" ("правд", сознаний), свободы и самостоятельности сознания героя-субъекта по отношению к автору, равноправия позиций героев и автора. Неподчиненность идейных линий героев точке зрения автора все же следует усматривать лишь на уровне романной поэтики. Следует также отличать автора-повествователя и автора-творца, который на идейно-эстетическом уровне сохраняет за собой высшую оценочную позицию. Положения исследователя о диалогичности и полифонизме Достоевского до сих пор вызывают противоречивые мнения литературоведов.