Трех-четырех дней достаточно, чтобы осмотреть достопримечательности Лиона: я имею в виду не его мануфактуры и текстильные станки, а памятники архитектуры или истории. Поэтому, после того как вы посетите музей, где вашему взору предстанут: «Вознесение Иисуса Христа» Перуджино; «Святой Франциск Ассизский» Спаньолетто;

«Поклонение волхвов» Рубенса; «Моисей, спасенный из вод» Веронезе; «Святой Лука, пишущий портрет Девы Марии» Джордано; знаменитая бронзовая плита, которая была найдена в 1529 году при раскопках на Сен-Себасть-яне и на которой выбит фрагмент торжественной речи, произнесенной перед сенатом императором Клавдием в бытность его всего лишь цензором, в связи с дарованием Лиону звания римской колонии; четыре античные мозаики, украшающие пол; после того как вы, перейдя к осмотру частных домов, зайдете во двор особняка Жуй на Арсенальной улице, где находится античная гробница, украшенная скульптурной резьбой на тему «Охота Мелеагра», — дар, который преподнес в 1640 году город Арль кардиналу Ришелье, архиепископу Лионскому; после того как вы бросите беглый взгляд на женский монастырь святой Клары, в чьих стенах в 1530 году графом де Монтекуккули был отравлен дофин, сын Франциска I; после того как вы прочтете на фасаде небольшого дома, расположенного в предместье Гийотьер, надпись, которая удостоверяет, что под его кровлей останавливался король Людовик XI:

В ТЫСЯЧА ЧЕТЫРЕСТА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОМ ГОДУ, НАКАНУНЕ ПРАЗДНИКА БЛАГОВЕЩЕНИЯ,

ЗДЕСЬ ОСТАНАВЛИВАЛСЯ БЛАГОРОДНЫЙ КОРОЛЬ ЛЮДОВИК;

после того как вы отыщете в предместье Сент-Ирене, на месте которого некогда располагался античный город, сгоревший при Нероне, развалины дворцов Августа и Севера, а также остатки разрушенных темниц, куда на ночь загоняли рабов, и руины античного театра, где во II веке нашли смерть девятнадцать тысяч христиан, которые удостоились эпитафии лишь в восемь строк, выбитых на каменных плитах пола одной из церквей; после того как вы спуститесь по дороге Этруа, где Жан Жак Руссо провел столь восхитительную ночь и где был расстрелян генерал Мутон-Дюверне, к мосту Ла-Мюлатьер, возле которого начинается железная дорога, ведущая в Сент-Этьенн и недалеко от своего начала проходящая сквозь гору по такому узкому туннелю, что при въезде надпись на его своде гласит:

ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРОХОДИТЬ ПОД ЭТИМ СВОДОМ ПОД СТРАХОМ БЫТЬ РАЗДАВЛЕННЫМ[8];

после того как на обратном пути вы пройдете по площади Белькур, одной из самых больших в Европе, в центре которой затерялась жалкая статуя Людовика XIV, — после всего этого лучшее, что вы можете сделать, если только пожелаете последовать моему примеру, это сесть в восемь часов вечера в дилижанс на Женеву, и на следующее утро, в шесть часов, у Сердонского подъема вас разбудит голос кондуктора, который, стремясь облегчить насколько возможно участь своих лошадей, усвоил привычку предлагать своим пассажирам проделать здесь небольшой отрезок пути пешком; это приглашение все принимают тем охотнее, что кругом расстилается такой величественный и гористый пейзаж, что легко вообразить, будто вы уже оказались в какой-нибудь альпийской долине.

В десять часов мы прибыли в Нантюа, стоящий на берегу прелестного маленького озера с ярко-синей водой, зажатого между двух гор, словно драгоценная жемчужина, которую природа боится потерять. Именно в этом небольшом городке первоначально был захоронен «в бочке, просмоленной изнутри и снаружи и обернутой кожей»[9], император Карл Лысый, умерший в Врио от яда, который дал ему врач-еврей по имени Седекия.

Проехав еще несколько льё, мы остановились на обед в Бельгарде; едва все встали из-за стола, один из моих попутчиков предложил пойти осмотреть то место, где Рона уходит под землю: оно находилось всего в десяти минутах ходьбы от постоялого двора. Кондуктор сначала воспротивился нашему решению, но мы взбунтовались и заявили, что отказываемся ему повиноваться. Он пригрозил, что не станет нас ждать, но мы ответили, что нас это нисколько не волнует и, если он уедет без нас, мы продолжим наше путешествие, наняв другую карету и отнеся все расходы на счет конторы Лаффит-и-Кайяр; поскольку на стороне кондуктора был только кучер, но и тот изменил свое мнение при виде стоявшей на столе бутылки с вином, на которую мы ему незаметно указали пальцем, кондуктор был вынужден уступить воле большинства.

Мы спустились по довольно крутой тропинке, начинавшейся у обочины главной дороги, и уже несколько минут спустя стояли над тем местом, где Рона уходит под землю. С одного берега реки на другой проложен мост, одна сторона которого принадлежит Савойе, а другая — Франции; посередине моста стоят два таможенника, один сардинский, второй французский, и следят за тем, чтобы ни один груз не пересекал границу между этими странами без уплаты надлежащих пошлин. Эти два славных мытаря дружески курили, и каждый пускал кольца дыма на чужую территорию; такая трогательная сцена свидетельствовала о добрососедских отношениях между его величеством Карлом Альбертом и его величеством Луи Филиппом.

Как раз стоя на середине моста лучше всего изучать то чудо природы, которое привело нас сюда. Рона, полноводная и бурливая, внезапно исчезает в поперечных трещинах скалы, чтобы через пятьдесят шагов вновь появиться на поверхности; земля в этом промежутке остается совершенно сухой, так что мост, на котором мы стояли, переброшен не через реку, а через скалу, накрывшую собой поток. Нет никакой возможности узнать, что творится в подземелье, куда устремляется Рона; в отверстие, через которое она уходит вниз, бросали обрубки дерева, куски пробковой коры, собак, кошек, но тщетно поджидали их появления в том месте, где река выходит на поверхность: бездна никогда ничего не возвращала из того, что она поглотила.

Когда мы вернулись на постоялый двор, нас встретил разъяренный кондуктор.

— Господа, — заявил он, грубо водворяя нас в кузов дилижанса, — из-за вас мы потеряли полчаса.

— Подумаешь! — заметил кучер, проходя мимо нас и вытирая рот рукавом куртки. — Мы нагоним эти твои дурацкие полчаса.

Так оно и вышло: хотя подъем был достаточно крутым, кучер пустил лошадей крупной рысью, и, наверстав потерянное время, мы прибыли в форт Эклюз точно по расписанию.

Форт Эклюз — это ворота Франции со стороны Женевы; стоя над дорогой, проходящей прямо сквозь него, и прилепившись к крутому склону, он нависает над пропастью и господствует над всей долиной, где в глубине рокочет Рона. На противоположном склоне, отстоящем от форта менее чем на пушечный выстрел, есть только тропинки, которые известны лишь контрабандистам и непроходимы для войск.

Едва мы въехали в форт, ворота за нами закрылись, а поскольку и противоположные ворота, через которые нам предстояло покинуть его, тоже еще были заперты, мы оказались в положении заключенных. Эти меры предосторожности объяснялись тем, что с момента июньских волнений прошло еще слишком мало времени. Однако предъявить паспорта нас попросили самым вежливым образом, что всегда отличает пехотные войска от жандармерии, а поскольку у всех бумаги были в полном порядке, нас беспрепятственно выпустили из форта, и мы вновь оказались на свободе.

После трех часов пути, миновав Сен-Жени, кучер обернулся и объявил нам:

— Господа, вы больше не во Франции.

Спустя двадцать минут мы были в Женеве.

Женева, наряду с Неаполем, один из самых удачно расположенных городов мира: она лениво возлежит, прислонив голову к подножию горы Салев и протянув к берегам озера ноги, которые ласкает каждая из набегающих волн, и складывается впечатление, будто у нее нет иных занятий, кроме как любоваться видом множества вилл, которые разбросаны по склонам заснеженных гор, высящихся справа от нее, или стоят на вершинах зеленых холмов, цепью тянущихся слева. Стоит ей подать знак рукой, как из туманных далей озера приплывут легкие лодки с треугольными парусами, скользящие по поверхности воды, белые и стремительные, словно чайки, и грузные пароходы, разгоняющие носом пену. Когда видишь это чудесное небо и эти дивные воды, кажется, что этой ленивице не нужны руки и ей достаточно лишь дышать, чтобы жить; однако эта беспечная одалиска, эта праздная с виду султанша является царицей промышленности и торговли: среди двадцати тысяч жителей Женевы насчитывается восемьдесят пять миллионеров.