Голос Роберта, очень низкий, согревал.

— Батика? Росписи по ткани?

Колетт кивнула, довольная, она уже строила далекоидущие планы, однако Роберт огорошил ее:

— А зачем он тебе?

Колетт изумилась, но сочла нужным объяснить:

— Как? Ну это же красиво! И я подумала, что у нас пустоватые коридоры, можно вставить шелк в рамки и украсить их!

Роберт взглянул с подозрением.

— Коридоры можно, да. А мужчины там будут? Кто ведет курс?

Благоразумие умоляло Колетт ответить ему как можно нейтральнее, но Колетт, слегка подуставшая от ревности Роберта, вспылила и хлопнула ладошками по бедрам в досаде.

— Да какие мужчины?! Это же батик! Женщина ведет!

Роберт поднял бровь.

— А что это ты взвилась? Что-то скрываешь под предлогом занятий?

Выяснение грозило зайти слишком далеко, но Колетт уже несло, и вскочив с дивана, она возопила, заглушая музыку:

— Да не знаю я, кто там будет! Ведет женщина, а группа меня не интересует, меня интересует батик! И вообще в ВУЗе мужчин куда больше! И в магазинах тоже!

Роберт нажал кнопку пульта, выключая композицию, голос его зазвучал обманчиво спокойно, но Колетт понимала, что за мнимой безмятежностью может скрываться что угодно.

— Во-первых, сядь. Мне неудобно разговаривать, когда ты скачешь. Во-вторых, Колетт, а зачем ты учишься?

Она на миг застыла, не зная, что сказать. Дикий вопрос! Села на самый краешек дивана, готовая вот-вот спрыгнуть вновь, но Роберт подвинул ее глубже, заключив в кольцо своего объятия и глядя прямо в фиалковые глаза своими голубыми.

— Ты хочешь пойти на работу, весь день пахать и приходить измученной? Наскоро что-то готовить, тяп-ляп убирать, стирать и падать спать, да?

Колетт помотала головой, Роберт продолжил рассуждение:

— Нет? Думаешь устроиться по свободному графику? По твоей специальности не выйдет. Этак в самом деле проще выучиться батику и продавать работы...

— Но... — Колетт запнулась. — Ты же сам предлагал мне подобные места на полный день!

Васильковые глаза глядели серьезно.

— Да. Пока мы не стали жить вместе. Я могу обеспечить нас обоих. И со мной ничего не случится, я всегда буду молод и здоров, ты забыла?

Колетт вздохнула. Он, сейчас такой теплый, горячий даже, такой сильный и надежный, но как долго продлятся их отношения? А ей хотелось сына, похожего на Роберта, правда, скорее победят ее гены...

Роберт не рассказывал Колетт, что дважды следил за ней в продуктовом. Тяжелое он приносил сам, но мелочи Колетт ходила покупать одна. С плеером, увлеченная музыкой, она старательно вычеркивала пункты списка, не обращая внимания на заинтересованные взгляды мужчин, оказавшихся поблизости, оплачивала покупки и шла домой, без сюрпризов. Хотя, оказалось, Колетт не оставила затею насчет обесцвечивающих волосы красок! Тогда вечером Роберт сказал ей будто невзначай: «Белое тебе не пойдет. Увижу тебя блондинкой — выгоню».

Суровое «выгоню» остро врезалось в память Колетт.

Колетт взмахнула чарующими ресницами.

— Я помню... Но это если мы будем жить...

Роберт отозвался как-то странно — не то гневно, не то взволнованно:

— А я-то думал, что мы уже живем. Ладно, батик годится. А насчет твоей учебы я подумаю... Если что-то будет из-за нее страдать...

Колетт закатила глаза.

— Как это ТЫ подумаешь?! Это моя учеба, мое хобби!

Тяжелая рука сжала ее плечико.

— Я все сказал.

Он вновь включил композицию, продолжая обнимать Колетт, и она поначалу обиженно пыхтела, а затем подумала, что пока еще непоправимое не случилось, рано расстраиваться, и, мягко улыбнувшись, устроилась в объятиях Роберта поудобнее.

Магнус рассказывал про мир, где живут удивительные «ездовые» птицы, а Тамико напоказ зажала ушки и возмутилась:

— Что ты нашел в этих безмозглых?! Я и так могу полетать! Никаких птиц, и не уговаривай! Лучше Оливера возьми!

Магнус улыбнулся.

— Он маленький еще, ему нельзя.

Тамико завертела пушистой головой.

— Ну так он подрастет! Нет-нет-нет! Считай, что я их боюсь! Только от прыгунов отмазалась, так теперь эти птицы!

С подобными приступами упертости сложно было что-либо поделать.

***

— Лууу! — Марина подскочила в кресле, смахнув книгу с колен, и бросилась на шею высокому черноволосому мужчине, материализовавшемуся в кабинете внезапно. — Ты улитка! Маленькая смешная улитка!

Лукас подхватил ее и приветственно закружил. Марина хихикала и крепко держалась, а потом взмолилась:

— Ну все, отпусти! Лууу, — она тянула слова, — ну как же так, а?

— Рассказывай, — Лукас усадил Марину в кресло, где она обитала до его прихода, а сам устроился у ее ног, внимательно глядя ей в глаза.

Марина хохотнула.

— Да, улитка ты! Что тут говорить! В домик спрятался! Когда я пришла сюда и не обнаружила никого, даже ехидную Тамико, в первый миг я растерялась... А потом заварила травы, достала книгу и принялась тебя ждать... Час прождала и смекнула: дело нечисто. Совсем... Испугалась... Поплакала немного... А потом подумала, что буду тут ждать, пока кто-нибудь не придет... В кабинете все есть, я сбегала домой, притащила спальник на всякий случай, еще другую книгу, купила готовую еду и устроила засаду, — Марина выглядела загадочной. — Я понимала, что никто посторонний не войдет и что ты за мной наблюдаешь, ну и прекратила волноваться, просто тебя ждала. Ты же видел. Когда прошли сутки сидения тут, я прикинула, сколько еще ты будешь меня мурыжить... А я упорная! Смешной: те же двое суток... Как маленький!..

Лукас просиял.

— Ну вот, теперь у тебя есть на меня компромат — какую глупость я сделал на эмоциях!

Марина придвинулась близко к его лицу.

— Ааа, компромат, что не я одна дурочка... Да уж, Лу, я никак такое от тебя не ожидала! Ты что, все это время на меня дулся?

Лукас улыбнулся.

— Дулся, дулся да сдулся! Было немного, да.

Марина обхватила его за шею, как обожала делать, и притянула его голову к своему животу.

— Теперь мы квиты! Мир? Совсем мир?

Ее сердечко под его ухом билось так быстро...

— Мир!

***

Пестрые листья, охапками сыпавшиеся с деревьев при малейшем дуновении ветра, завораживали. Колетт нравилось набирать полные пригоршни и отпускать их, радуясь тому, как листья, нестройно кружа, падают вокруг нее разноцветным дождем, и ужасно хотелось осыпать Роберта, но Колетт боялась, что ему, нередко такому суровому, романтичная забава окажется не по вкусу.

Они вышли в парк на утреннюю пробежку, правда, Колетт хотелось просто гулять и наслаждаться осенью, но Роберт не поддался на ее уговоры, заявив, что ее изменчивое настроение не повод для отмены тренировки.

Но когда он скрылся из виду, Колетт замедлила бег, а затем и вовсе остановилась, собрала листья и устроила волнующий листопад.

— Тааак, — Роберт появился со спины и совершенно неожиданно, — сачкуем?

Колетт пискнула, она пока не успела отправить в полет все листочки, несколько еще оставалось в ее ладошках. Колетт прижала их к груди, как некогда пакет...

Но Роберт просто сгреб ее в охапку, наклонился и поцеловал так жадно, что Колетт стало жарко, несмотря на довольно морозную погоду.

Ее пальчики ослабли, а листья незамеченными опустились на землю. Они больше не волновали...

Колетт, но не Роберта. Он подмигнул.

— У меня идея: если ты сможешь меня догнать, соберем море листьев и устроим шикарнейший листопад.

Колетт скуксилась.

— Я тебя? Это невозможно!

— Я побегу медленно. Медленнее твоей идеальной скорости. Постарайся уж.

Колетт решила выяснить полные условия.

— А если все же не догоню?

Роберт развел руками.

— Значит, сегодня осеннего праздника не будет.

Колетт вздохнула.

— Ладно, поцелуй меня еще для зарядки, и побежали...

«Зарядка» продолжалась около пятнадцати минут — среди глухих, еще не осыпавшихся кустов. Это было ужасно непедагогично, но Колетт невинно играла на слабостях любимого, а потом пару раз умудрилась догнать его, и заливисто смеялась, когда листочки начинали дивный, но непродолжительный танец — Роберт осыпал ее, Колетт его, и они оба были совершенно счастливы.