«Сколько было на свете красавиц, подобных Плеядам…» Сколько было на свете красавиц, подобных Плеядам, А песок и для них обернулся последним нарядом. Горделива была, отворачивалась от зеркал, Но смотреть на нее — другу я бы совета не дал. «Поистине, восторг — души моей природа…» Поистине, восторг — души моей природа, Я лгу, а ложь душе — напиток слаще меда. Есть у меня господь, и, если в ад сойду, Он дьяволу меня терзать не даст в аду И жить мне повелит в таких пределах рая, Где сладкая вода течет, не убывая. Тогда помои пить не мне в аду на дне, Смолу на темя лить никто не будет мне. «На волю отпущу, поймав блоху, затем…» На волю отпущу, поймав блоху, затем, Что воля — лучший дар, чем нищему дирхем [43]. Как чернокожему из Кинда [44], что в короне, Так этой черненькой, что на моей ладони, Милá земная жизнь: и у нее одна Душа — не более горчичного зерна. «Вино для них светильники зажгло…» Вино для них светильники зажгло. Что им копье, уздечка и седло! Они встают с постелей в поздний час, Вино блестит, как петушиный глаз. Под кожей пальцев их, как муравьи, Ползет — и разбегается в крови, Освобождает разум от забот И горести нежданные несет. Пьют — и судьбы не ведают своей, Лишившей их дворцов и крепостей. И благородства первую ступень Преодолеть не потрудилась лень. А жизнь моя проходит, как в аду, И от нее подарков я не жду. Одна теперь надежда у меня На господина звездного огня. «Он юлит и желает успеха во всем…» Он юлит и желает успеха во всем. Было б лучше тебе повстречаться со львом! Обманули тебя: ничего, кроме зла, Эта дружба коварная не принесла. Если ты не бежишь от людей, почему При тебе ни лисицы, ни волка в дому? Не теряй головы при нашествии бед. Ты преступней, чем твой многогрешный сосед; Ты встаешь на рассвете для мерзостных дел, Хоть немало в ночи совершить их успел. Море зла на погибель нам сотворено: Умирая от жажды, уходишь на дно. «Я не спугнул ее, но птица улетела…» Я не спугнул ее, но птица улетела, И я доверился крылам ее всецело [45]. Мне проповедники разнообразных вер И толкователи с их бредом — не в пример. «Плоть — в землю, а душа — куда спешит из плоти?» У них на свой вопрос ответа не найдете. Когда наступит срок, хотим иль не хотим, Душа, полна грехов, пойдет путем своим. Избрали бы грехи другую оболочку — Судья простил бы их и нам не ставил в строчку. «Ты болен разумом и верой. Приди за словом…» Ты болен разумом и верой. Приди за словом, И тело снова станет сильным и дух здоровым. Не убивай того, кто в море нашел жилище, Четвероногих плоть живую не делай пищей. Красавиц молоком животных поить не надо: Чем обворованное вымя утешит чадо? Не нападай врасплох на птицу, не грабь крылатой: Насилье — тяжкий грех, который грозит расплатой. Пчелиного не трогай меда: из дола в долы За ним к цветам благоуханным летали пчелы И не затем даянья утра слагали в соты, Чтоб мы благодарили сборщиц за их щедроты. Слезами руки отмываю. Зачем же ране — До седины — не понимал я своих желаний? Ты разгадал ли, современник, мой брат случайный, Оберегаемые мною простые тайны? О заблудившийся во мраке, подобно тени! Ты не спешил на светлый голос благих стремлений. Но проповедник заблуждений пришел — и сразу Ты предал совесть, покорившись его указу. Взгляни на собственную веру: в ее пустыне Увидишь мерзость лицемерья и срам гордыни. Прозрев, не окропляй булата росой багряной, Не заставляй врача склоняться над свежей раной. Пришелся бы и мне по нраву служитель бога, Когда б из твоего достатка не брал так много. По правде, тот хвалы достойней, кто ранней ранью Встает и трудится до ночи за пропитанье. Не помышлял для благочестья бежать в обитель, Среди людей, как бедный странник, ходил Спаситель. Зарой меня, когда почуешь зловонье тлена, Иль пусть зловонная схоронит меня гиена. А кто свои страшится кости смешать с костями, Тот вживе сам — что кость сухая в могильной яме. Дурной обычай: мы приходим в одежде черной И с плакальщицами согласно скорбим притворно. Я накануне рокового переселенья Врагу и другу отпускаю их прегрешенья. Твоей хвалы не принимаю: и лучший воин Похвал моих за подвиг ратный не удостоен. Моя душа — верблюд надежный в краю песчаном, Еще по силам ей угнаться за караваном. Под тяжестью плиты могильной былую силу Не восстановит щедрый ливень, омыв могилу. Была б вода живой водою, тогда бы люди Дрались из-за могил в болотах, молясь о чуде. вернуться Чернокожий из Кинда — прозвище родоначальника и вождя одного из южноаравийских бедуинских племен. вернуться Намек на распространенное среди арабов гадание по полету птиц, для чего птицу надо было непременно спугнуть. |
