— Ну что же, — согласились с ней. — Ты уже взрослая, Валя. И мы тебе доверяем. В самом деле, может быть, так будет лучше.

В следующее воскресенье девочки садились в рейсовый автобус на Душанбе.

Дверь открыла женщина лет двадцати трех, невысокого роста, с чуть раскосыми зеленоватыми глазами.

У девочек были такие же глаза.

— Вам кого? — спросила она, запахивая полы ситцевого халатика.

Девочки не знали, с чего начать.

— Вы — Катя? — спросила наконец Валентина.

— Да, Катя.

— А я — Валя.

— Ну и что? — удивилась женщина. — Да вы входите, не бойтесь.

В квартире больше никого не было, и это придало девочкам смелости.

Комната, в которой они оказались, была светлой. Красивая мебель импортного производства: сервант с хрусталем и дорогими сервизами, зеленый диван, стулья с высокими спинками.

— Прошу вас, — сказала Катя, показывая на диван.

Девочки сели и, перекинувшись взглядом, смущенно улыбнулись.

Катя тоже улыбнулась. Она еще не догадывалась, кто они и зачем пожаловали.

— Так я слушаю.

Валя набрала полные легкие воздуха и захлебнулась, закашлялась.

— Да вы что в самом деле? — рассмеялась Катя.

Девочки вдруг поняли, что она добрая. Торопясь, заговорили вместе.

Катя не сразу уловила, что они пытались ей втолковать.

— Погодите, погодите… Так, значит, вы — мои родные сестры?

— Разумеется.

— А где наша мать?

— Так мы же говорим — умерла.

— А вы живете в детском доме? — все больше удивлялась она.

— Правильно.

Потом Катя угощала девочек чаем с вареньем и домашними пирожками. Таких вкусных пирожков с мясом и рисом они еще никогда не ели.

Катя то смеялась, то плакала:

— Бедные вы мои…

Потом она рассказала о себе. Было ей три года, когда мать отправила ее к своим родителям в Куйбышев. Там Катя выросла. Но мать ни разу не вспомнила о ней. Старики печалились — непутевая. Окончив восемь классов, Катя вдруг заявила, что поедет к матери в Душанбе. Ее отговаривали, но она настояла на своем. Тем более что в это время шел набор в техникум, куда ей хотелось поступить.

Она разыскала мать через справочное бюро. Но та ей не обрадовалась. Злая, спившаяся женщина вызвала полное отвращение. Больше Катя не могла заставить себя прийти к ней.

Катя закончила техникум и работала в хлопчатобумажном производственном объединении.

— А ты замужем? — спросила Валя.

— Замужем.

Тут на лицо старшей сестры набежала тень, но она быстро прогнала ее.

Вечером, провожая девочек, Катя сказала:

— Вы заходите, родные ведь. — Поцеловала искренне. — Это хорошо, что вы объявились. Очень хорошо. А то ведь я совсем одна здесь.

Следующая их встреча произошла спустя месяц.

Катя обрадовалась:

— Молодцы, что приехали!

И принялась потчевать домашним.

— Да вы ешьте, не стесняйтесь. В детдоме-то небось такого не дают.

Они стали защищать свой детский дом:

— Он ведь у нас образцовый!

Когда пили чай, Ирина спросила про отца:

— Какой он из себя?

Катя замялась, не сразу нашлась, что ответить. Потом сказала, словно извиняясь:

— Так ведь я вашего отца не знаю.

— Ну тогда расскажи про своего, — не сразу поняла ее Ирина.

— Своего знала. Он музыкантом был, на скрипке замечательно играл. Одно время жил у нас с бабушкой. Только хворал часто, и вот уже лет пятнадцать как умер.

— Пятнадцать? — не поверила Ирина.

— Так ведь у нас разные отцы, девочки, — попыталась мягко объяснить Катя…

Она пришла к ним в детдом в январе. Принесла огромную банку вишневого варенья. Но была грустная, и девочки это сразу подметили.

— Просто голова болит, — уронила она. Однако, прощаясь, вдруг попросила пока к ней не приезжать…

Перед Восьмым марта они получили от Кати поздравительную открытку и десять рублей в конверте.

Тогда они сами сняли запрет и поехали к ней с тортом и цветами.

Катя открыла дверь, обрадовалась:

— Ах вы, мои дорогие сестрички!

— Мы поздравить пришли.

— Спасибо!

В тот день наконец они познакомились с ее мужем. Он сидел на диване в полосатой пижаме, читал газету. Увидев девочек, снял очки с толстыми стеклами и, близоруко щурясь, поднялся навстречу.

— Давно пора познакомиться. Меня зовут Павлом Афанасьевичем.

Он был среднего роста, худощав. Протянул руку с длинными, цепкими пальцами.

— Угощай сестренок, Катюша, — оживленно сказал он жене и помог ей накрыть стол.

Обед прошел весело. Павел Афанасьевич шутил и все больше смотрел на Валентину. Она ему откровенно улыбалась, и под конец он стал обращаться только к ней.

Прощаясь, Павел Афанасьевич тоже просил девочек обязательно заходить.

Катя вернула торт, который принесли сестры:

— Пожалуйста, съешьте там сами.

Она проводила их до троллейбусной остановки.

— В тот раз мы немного повздорили. Характер у моего мужа крутой. Вот я тогда и просила повременить.

Затем сестры приехали в город летом, сразу после экзаменов. Катя была в положении и чувствовала себя неважно.

Павел Афанасьевич сводил девочек в цирк, а когда представление закончилось, повел в павильон «Мороженое»…

В самом конце июня Валя переехала в город. Спустя месяц прислала письмо. Устроилась хорошо. Общежитие, правда, далековато, но какое это имеет значение? Назначила свидание у Кати на ближайшее воскресенье.

Ирина приехала утренним рейсом. Катя была дома.

— А Вали еще нет? — спросила Ирина.

— Нет, — устало ответила Катя.

— Ты лежи, лежи, — сказала Ирина и, весело напевая, приступила к генеральной уборке в ее квартире.

Валя так и не пришла.

— Она хоть к тебе заходит? — спросила Ирина.

— Заходит. А несколько раз даже оставалась ночевать…

Через две недели Катя родила сына. В день выписки приехала Ирина. Валя, оказывается, по настоянию Павла Афанасьевича жила теперь в квартире старшей сестры.

Ирина обо всем догадалась.

— Ну что ты на меня так смотришь? — взорвалась Валя. — Не устояла я, понимаешь? Не рассчитала силы! — И вдруг разрыдалась, как в тот день, когда пришла в детский дом после трагической гибели матери. С тех пор это были первые ее слезы.

— Уйду я отсюда, уйду! — причитала она. — Только Катя пусть ни о чем не знает!

…Стос полюбил картежную игру. Он знал, как в конечном счете выиграть, даже если поразительно не везло.

От Шер-хана это не скрылось:

— Ты — парень фартовый.

Вскоре они стали играть на пару.

— У всех одна цель — как прожить полегче да побогаче, — учил Шер-хан.

С Фатером Стос еще работал вместе. Но Фатер уже примелькался, становилось опасно ходить с ним на дело. Чувствуя настроение Стоса, старик все чаще напоминал ему, что вор с вором должен быть до конца честным.

— Хорошо, хорошо, — недовольно отвечал Стос.

В конце концов он обратился за советом к Шер-хану. Тот обещал помочь и в тот же вечер подсказал, что надо делать.

На следующий день в автобусе Стос вырезал у кого-то карман, передал Фатеру туго набитый бумажник.

При подсчете денег, которые оказались в бумажнике, Стос вдруг придрался к Фатеру.

— Ты уже взял несколько червонцев!

— Да что ты! — обомлел старик.

Обратились к Шер-хану.

— Решит сходка! — хмуро ответил главарь.

Впервые предстояло Стосу выступать на ней в качестве подконфликтного вора.

Собрались опять за кладбищем. Фатер и Стос беспрекословно отдали свои ножи.

— Что еще есть?

— Вот! — сказал Фатер, с готовностью протягивая Шер-хану шило. Он боялся и не мог этого скрыть.

— Объясни суть спора, — обратился Шер-хан к Стосу.

Семен стал подробно рассказывать, как они работали в паре с Фатером. Но в последнее время он стал замечать, что Фатер его обманывает. А вчера произошел такой вот случай.