В конце февраля Иден вылетел в Афины, а через два дня в королевском дворце подписал соглашение о вводе английских войск на территорию Греции. Вскоре в Пирее началась высадка английского экспедиционного корпуса. Корпус насчитывал свыше пятидесяти тысяч человек. Почти одновременно Черчилль отправил Идену конфиденциальное шифрованное письмо – он сообщал ему о слухах по поводу нападения Гитлера на Россию, о германских намерениях ввязаться в балканский конфликт. В заключение Черчилль писал:
«Все это побуждает меня усомниться, располагаем ли мы теперь возможностью предотвратить судьбу, угрожающую Греции… Не следует побуждать Грецию к безнадежному сопротивлению».
Премьер хотел написать более откровенно: не следует отвлекать Гитлера от России, – но воздержался. Надо осторожно высказывать свои мысли.
В то же самое время Черчилль решил для себя: следует предупредить Сталина о том, что Гитлер готовится напасть на Советский Союз. Это тоже создание выгодной ситуации. Нельзя допускать, чтобы Гитлер беспрепятственно вторгся в Россию. Пусть оба противника обессилят себя до предела. Он, Черчилль, сумеет извлечь из этого выгоду…
Март принес новые огорчения. Внезапно снова сгустились тучи – армия Роммеля пришла на помощь итальянским войскам в Ливии. Успехи Уэйвелла, командующего нильской армией, оказались весьма мимолетными. Правда, Уэйвелл разбил десять итальянских дивизий, захватил четыреста танков, больше тысячи орудий и сто тридцать тысяч пленных, за два месяца он продвинулся на пятьсот миль вдоль африканского побережья, но теперь Уэйвелл вынужден отступать под ударами германских дивизий.
Шестого апреля германские войска вторглись в Грецию и Югославию. Венгерский премьер, граф Телеки, покончил самоубийством. Он даже не знал, что его генеральный штаб через голову правительства предоставил немцам свою территорию для нападения на Югославию…
Самоубийство графа Телеки не взволновало Черчилля, как и столкновение английских передовых частей с танковыми колоннами немцев. Стычки в горных проходах имели символическое значение. Не вступая в борьбу, Черчилль отдал приказ эвакуировать экспедиционный корпус из Греции.
«Будем играть, будем играть, – повторял премьер излюбленную фразу. – Британия может проиграть любую битву, кроме последней, – мысленно говорил он, раздумывая о балканских событиях. – Главное – подняться из-за стола с выигрышем в кармане, когда слуги гасят свечи. Свечи еще не погашены. Будем играть».
Черчилль продолжал создавать выгодную ситуацию.
Глава восьмая
I
Эрна Вилямцек, урожденная Кройц, и не подозревала, что ее маленькая судьба, ее жизненный путь, затерявшийся в сплетении миллионов судеб таких же, как и она, людей, соприкоснется с извилистой тропой американского дипломата-разведчика. Ограниченная узким кругом житейских забот, она и не вспоминала о случайной встрече в кино на Шонхаузераллее, что стоит рядом с виадуком электрички, протянувшимся над улицей от Александерплац.
Если бы она только знала, как отразится на ней, на ее семье, больше того – на ее родине тайная встреча двух незнакомых людей в затемненном зале берлинского кино, встреча, невольным свидетелем которой она оказалась! Ну, а если бы знала? Что бы могла сделать Эрна, даже посвященная в тайны международного заговора? Что могла бы она предпринять, молодая, наивно-ограниченная немецкая женщина, довольная уже тем, что ее Франца оставили наконец в покое? Ничего. В те мрачные годы германский народ не мог решить собственную судьбу.
По субботам Эрна и Франц после работы ходили в кино. Франц продолжал работать в пуговичной мастерской Мюллера, и Эрна в конце дня заезжала к нему в Панков. Они медленно шли пешком, покупали билеты в кино и в течение двух часов, забыв обо всем, следили за приключениями, переживаниями героев. Сентиментальная Эрна частенько плакала над чужой судьбой. Но на экране обычно все заканчивалось благополучно, герои преодолевали житейские невзгоды, влюбленные сердца находили друг друга, и Эрна покидала кино растроганная и удовлетворенная. Все обошлось хорошо. Может быть, и они с Францем обретут тихое счастье…
Однажды – это было в конце зимы – Вилямцеки заняли свои места в зрительном зале. Кино заполнилось людьми, и только несколько кресел оставалось свободными. Два из них находились как раз впереди, с самого края среднего ряда. Свет медленно гаснул, когда опоздавший посетитель сел на свободное место. Он был невысокого роста, скорей даже маленький – поверх его лысой головы Эрна свободно могла видеть экран.
Второй посетитель вошел в зал, когда начали демонстрировать старый киножурнал. Эрна досадливо повернулась к нему. Человек отвлекал ее, мешал смотреть, усаживаясь и скрипя откидным сиденьем кресла. Темноту зала заполнили звуки военного марша, дробь барабанов – на экране под Бранденбургскими воротами проходили колонны немецких солдат. Затем показали танки, наступающие на Варшаву, пылающий, разбитый город, выступление Гитлера в поверженном городе. Диктор, захлебываясь, говорил о торжестве германского оружия. Потом показали польскую деревню. Немецкая семья переселяется на хутор. Довольный хозяин осматривает новые владения – коровник, сад. Диктор сказал: «Отныне здесь будут жить немцы»…
Эрна вздохнула: хоть бы их кто-нибудь переселил из Берлина!
Глаза привыкли к мраку. Луч проекционного аппарата бросал достаточно света, чтобы видеть не только экран, но и соседей. Эрна случайно взглянула на спины сидевших впереди нее мужчин. Ей показалось, будто лысый сунул что-то в карман соседа. Так и есть. Но второй ничего не заметил. Эрна толкнула мужа, кивнула ему, указывая вперед, но Франц не понял и спросил шепотом:
– Что ты?
– Потом…
Эрна продолжала наблюдать. Некоторое время лысый сидел спокойно, сосредоточив все внимание на экране. Его сосед осторожно вытащил из кармана пальто пачку каких-то бумаг и переложил их в пиджак. Эрна видела его в полупрофиль – горбинку носа и слегка выдающийся вперед подбородок. Потом в его руке появился другой пакет, что-то вроде туго набитого конверта. Он осторожно сунул пакет в карман лысого маленького человека. Вскоре лысый поднялся и вышел из зала.
Когда сеанс кончился, оба кресла впереди Вилямцеков были пусты.
По дороге домой Эрна рассказала, что случилось в кино. Франц не поверил:
– Это тебе показалось.
– Да нет, я видела своими глазами.
– Не может быть. Зачем им лазить друг другу в карманы?
На том и кончился разговор.
По поводу хроники Франц был иного мнения. Эрна сказала, что хорошо бы переселиться им в Польшу. Он возразил жене:
– У меня нет охоты забирать чужое имущество. Поляков оттуда выгнали.
– Конечно, это плохо, если выселяют с насиженного места. Но уж если так случилось, могли бы поселить и нас. Мы сами не стали бы никого выгонять…
Дома их встретила мать. Она оставалась с внуком, когда по субботам Эрна отправлялась в кино. Сказала, что Францу прислали повестку, приходил какой-то солдат. Вон она, лежит на столе.
Повестка была из военного округа – рядового Франца Вилямцека призывали на военную службу.
– Зачем? Ведь война уже кончилась? – недоуменно спросила Эрна.
– Вероятно, нужно. – Франц еще раз более внимательно перечитал повестку. – На переподготовку. Видишь, я сразу не заметил. Это ненадолго, – Францу хотелось успокоить Эрну.
Из округа рядовому Вилямцеку предписывалось явиться на призывной пункт с вещами через два дня. Так и получилось, что в ту субботу Франц последний раз отработал в пуговичной мастерской. Только все стало налаживаться – и вот тебе на!
В воскресенье поехали к брату. Карл снова предложил поселиться Эрне в деревне – к весне ему нужен надежный человек наблюдать за хозяйством. Молодожены подумали и согласились. Что станет Эрна делать одна? Там хоть будет сыта и в тепле. И сыну тоже как-никак полезнее дышать деревенским воздухом.
