– Да, я понимаю. Благодарю вас. Я постараюсь…

Эрна ушла из гестапо еще больше уверенная, что теперь их счастье с Францем зависит только от нее. Все будет хорошо, если удастся найти Кюблера или кого-то другого, кто испортил им жизнь.

Прошло больше месяца. Эрна стала фрау Вилямцек – они поженились с Францем под рождество. Свадьба была не такая пышная, как у старшего брата. Собраться пришлось не дома – где там поместишься в их комнатенке! Отправились в локаль, где и отпраздновали запоздалую свадьбу. Из гостей были Карл с Гердой, родители Эрны и супруги Мюллеры. Карл Вилямцек пригласил их в надежде пристроить куда-нибудь Франца. Франц так и не мог найти работу. Карл предлагал брату поехать в деревню следить за его хозяйством, но Франц отказался. Попробует еще поискать работу здесь, в Берлине. Фрау Герда специально ездила к Мюллерам, говорила с братом покойного мужа, пригласила на свадьбу, но не сказала, что жених только что вышел из бухенвальдского лагеря.

Дело господина Мюллера расширялось, пуговичная мастерская оказалась доходным предприятием, и Карл надеялся, – может, Мюллер согласится взять Франца к себе на работу. К пивной Мюллеры подъехали на собственной машине. Это произвело впечатление.

Среди гостей была еще Эмми с округлившимся животом. Она приехала одна, без мужа. Вилли снова куда-то исчез. Его целую неделю не было в Берлине.

За столом разговор еле теплился, и, просидев часа полтора, гости стали прощаться. Скрывая неприязнь, Герда нежно расцеловалась с Эрной, даже пригласила к себе – ведь они теперь родственницы. По поводу работы Франца хозяин пуговичной мастерской не сказал ни да, ни нет. Обещал подумать. Ответ он дал в конце января – может взять Франца электриком, ему нужен человек, чтобы следить за моторами.

Молодожены были несказанно рады свалившейся на них удаче. Отправляясь первый раз на работу, Франц натянул комбинезон, висевший без дела почти полгода. За завтраком предупредил Эрну – на фабрику она больше ходить не будет, довольно! Ей и без того тяжело ходить с таким животом, а там стой целый день у станка… Действительно, Эрна просто валилась с ног, возвращаясь с работы. Франц каждый раз встречал ее у проходной, ему все равно нечего было делать. Домой они шли пешком. Франц стал еще внимательнее и заботливее, не давал Эрне шагу ступить одной. Уверял, что это даже хорошо, что он безработный, у него так много свободного времени. Но в душе Вилямцек просто приходил в отчаяние. И вдруг такая удача!

Получилось так, что Эрна оказалась под непрестанным надзором влюбленного в нее Франца. Только дважды, сославшись на то, что ей надо сходить за покупками, Эрна с плетеной сумочкой забегала в гестапо. Нового она ничего сказать не могла. О Кюблере разговора не возникало. В последний раз чиновник гестапо подробно расспрашивал ее о работе. Мимоходом спросил, о чем толкуют между собой ее товарки, какие у них настроения. Эрна не поняла, – мало ли о каких пустяках болтают женщины… Чиновник настаивал. Пришлось вспоминать. Ну, например, кто-то приклеил на стене фотографию из газет, где Риббентроп был снят вместе со Сталиным. Они сфотографировались в Москве, после того как подписали договор с русскими. Мастер приказал сорвать фотографию, но ее напарница возразила: «Раз фотографию напечатали в газетах, никто не имеет права срывать ее». Рабочих, конечно, интересовал портрет Сталина, снимков Риббентропа они и без того навидались. На другой день на месте газетной вырезки появилась другая, точно такая же. Фрау Тиман тогда сказала: «Раз заключили договор с русскими, может быть, и в Германии изменятся порядки». А вообще-то она очень хорошая, трудолюбивая женщина.

Разговор в гестапо происходил, когда Эрна уже бросила работу.

Она не знала, что вскоре ее напарницу арестовали. Но если бы Эрна даже и знала об этом, ей бы и в голову не пришло, что фрау Тиман из-за нее бросили в женский концлагерь.

Постепенно Эрна стала успокаиваться. Вероятно, Франца оставят теперь в покое. Об Эрвине ни слуху ни духу. Ну и слава богу! Но в начале апреля одно событие вновь повергло ее в смятение.

В воскресенье они отправились погулять в Кепеник. Погода стояла теплая, мягкая. На деревьях набухли почки, и воздух был такой свежий. Пахло весной. Они бродили вдоль озера. Эрна переваливалась, как утка. Прогулка быстро ее утомила, и они присели отдохнуть на скамью недалеко от воды. По каналу в озеро прошел беленький пароходик. Его скрывал прибрежный сухой тростник. С палубы доносились крики, смех, песни-марши – гитлерюгендовцы ехали на экскурсию.

Эрна сняла зеленую шапочку, откинула голову, подставляя подурневшее лицо теплому солнцу. На ее губах и под глазами выступили желтоватые пятна. Эрна тяжело переносила беременность. Она попыталась запахнуть поплотнее жакет, но он не сходился на располневшей фигуре. Франц сбросил пиджак и прикрыл ей колени.

– Смотри, простудишься! Может, вернемся домой?

– Нет, мне хорошо. – Она улыбнулась Францу. Ее улыбка осталась такой же светлой.

Между ними на газете лежал недоеденный завтрак. Говорили и спорили, как назвать малыша.

– Давай так, – сказал Франц, – если будет мальчишка, назову я, а если девочка – ты.

– А тебе кого больше хочется?

– Не знаю. Мне все равно. Хорошо и то и другое.

Франц боялся огорчить Эрну. Лучше бы, конечно, мальчик, но он не сказал – вдруг будет девочка!

Они не слышали, как кто-то подошел сзади. Тропинка вилась за скамьей в нескольких шагах. Франц повернулся. Позади них был Кюблер. Он проходил мимо и тоже увидел Франца.

– Руди! Вот неожиданность!

Они поздоровались. Эрна насторожилась. От ее спокойного, умиротворенного состояния не осталось следа.

– Знакомься, это моя жена.

– Мы уже немного знакомы, – Рудольф улыбнулся.

Эрна сразу его узнала. Высокий лоб, прямой подбородок, волнистые черные волосы, поредевшие спереди. Она была как в тумане. Подала руку и оглянулась. Кругом пустынно. В такую раннюю пору на озере бывало мало гуляющих. Это не лето. Первое мгновение Эрна хотела куда-то броситься, звать на помощь. Но это нелепо. Что же делать? Неужели и сейчас он исчезнет?.. А мужчины разговаривали как ни в чем не бывало.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Франц.

– Дышу воздухом. Так же, как вы. Ну, как поживаешь?

Рудольф не сказал, что его привело в Кепеник. Он надеялся: может быть, издали увидит жену или сына. Они обменивались фразами, как это бывает при встрече давно не видавшихся приятелей. Потом Кюблер извинился перед Эрной и отозвал в сторону Франца. Они заговорили вполголоса. Стиснув руки, Эрна сидела, охваченная паникой, и только старалась как-нибудь, чем-нибудь не выдать своего чувства. Что делать? Что делать?.. Она так и не приняла решения, когда мужчины вернулись к скамье. Эрне показалось, что Франц чем-то расстроен. Кюблер простился.

– Значит, как-нибудь встретимся. До свидания!

Когда Рудольф отошел, Эрна спросила:

– Что он тебе говорил?

– Спрашивал, где я работаю. Пойдем пройдемся…

– Нет, поедем домой. Я действительно себя плохо чувствую.

Еще в трамвае Эрне показалось, что у нее начинаются схватки. Закусив губу, она молча преодолевала боль. Франц заволновался:

– Что с тобой?

– Не знаю…

Ночью ее пришлось отправить в лечебницу. Через два дня Эрна родила девочку. Франца пустили в палату. Он примчался с цветами. Ему показали дочку. Долго говорить не разрешили. Женщина-врач сказала, что роды были тяжелые, но теперь все благополучно. Возможно, что произошли несколько раньше времени. Не волновалась ли роженица последние дни? Нет, Вилямцек не замечал. Для волнений не было никаких оснований.

В больнице Эрна провела недели две – держалась температура. Потом с неделю лежала дома. В гестапо ей удалось попасть только через месяц после встречи с Кюблером.

Военная зима не принесла больших изменений в жизни семьи Крошоу. Конечно, если не считать того, что Роберта взяли в армию. Его призвали вскоре, как началась война, осенью. Бедные ребята Роберт и Кэт, им так не хотелось расставаться! Роберт уехал как раз в тот день, когда они собирались устроить помолвку. Оба ходили такие грустные, жалко было смотреть. Как они привязались друг к другу…