И тонкая прозрачная преграда бесследно растаяла, когда из пустоты ей навстречу шагнул Эливерт.
Он обнял её, прижал так, словно не мог поверить в реальность. Без лишних слов.
А Настя не решалась выскользнуть из объятий, хотя её тоже одолевали сомнения. Слишком много иллюзий уже повстречала она за Гранью.
— Это ты? Правда? — Рыжая всё-таки отстранилась немного, с подозрением вглядываясь в его лицо, пристально изучая знакомую ниточку шрама у виска. — Ты настоящий?
— А я ненастоящим могу быть? — ухмыльнулся привычно Ворон.
— Тут, знаешь, всё возможно, — скривила губы Романова. — Я уже такого насмотрелась! Аллонду твою видела, кстати… И даже Горбача, а ещё тётку…
В глазах Эливерта застыл ужас:
— Так… ты тоже со мной… бродила?
— Я думала, мне это всё мерещится, — растерянно обронила Анастасия.
Эл качнул головой.
— Наверное, в этом и есть смысл Бездны… Вот так, заново, раз за разом, до конца времён, проживать то, что хочется забыть навсегда. Быть вечным пленником худших дней своей жизни — я не могу представить наказания страшнее…
— А на Небесах тогда вспоминают самые радостные моменты, да? — предположила Настя.
— Пожалуй, — задумчиво кивнул вифриец. — Стало быть, на Бездну обречены те, кому и вспомнить-то доброго о жизни своей нечего…
— Давай уйдём отсюда! — тихо сказала Дэини. — Пока мы снова не заблудились.
— Мы не можем заблудиться — мы не знаем дорогу. Как можно потерять то, чего у тебя и так нет? — Эливерт улыбнулся: — Думаю, надо просто идти на свет…
— Свет? — удивилась Настя, озираясь по сторонам.
— Да, я увидел этот огонёк. Пошёл за ним, и тебя отыскал. Идём!
— Куда? — Рыжая, не понимая ничего, огляделась. — Ты и сейчас его видишь?
— А ты разве нет? — удивился разбойник, показывая направление.
— Эл, постой! Там ничего нет, — заупрямилась Рыжая.
— Есть. Я вижу, — вздохнул атаман. — Просто поверь мне!
— Я верю. Но вдруг это снова какая-то ловушка? Если нас просто хотят заманить… Здесь же всё враньё!
— Только не свет! — снова улыбнулся вифриец. — Свет не обманет…
Настя вспомнила про обещание не отпускать его руки, что бы не случилось, и крепко стиснула ладонь атамана. Но стоило им сделать один шаг навстречу таинственному свету, скрытому от зелёных глаз Романовой, как Эливерт снова исчез бесследно.
А Рыжая очутилась на том самом островке, посреди подземной реки. Одна.
Тёмные воды плескались у её ног. И Настя чуть не ухнула в ледяные глубины. Балансируя на самом краю, она испуганно отскочила подальше.
И вдруг поняла, что стоит на каком-то постаменте. Каменный столб, не больше одного шага в диаметре, окружённый со всех сторон бездонной пропастью. Действительно бездонной. Настя осмелилась заглянуть туда и узнала, как выглядит ничто.
А по другую сторону Бездны, из пустоты поднималась широкая лестница и уводила вверх, опять же в пустоту. По этим каменным ступеням решительно взбирался Эливерт.
Чуть выше, на площадке, между двумя пролётами, его поджидала женщина. Необычная иллюзия рождала ощущение, что Эливерт крошечный, будто муравей, а незнакомка, встречающая его, такая колоссальная, что достаёт головой высоких сводов пещеры.
А ещё она сияла. Настя не могла разобрать черты лица или детали одежды, лишь мягкое свечение, яркое, как солнечный свет. От этого блеска стало больно глаза.
Она перевела взгляд с фигуры в струящемся платье на атамана и не поверила — Эливерт, достигнув женщины, покорно опустился перед ней на колени.
* * *
24 За Гранью
Её сияние ослепляло. Словно солнце сошло в подземные чертоги. От её света на глаза наворачивались слёзы, от её света перехватывало дыхание, от её света жгло в сердце.
Величественная и прекрасная. Непостижимая, как вечность.
Хоть стояла она здесь, в тёмной пещере, казалось, что её ясный лик сейчас пребывал в окружении звёзд. Будучи здесь, она одновременно касалась Светлых Небес своим челом.
Всеобъемлющая грозная сила.
Но её свет, проникающий даже в мысли, был мягким, как спасительное тепло очага в зимнюю стужу. К нему тянулась душа, как тянутся первые юные травы к солнцу по весне, как тянется малое дитя к наполненной молоком груди.
И он склонился к её стопам, потрясённый этим величием.
И он не сразу отважился поднять глаза к её озарённому светом лицу. А, взглянув, задохнулся на миг…
Она — вознесённая до небес, в ладонях своих державшая жизнь и смерть, владеющая всем миром, заполнившая собой всю вселенную — была одновременно и огненным светом, и женщиной, красивой и печальной. Она царила в облаках и скромно стояла на каменных ступенях неподалёку, радушно протягивая руки для объятий, смотрела мудро и нежно…
Светлые прозрачные глаза. Пшеничное золото волос. И бесконечная любовь в каждой родной и такой знакомой чёрточке лица.
— Мама… — недоверчиво проронил Эливерт.
Он уже обманулся жестоко совсем недавно. Мерзкую двуликую нечисть принял за самую родную…
Он не мог снова ошибиться. Это будет слишком горькое разочарование!
Но та, что стояла напротив — не умела лгать. И Ворон знал это откуда-то, знал наверняка. Ни капли сомнений.
Это была его мать.
Но и не только! Она была Матерью для всего мира, для всех живых существ этой вселенной.
Хрупкая женская фигура, а за спиной невидимые крылья, распахнутые как небо.
Она шагнула к нему, мягко коснулась рукой взъерошенных волос, будто благословляя.
— Дитя моё, как я тебя ждала! — и от звука её тихого голоса вздрогнула Бездна, и сердце на миг остановилось, и непрошеные слёзы потекли по лицу.
— Я… пришёл…
— Встань! — шепнула она, протягивая руку. — Ты давно не раб, Эливерт. Ты — сын мой. Люди заблуждаются, считая, что мне приятно видеть их на коленях.
Ворон поднялся несмело. Сдавалось, он даже подумать о ней недостоин. А стоять рядом, и вот так смотреть в лучезарные глаза, прекрасные и чистые, как небо.
— У тебя лицо моей матери… — сдавленно прошептал Эл. Спросил, превозмогая страх: — Это значит, что она... уже…
— Нет, это ничего не значит, — развеяла его опасения Дарующая Жизнь. — Просто ты — мой сын. А я — твоя мать. Вы все — мои дети. Но истинный мой лик увидит только тот, для кого уже нет пути назад. Кто шагнул навсегда за Грань Мира. А для живых этот свет слишком ярок. Не спеши узреть его, дитя моё! Потому я пришла в том обличье, в каком ты хотел бы меня видеть… Разве ты не рад снова взглянуть в эти глаза?
— Я думал, что иду на Суд, — пожал плечами Эливерт, — а встретил собственную мать.
— А разве это не лучший суд? — женщина заглянула ему в глаза, всматривалась долго, словно искала в них что-то важное. — Представь, что так и есть! Ты встретил ту, что дала тебе жизнь. Столько лет не видел ты её лица, не обнимал эти плечи. Что ты скажешь ей, Эливерт? Что ты ответишь, когда я спрошу…
Угасло волшебное сияние — в женщине, смиренно протягивающей к Ворону руки, ничего не осталось от неземной богини.
— Сынок, как же ты жил без меня? — спросила она с тревогой и заботой. — Кем ты стал, Воронёнок мой? Как судьба-то твоя сложилась?
— Не надо! — Эливерт зажмурился, отвернулся в сторону. — Не надо так!
— Видишь, как иногда просто понять, а той ли дорогой ты идёшь? — спокойно и мудро продолжила Великая Мать. — Если тебе стыдно рассказать самому родному человеку о том, что ты делаешь, наверное, это не та судьба, которую стоит прожить…
Атаман открыл глаза.
Наваждение отступило. Прекрасная и величественная, она больше не походила на деревенскую хозяюшку Лаису. Лица Эл теперь не различал вовсе, оно тонуло в облаке света. Но так даже легче.
— Пожалуй, это к лучшему, что я умер, так и не отыскав маму.
— Никогда не поздно, дитя моё. Никогда.
— Даже за Гранью Мира?
— Да, — уверенно кивнула Великая Мать. — Смерть… Нет её, Эливерт! Такой, какой вы, люди, её знаете, и какой вы боитесь — её нет. Хочешь знать, что тебя сюда привело?
