Вереск безмолвно смотрела на него янтарными глазами кошки, и что-то в выражении её лица менялось неуловимо.

— Лидона любит кровавые жертвы, — тихо сказала леснянка после долгого молчания. — Она беспощадна и коварна. Злая река. Я не люблю её. Хоть для меня и сестёр она не опасна. Но я всё равно стараюсь держаться от неё подальше. И тебе советую. Эти воды никогда не упустят случая заполучить новую жизнь.

Вереск соскочила на землю, кивнула приглашающе.

— Пойдём! Я отведу тебя к Первому Древу.

— Зачем? — удивлённо бросил ей в спину Наир.

— Надо ведь тебе куда-то идти, — усмехнулась леснянка, обернувшись вполоборота. — Ты всю ночь собрался стоять здесь и болтать попусту?

— Знаешь, Вереск, я собирался спуститься ниже по течению, туда, где кончаются скалы, и отыскать своих друзей.

— Боюсь, ты больше никогда их не увидишь, — тихо обронила лесная дева, глядя в сторону. — Они в Чёрных Землях. А Хозяин этих владений даже беспощаднее Реки Скорби.

— Я всё-таки надеюсь, — твёрдо произнёс лэгиарн. — Поможешь? Укажи мне путь! И ещё… Мне надо знать, кто такой этот Хозяин.

— Я расскажу, — кивнула Вереск. — А теперь идём! Увидеть Первое Древо тебе не помешает. Оно очень мудрое. Оно родилось вместе с этим миром и умрёт вместе с ним. Ему столько лет, что я даже не знаю сколько. Первое Древо знает ответы на все вопросы.

— Так уж и на все? — не поверил лэриан, послушно шагая за леснянкой.

Следом устало плелась Глелоу.

— Сам увидишь. Тебе его советы точно пригодятся. Ты не очень-то умён. И знаешь слишком мало о Первых Землях. Так что, если хочешь выжить и друзей своих найти, ступай за мной!

— Вереск!

Леснянка обернулась — в сумерках глаза её горели совсем по-звериному.

— Спасибо тебе!

Та в ответ только пренебрежительно фыркнула и пошла дальше, стремительная и лёгкая, как подхваченный ветром осенний листок.

— Шаэлгарди… — неожиданно добавила она через мгновение.

— Что?

— Моё истинное имя. Шаэлгарди.

Кайл всегда спал чутко. Возможно, сказывался жизненный опыт — вечные скитания и ожидание опасности, но, скорее всего, это был ещё один дар лэмаярской крови.

Вот и сейчас сквозь сон уловил нечто встревожившее, открыл глаза и некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине ночи.

Скалы хранили безмолвие. Никаких птиц или насекомых, что привычно стрекотали во тьме лесов или Приозёрной равнины. Снаружи абсолютная тишь.

А здесь, под каменными сводами — шумно посапывает неразличимый во тьме пещеры сильварус, заглушая мерное спокойное дыхание Первого рыцаря. Далард хоть и заявлял, что не уснёт, покуда с ним по соседству зубастый людоед ошивается, сдался быстро и давно уже почивал.

А Дэини…

Кайл понял, что его потревожило сквозь сон.

Снова плачет… Почти беззвучно. Пока все спят, и никто не слышит её тихих всхлипов.

Бедная девочка. Такая сильная, но такая ранимая. Старается и не может удержать судорожно рвущиеся из груди рыдания. Боль, страх и одиночество, словно лезвие клинка, вспарывают сердце, истекают солёными слезами, душат во тьме, как злобные ночные духи.

Северянин умел чувствовать людей.

Давным-давно…

Кея называла это «читать души». В ту пору, когда жил в Эруарде, он умел делать это мастерски. Но с годами Кайл приучил себя не пользоваться этим талантом.

Знать чужие мысли — многие мечтают об этом…

На самом деле, заглядывать в чужие сердца — не самое приятное занятие. Красивые и чистые души — явление редкое. А окунаться в чужие страхи, зависть, ненависть, похоть, жадность или другую подобную мерзость — это всё равно, что с головой нырнуть в гнилое болото или навозную кучу. Кайл не мог побороть брезгливость.

Как можно продолжать улыбаться человеку, когда ты зачерпнул изнутри у него такого дерьма, что тебя наизнанку сейчас вывернет?

Нет уж, чужая душа — потёмки, и лучше туда не заглядывать!

Даже если это душа, достойная уважения. Там тоже бывает такое, что другим видеть и знать не следует. Сомнения, слабости, сожаления. Да мало ли, что ещё!

У каждого должно быть нечто своё, от других запрятанное глубоко, свой секрет. Люди имеют на это право. И кто он такой, чтобы лезть в чужие тайны?

Кайл понимал тех, кто на него злился за подобные выходки — не хотел бы сам оказаться на их месте.

В собственную душу он никого не пускал, да и сам заглядывать страшился. И уж точно не хотел бы, чтобы кто-то другой узнал, что он там, во тьме былого, прячет.

А ещё подобные способности как будто… сближали. Заглянув в сокровенные тайны другого, уже нельзя просто забыть, отвернуться, отмахнуться. Мол, да кто он мне такой!

И это тоже пугало и угнетало.

Кайл не привык привязываться, не привык доверять, не привык быть открытым.

Он — одиночка.

И про проклятие забывать тоже не стоит. Вот так почувствуешь в ком-то родственную душу и навлечёшь на его голову несчастье, сам того не желая.

Нет, уж лучше без этого обойтись!

Далард единственный, кто как-то умудряется обойти проклятие. Но они ведь редко виделись. Служба, дела королевские...

Может, в этом и суть? Это поход на Север их так надолго свёл вместе, а обычно, даром что друзья, пару раз за полгода где-нибудь в Кирлиэсе встречались.

Но сейчас не о Первом рыцаре мысли…

С некоторых пор Кайл начал снова улавливать в себе эти давно забытые ощущения. Слышать чужую душу. Ловить отголоски чужих эмоций. Как будто это отголоски его собственных мыслей и желаний.

Он запрещал себе это. Он одёргивал себя каждый раз, когда что-то внутри тянулось зачарованно, ведомое любопытством, туда, к далёкому свету чужого сердца… Заглянуть за запретную дверь и увидеть сияние другой души. Её души.

Всё выходило из-под контроля, и это пугало. Собственное непреодолимое желание пугало. Собственная слабость пугала. Пугало, что это стремление, давно побеждённое и погребённое, так легко воскресло обратно к жизни.

А ещё пугало то, что он иногда улавливал…

Крохи. Ведь Кайл боролся с искушением нырнуть на самое дно. Но даже кратких соприкосновений душ хватало с лихвой.

С Настей что-то творилось последнее время. Внутри у неё будто звенел набатный колокол. И он не мог ни обращать внимание на этот безмолвный зов. Не мог не чувствовать, что внутри неё словно ураган бушует. Дэини что-то изводило, лишало покоя.

Кайл хотел помочь. Хотел искренне. Ведь ловить отзвуки её терзаний и для него было мучительно.

Но он так и не отважился сделать этот шаг, позволить себе заглянуть в зеркало её души.

А теперь…

Теперь заглядывать нужды не было. Сегодня её тёмную горечь он чувствовал даже на расстоянии. Боль утраты — это слишком знакомо, чтобы суметь отгородиться. Это невозможно не замечать. Сколько бы лет не прошло… Такое не забывается.

Вот и сейчас, даже сквозь сон, её боль обожгла его сердце. Кайл слышал, как Дэини плачет. Хотя с её стороны не долетало ни звука. Чувствовал, как она дрожит, сжавшись в комочек.

Ночью в горах холодно. Стылые камни высасывают тепло, будто пиявки. Сколько не кутайся в тёплый плащ, всё равно не согреться.

Но дело не только в ночной прохладе, эта дрожь…

Ей больно, тоскливо, сиротливо. Вот и дрожит, как слепенький кутёнок, которого отняли от матери и бросили одного.

Кайл силился различить в непроницаемой тьме хотя бы её силуэт...

Странно, и даже немного смешно — ведь казалось, сердце давно льдом обросло, после всего, что в жизни видел.

Но почему тогда жжёт так нестерпимо? Неужто не угас ещё огонь? Может статься, он и согреть ещё способен…

Кайл придвинулся ближе. Замер нерешительно.

А если он ошибается? Если ей вовсе не нужно его участие? Если Дэини истолкует это…

Осторожно протянул руку, коснулся её вздрагивающей спины, почувствовал, как она оцепенела на миг, напряглась всем телом. Полукровка придвинулся ещё ближе, рука его бережно обняла Настю за талию. На пару мгновений он застыл так же, как и Рыжая, слушая, как взволнованно забилось её сердце. Потом укрыл её половиной своего плаща, осторожно прижимаясь к её спине и чувствуя, что бедняжку по-прежнему лихорадит.