— Пустяки… Я чувствовала, что тебя понесет на ночь глядя кататься. Но даже не могла предположить, что это будет дорога на Москву… А как же съемки Сталинграда на натуре?

— А мы все отсняли. Вчера была финальная сцена… Я забыл тебя предупредить? Прости… Съемки в Питере окончены. Зиму мы будем снимать по первому снегу под Волгоградом, а павильонные съемки сделаем в Москве.

— Понятно, — с каким-то сожалением протянула Тереза.

— И все же, — Владимир раскурил еще одну сигарету, приоткрыл окно и отодвинул кресло назад, чтобы вытянуть ноги, — зачем ты купила машину?

— Чтобы почувствовать себя свободной, — выдохнула она и замерла, словно ожидая, что он будет над ней насмешничать.

— Свободной?! — он не издевался, а удивлялся. — Ты?

— Можно себя ощутить свободным, если встать чуть свет. Когда уже не так темно, но все еще спят. Выскочить из города на трассу, почувствовать себя вольным ветром…

— Ветром… — повторил он. — А если пробки?

— Это превратности пути. Они лишь часть его.

— Ты очень интересный человек. Тебя трудно понять.

Надо было ехать. Владимир доел, вернул сидение в прежнее положение и выехал с обочины. После еды и горячего кофе ему стало хорошо и легко. Километр исчезал за километром, дорога стелилась ровно, спокойно.

— Ты еще здесь? — тревожно спросил он.

— Нет, я задумалась просто.

— Слушай, может быть, тебе спать отправиться? — вспомнил он о хороших манерах. И о том, что было уже почти пять часов утра.

— Глупости, все равно не засну. Вот доедешь до Москвы — я лягу. И буду спать целый день. Кстати говоря, где ты находишься?

— Вышний Волочок. Каналы, узкие улочки, мигающие желтые светофоры…

— Половина пути. Это же с какой скоростью ты носишься?

— Обычно не с такой… Это я так, задумался…

— О том, какой ты неприкаянный на ночной дороге? — рассмеялась она.

— А ты о чем? Хотя постой, я знаю… — О продолжении своей гадкой книжки! — довольно съехидничал он.

— И вовсе она не гадкая! — возмутилась писатель-фантаст. — Любой нормальный человек был бы польщен, что его изобразили в образе главного героя. Главного положительного героя.

— Фу! — постарался вложить в голос все свое возмущение актер.

— Тебе лишь бы автора обидеть. А ведь я, автор, существо нежное… — назидательно произнесла Тереза и серьезно спросила: — Тебе что, правда, книга не понравилась?

— Понравилась, — ответил Владимир. — Наверное, я потому и взбесился, что понравилась. Просто видеть себя самого, со всей своей любовью, надеждой, эгоизмом, расчлененного на буковки… Это как-то слишком.

— Кажется, я тебя понимаю, — серьезно ответила Тереза, — прости. Я не хотела…

Владимир испугался вдруг, что их легкий разговор прервется. Поэтому решил поинтересоваться:

— Надеюсь, продолжение ты с меня живописать будешь?

— Конечно, — весело ответила Тереза. — Только я надеюсь, больше ты так обижаться не будешь…

— Значит, — напыщенно проговорил он, — я тружусь у тебя музой?

— Почему музой? — рассмеялась она. — Не музой, а драконом. Главным положительным героем, как я и говорила!

— Расскажи мне, — попросил Владимир, — продолжение своей сказки о драконах.

— Хорошо. Слушай.

Небо у каждого мира своё. Свой цвет, свой нрав. Свои облака… Своё отношение к тому, как его рассекают сильные крылья дракона…

У каждого мира свой ветер: капризный или иссушающий, убивающий или легкий. Ласкающий. Ледяной. Горячий. По-разному принимающий взмах крыла всесильного существа. Дракона.

Небо и ветер этого мира были созданы для него. Они давно признали его Повелителем, а теперь ликовали, поддерживая его крылья, наполняя силой. Они старались обнять его, чтобы показать, что помнят, что знают… Что трепещут.

Рядом с драконом воздух рассекала драконица. Золотистая. Изящная. Чужая. Элеонора прибыла посланницей из другого мира.

— Вон мой родовой замок! — крикнул черный дракон. Он сложил крылья и камнем рухнул вниз, может быть, стараясь произвести впечатление на молодую драконицу, а может, желая побыстрее оказаться в доме, которого он лишился так давно…

Элеонора посмотрела на чудесную технику полета: черный дракон сначала набрал бешеную скорость, а теперь умело гасил ее, чтобы не разбиться. Сама она подобных трюков не любила и не понимала. Поэтому зашла на посадку неспешно, грациозно, с плавного разворота.

Черный дракон уже превратился в человека и теперь нетерпеливо ожидал свою спутницу. Она посмотрела на него, еще будучи драконом, и горько вздохнула: все-таки страшное в своем унижении проклятье получили они, драконы, от матери-земли. Когда-то они в своей гордыне затеяли войну драконов с драконами. Все горело, и даже камни плавились, могло рухнуть все мироздание, — земля отказалась их держать. Для нее они стали слишком тяжелыми. Поэтому ступать по ней теперь они могли, лишь превратившись в человека, существо презренное и слабое.

— Напомни мне, — обратилась к Черному Дракону Элеонора, — ты — тот самый изгнанник, за жизнь которого своей смертью заплатил отец-повелитель?

— Точно, — спокойно подтвердил мужчина.

— Если бы тебя обнаружили в воздухе, тебя бы убили.

— Скорее всего.

— И сейчас, когда ты меня представишь, никто не поручится, что тебе сохранят жизнь…

— Добро пожаловать в мой замок, госпожа Элеонора, — протянул он ей руку. Ему надоел этот бессмысленный разговор.

— Благодарю, — она коснулась его руки своей, — я счастлива доверить вам свою жизнь.

И они отправились в темный зев пещеры, что вел в убежище драконов.

— Скажите, а почему вы отправились со мной? — спросила она, задержав его на секунду.

— Потому что должен, — раздраженно ответил он.

Тереза уже несколько недель каталась по городам и весям, пиаря свою книжку, выходя на сцену в черном платье со своей песенкой о том, что нет любви. А Зубов репетировал «трагедии». Приближался день премьеры. Они перезванивались каждый день и разговаривали подолгу.

— Я завтра утром буду проездом в Москве, — как бы между прочим обронила однажды Тереза по телефону.

— Можно, я тебя встречу? — он замер, ожидая ответа.

— Хорошо, я бы хотела увидеться. Но знаешь, я чувствую себя неловко… Я так решительно уходила летом, столько всего произошло. А теперь…

— Может быть, ты тогда ошиблась? — сорвалось у Владимира. Он был готов прикусить себе язык, но слов не возвратить… Оставалось лишь ждать ее реакции.

— Может быть, — выдохнула она. — Может быть.

За это время они говорили обо всем: о продолжении ее книги про драконов, о фильме, о надеждах, с этим фильмом связанных, о Пушкине и русской литературе, о гимнастике и Якове, о компьютерах и Иване. Не касались лишь темы их взаимоотношений. Она все еще не знала, что сказать, а он боялся думать, что же будет дальше…

Ранним утром он встречал ее на вокзале. Она прибывала из Нижнего Новгорода, а вечером уже уезжала на север, в Мурманск. По пути следования — все крупные города.

У них было несколько часов. «Несколько часов на что?» — задавался он вопросом. У Владимира днем была репетиция, у нее встреча со Степаном. Оставалось лишь это солнечное утро. Солнечное, будто и не октябрь на дворе.

— Поехали домой, — предложил он Терезе, едва та вышла из вагона. Зубов был какой-то хмурый, взъерошенный, явно приготовившийся к ее несогласию и отказам.

— Поехали, — улыбнулась она ему.

Он отобрал у нее сумку и раздраженно сунул ей в руки огромный букет кремовых роз. Потом взял Терезу за руку и потащил за собой.

— Погоди, — услышал за спиной ее прерывающийся голос, — не так быстро.

Владимир резко обернулся: она покраснела, на лбу выступил пот.

— Тереза, — он обнял ее, притянул за плечи, — какой же я дурак, прости. Я так соскучился.

— Я тоже. Сейчас пойдем…

Он заставил себя идти к машине медленно и не превышать скорость за рулем больше, чем было необходимо.