— По-моему, — желчно сказали в ответ, — при нашей последней встрече мы с вами наговорили такого, что Терезе до сих пор нервы треплют… Владимир, вы приехали с ней поговорить?

— Да. Зачем отрицать очевидное…

— И помириться?

— Если получится…

— Марина злится на меня, — печально произнес Тур, — очень злится. Она теперь либо кричит, либо вовсе не разговаривает.

— Да, моя партнерша — женщина решительная. Мне она сказала лишь, что меня убить мало… Я боюсь с ней встречаться. Особенно на сцене. Да и вне ее тоже. Порой мне кажется, я жив лишь потому, что спектакль — дело коллективное, а она не желает подвести родной театр…

— Тереза сейчас находится в Концертном зале у Финляндского вокзала, — вдруг решился Павел. — Знаете, где это?

— Найдем, — радостно ответил Владимир, — спасибо…

— Не знаю, правильно ли я поступаю…

— Вам тоже было приказано не вмешиваться под угрозой увольнения?

— Вы были в офисе?

— Точно, был, — скривился Владимир.

— Мне бы очень хотелось перестать чувствовать себя виноватым.

— А как мне бы хотелось…

Главный вход в концертный зал был закрыт. Владимир стоял около двери, мучительно соображая, кому позвонить, чтобы его пропустили по-тихому.

— Не знакомы с местной спецификой? — спросил подошедший шофер, увидев замешательство нанимателя. — Пойдемте, я вас проведу.

Они вошли через другую дверь, над которой висела алая табличка, где золотом было выведено: «Администрация Калининского района Санкт-Петербурга». По мраморной лестнице они спустились в гардероб, свернули в неприметную боковую дверь, прошли через какие-то подсобки… и вышли уже в гардеробе концертного зала.

— Слушайте, — восхищенно выдохнул Владимир, — вот это чудо! Может быть, вы меня дождетесь? Чтобы я не потерялся в подземных переходах?

Шофер улыбнулся и кивнул. Зубов пошел на голоса. В зале была в разгаре репетиция, сновал народ. Горел верхний свет, на сцене пытался петь бородатый мужчина с гитарой. Его перебивал нервный парень за пультом звукорежиссера. Рядом с парнем стоял Павел Тур. Терезы не было видно.

Владимир решительно пересек зал, обогнул толпившихся возле сцены людей и поднялся по ступенькам за сцену. Тут, за занавесом, он и столкнулся нос к носу с Терезой.

— Вот так-так, — улыбнулась она, но глаза у нее злобно сверкнули, как у хищника породы кошачьих, готового к прыжку. — Добрый день, Владимир Александрович!

— Здравствуй, Тереза, — получилось даже не смиренно, а как-то жалко.

Он понял, что ей не хочется поддерживать разговор. Тереза стояла, вслушиваясь в какие-то звуки и всматриваясь в мужчину, который на сцене пел о крыльях, ангелах и любви… Владимир с трудом вспомнил фразу, которую репетировал в самолете:

— Тереза! Нам надо поговорить.

Тут она дернулась, словно собралась бежать от него через сцену. Зубов поймал ее за локоть, но Тереза упорно шла вперед, пытаясь стряхнуть его руку. Так они и вывалились из-за кулис под недоуменные взгляды исполнителя, двух гитаристов и флейтиста. А еще на них с удивлением посмотрели все, кто находился в зале. Гитаристы сбились, исполнитель замолчал, флейтист издал странный, практически неприличный звук — и на секунду все стихло. Потом раздался возмущенный вопль звукорежиссера:

— Тереза, ну что такое! И ты туда же! Ты же должна была вступить с середины куплета…

Владимир разглядел в ее руках микрофон и почувствовал себя идиотом. Потом громко сказал всем:

— Добрый день! — и ослепительно улыбнулся, он же знаменитый актер, в конце концов.

— Здравствуйте, Владимир! — радостно поприветствовал его парень-звукорежиссер. Он был тогда с Терезой в гостинице. — Простите, но вы удивительно не вовремя…

— Это вы простите, — ответил Зубов, упрямо не уходя со сцены. Ему показалось, что если он сейчас отойдет от Терезы, то потом ее никогда не найдет.

Она улыбнулась легкой извиняющейся улыбкой сразу всем присутствующим, обратилась к нему:

— Пожалуйста, сядь куда-нибудь. У меня два номера, мне надо их отработать. Я не могу всех задерживать!

Владимир спустился по ступенькам, радуясь, что никто на него не пялится и не подходит за объяснениями. Он проникся невольным уважением к людям, которые снова вернулись к своим делам, словно ничего не произошло.

Тереза ушла за кулисы. Снова заиграли музыканты, запел мужчина, потом появилась она. Как же он не увидел тогда, что она пополнела? Не догадался, почему у нее чуть отекло лицо? Ведь все это время, у нее внутри рос человечек… Его человечек. Его и ее…

Он ждал ее, не замечая ничего вокруг. Тереза подошла и молча села рядом с ним. Она поняла, что он не здесь. Дотронулась до его плеча, Владимир вздрогнул.

— Я освободилась на минутку.

— Нам надо поговорить, — произнес он так, будто она с ним уже спорила.

— Надо, — согласилась она, — только сейчас не место и не время.

— Когда? — быстро спросил он.

— Сегодня — выступление. После него я буду не с состоянии выяснять отношения. Завтра у меня открытая лекция для всех желающих в Большом университете. В общем, освобожусь около четырех. Ты сможешь потом меня забрать?

— Хорошо, завтра. Скажи, куда подъехать. Я буду.

Владимир в эту ночь спал плохо. Ворочался, вздыхал и снова погружался в серое, зыбкое марево. Все начинало кружиться — и он старался очнуться поскорее. Просыпался, шел в ванную и пытался водой смыть кошмары… Потом отправлялся спать дальше. Последний раз посмотрел на часы в пять утра. Заставил себя заснуть — снова нырнул в кошмар. Окончательно он проснулся около десяти утра. Голова болела, мышцы ломило. Даже после попойки со Степой он чувствовал себя более прилично.

После душа Владимир залез в Интернет, нашел расписание мероприятий и обнаружил лекцию Терезы — начало в половину второго дня. «Замечательно, туда я и отправлюсь!» Позвонил шоферу уточнить, что они встречаются в четыре на Университетской набережной. Захватил карту Санкт-Петербурга и отправился гулять.

Небо тяжело опустилось на город. На его фоне особенно ярко выделялся желтый собор рядом с домом. Его охраняли суровые черные орлы изгороди. Владимир постоял на ступеньках храма, прислушиваясь к себе, к миру… Вошел, перекрестил лоб и остановился, не зная толком, что делать. Его всегда смущало в таких местах, что кто-то заметит его неловкость, что он может сделать что-нибудь не так. И вместо покоя в душе, которого он так жаждал, придет еще большее смущение.

— Посмотрите, как у нас красиво, — раздался у него за спиной негромкий радостный голос.

Владимир обернулся, у него за спиной стоял священник в рясе. Немолодой благообразный мужчина с удивительно добрыми глазами.

— Красиво у нас и спокойно… Может, вы пришли сюда за этим? — спросил священник. В его глазах Зубов не увидел суровости, только интерес и желание помочь.

— Благословите, батюшка, — неожиданно для себя попросил он.

Владимир вышел на улицу спокойный, умиротворенный и благодарный… Не торопясь дошел до Фонтанки, потом, сверившись с картой, до Невского проспекта. Остановился полюбоваться величественными колоннами Казанского собора. И посочувствовал тем, кто давился в пробке в этот час — Невский был забит намертво. Вспомнились слова Терезы, что в центр города надо ездить на метро.

Вдруг Владимир вспомнил, что с утра не завтракал. Зашел в первый попавшийся ресторанчик, заказал много еды и кофе. Вспомнил, что дома еды нет, а он туда собирался везти Терезу. Сделал несколько звонков. Заказал и еду, и напитки, и даже охапку роз — непременно кремовых — в количестве ста одной штуки.

Зубов пришел в Университет до начала лекции и обрадовался, увидев еще практически пустой огромный белоколонный зал. Он забился за колонну, выбрав место таким образом, чтобы с кафедры его не было видно. Постепенно собралось много народу, и появилась Тереза, непривычно строгая и серьезная, в черном костюме. Какая-то другая.