— Но я надеюсь, что это ненадолго… Что после выставки…

— Безусловно, после выставки. А сейчас — что?

— О чем тебя просил Роберт? — подняла голову Лиза — и посмотрела с легкой насмешкой.

Тереза пожала плечами:

— Позаботится о тебе. Уговорить принять его помощь.

Лиза была недовольна. Картинами — они ведь явно недоделаны, что бы там ей ни говорили. Собой — она так нервничала перед началом выставки, что у нее стучали зубы.

И светом. В особенности она была не довольна светом в зале, где должна была проходить выставка — это была отдельная глобальная катастрофа.

— В идеале, он должен быть дневным, — выговаривала она представителю технической службы. — И литься из окон. Тогда восприятие картин будет правильным.

— Но выставка будет вечером! — пытался возражать он. — И мы уже поменяли лампы во всем зале. Причем два раза. Теперь поставили теплый оттенок 6700 — он наиболее приближенный к солнечному свету.

— Стало лучше, — даже согласилась с ним эта сумасшедшая беременная художница, — но надо направить лампы, которые освещают сами картины, чуть по-другому.

И она совершила попытку залезть на стремянку.

— Нет, — раздался у нее над ухом тихий, но весьма недовольный голос Роберта. — Ты туда точно не полезешь.

Представитель технической службы и рабочие посмотрели на него с благодарностью.

Лиза взвилась:

— А с чего ты мне указываешь?

— Подай на меня в суд, — отозвался Роберт и скомандовал. — Guys, приступайте.

— Откуда ты тут взялся? — шипела Лиза.

— Как только разрешили включить телефон, я увидел массу пропущенных звонков от Терезы и Шейлы. Меня позвали на помощь — я и приехал.

— Левее, — скомандовала Лиза. — И чуть дальше. Хорошо. Пойдемте к следующей картине.

Рабочие вздохнули с облегчением.

— И Тереза просила тебе напомнить, что у тебя в данный момент должен быть маникюр. И она что-то говорила про визажиста и парикмахера.

— Ага, — фыркнула Лиза. — Свет ужасный, мне все не нравится, а я пойду укладку делать!

— Время еще есть, — философски отозвался Роберт. — До выставки еще семь часов.

— Ты представляешь, мне сказали, что на всю эту чушь — с приведением меня в порядок — надо около трех-четырех часов!

Ему захотелось обнять это невозможное, в чем-то не от мира сего существо. Обнять свою рыжую ведьмочку — и больше не отпускать. Никогда-никогда.

Через час все было закончено. Лиза осталась довольна светом.

— Надо ехать в гостиницу, — напомнил Роберт. — Я тебя провожу.

Лиза насмешливо посмотрела на него — гостиница была через улицу от выставочного зала.

Роберт тяжело вздохнул:

— Если ты против, я уйду.

— Нет, просто это все, — она обвела взглядом зал, — словно и не про меня. Я как-то растерялась.

— То, как ты рисуешь — это прекрасно. — В его голосе было столько убежденности, что Лиза поверила ему. Почти.

Так что в гостиницу они вошли вместе.

В семь часов вечера, когда должна была открыться выставка — самое ожидаемое культурное событие этого года — так писали в анонсах. Кто-то из журналистов, правда, уже успел пройтись по поводу того, что к культуре эта выставка не имеет ни малейшего отношения, потому что как книги Терезы — не литература, так и картины молодой художницы — не искусство. Тереза искренне развеселилась: она за эту статью не платила, была искренне благодарна автору — и считала, что лучшей рекламы у мероприятия еще не было. Отослала пригласительный билет с подписью: «Спасибо!» Потыкала пальчиком в своих пиарщиков — учитесь, как надо!

— Ты позволишь войти? — он тоже чуть качнулся назад, отступая в коридор, опять давая ей возможность выбрать решение.

— Да, — Лиза робко кивнула, — да, заходи.

— Я приехал на выставку, — сообщил он, проходя в номер и останавливаясь возле кресла. Поскольку Лиза не села, то и он остался стоять, — Тереза разместила меня в этой же гостинице.

— Я нервничаю, — огорченно пожала плечами Лиза.

— Почему? — он внимательно оглядел ее — она казалась совсем девчонкой в белой маечке и джинсиках, — почему ты нервничаешь?

— А ты как думаешь? — огрызнулась она на него — и сразу почувствовала себя получше. — Я рисовала все это в рекордные сроки. На картинах — я ночью лежала, думала — наверняка куча недоделок. Все это заметят, будет позорно. Я подведу Терезу — а она так старается… И к тому же… Я боюсь.

И она растерянно посмотрела на Роберта.

Потом, словно во сне, которого не было всю ночь, потянулась к нему.

Роберт ее поцеловал. Он притянул ее к себе — и потерял голову совсем. Он понимал, что это не правильно, так нельзя — но…

Когда он стал ее целовать, Лиза поняла, что именно об этом она мечтала всю ночь: чтобы он был рядом, чтобы касался ее, чтобы отогнал мрачные мысли…

Она застонала, когда почувствовала на своей коже его горячие пальцы — маечка уже куда-то делась. Она вхлипнула и потащила его в спальню. В свою огромную кровать, на которой она всю ночь вертелась, ни в состоянии не то, чтобы глаза закрыть — на секунду замереть спокойно.

И сейчас она не могла замереть под его руками и принимать его нежность — она извивалась, нападала сама, рычала, укусила его за ухо. Роберт ойкнул, упал на подушки — он понял, чего она хочет. Не он брал ее — а она отдавалась с нежностью и благодарностью. Сегодня утром все было наоборот. Она повелевала — а он покорялся…

Когда в номер ворвалась Шейла с парикмахером, визажистом и доктором — Роберт сидел на диване в гостиной и пил чай. Он недовольно поднял брови, когда услышал весь тот шум, который производили вновь прибывшие.

— Лиза спит, — спокойно сообщил он Шейле, которая, конечно, не посмела ни о чем спросить, но у которой даже ушки зашевелились от любопытства, — Лиза заснула, — повторил он по-русски, — постарайтесь ее не напугать. И, Шейла…

— Да, Роберт, — с готовностью откликнулась она.

— Не забудьте покормить Лизу. Как вы помните, она любит мясо и шоколадные пирожные.

— Кстати говоря, — окликнула его Шейла, кода он уже подходил к двери, — в последнее время она любит ананасы, маринованные огурцы — и рыбу. А от сладкого и особенно, пирожных, ее тошнит.

Роберт вернулся от двери, протянул ей руку. Шейла подала свою.

— Спасибо! — растроганно произнес он.

— Не за что, — даже смутилась она. А про себя удивилась: конечно, она всегда знала, что он — милый. Милый, любезный очень и очень хорошо воспитанный. Но что он может быть таким — она и не предполагала.

Тереза читала стихотворение, которым заканчивался ее цикл про странствия Черного дракона Ральфа. Заканчивался тем, что ее герой получил другую судьбу — и свободу. И чувство восторга смешивалось с острой жалостью — оттого, что все закончилось.

— Тереза — гений! — ликовал Степан через несколько часов. Представление уже закончилось, все получили свои автографы, и теперь гости просто бродили и рассматривали картины.