— И я тогда олицетворял для тебя все, что неправильно?

— Именно так.

— Но ты запомнила тот поцелуй, — он погладил ее по щеке.

— Да, — сморщилась она. — Я впервые в жизни потеряла власть над собой. Странно, но до того момента я не думала, что так бывает.

— Странно, — передразнил он ее, — но я до того, как встретил тебя, тоже не думал, что могу так полюбить…

Они помолчали.

— А почему ты не оставила Черного дракона с его Золотой драконицей? — вдруг спросил Владимир, — такая любовь…

— Это было нелогично, — незамедлительно последовал ответ.

Слово «нелогично», которое она проговаривала всегда очень и очень серьезно, высокомерно даже, Зубова сильно раздражало. Было в нем что-то категоричное. Что-то из времен «неправильно», «виновата». Из тех времен, когда Тереза упрямо, как о скалы, билась об уверенность в том, что «у нас ничего не получится».

— Ты скривился. У тебя так злобно сверкнули глаза…, - голос у Терезы стал мурлыкающим, а руки… Он закрыл глаза — и весь мир исчез. Остались только ее руки. И голос, который завораживал, рассказывая ему про любовь двух драконов.

— Они страстно любят друг друга. Любят исступленно. Может потому так страстно, что безнадежно. Подумай сам — они Владетели разных Вселенных. Потомки тех, чья война чуть не разрушила само мироздание. У них свои интересы. Золотые не должны допустить войну в свои миры. Черный должен победить. Любой ценой. А еще… Еще они не должны иметь общего ребенка.

— Я так и не понял, почему…

— В их мире есть предание — дракон, рожденный от дракона и драконицы, разрушит мироздание.

— У них и так мир рушится. Какая им теперь разница? — удивился Зубов.

— К тому же золотые драконы — а ты помнишь, что Элеонора — именно такой дракон — когда-то начали войну против остальных драконов. Куда тут думать об общих детях…

— Геополитика, — смог пробурчать он под ее рукам. — А все хотят, чтобы они были вместе.

— И я хочу, — печально вздохнула Тереза, — но это будет неправда.

— Неправда? — хмыкнул он — и помрачнел.

И Тереза прижалась к его губам.

— Это не мы с тобой, — нет, эта невозможная женщина, даже целуясь, умудрялась говорить! — У нас никакой геополитики. Я просто тебя люблю…

Зубов улыбнулся, провел рукой по спине снизу вверх. Медленно. Очень медленно. Запутался в золоте волос. Добрался до затылка. Почувствовал, как она затылком прижалась к его раскрытой ладони…

Утром он проснулся рано-рано. В прекрасном настроении. Поцеловал Терезу в нос и жизнерадостно провозгласил:

— А я желаю, чтобы они были вместе!

И, улыбаясь, отправился в душ под недовольное бурчание разбуженной Терезы.

Вернувшись, он обнаружил, что его жена повернулась на другой бочок — и сладко спала. Он посмотрел на нее… И тут взгляд его упал на письменный стол в углу. Там лежала аккуратно сложенная стопка листов, которых явно вчера не было. Понятно. Как только он заснул, Тереза отправилась писать. И про что — интересно…

«А почему ты не позволил нам остаться вместе?» — прочитал он первую фразу, написанную на белом листе ее летящим, непонятным подчерком, который она — чертовски преувеличивая — называла каллиграфическим. Зубов уселся, воровато посмотрел на Терезу — она по-прежнему спала — и углубился в чтение.

— А почему ты не позволил нам остаться вместе? — спросила вдруг Элеонора.

Ральф вдохнул было воздух, чтобы рассказать ей про традиции, про правила — и ничего не стал говорить. Традиции они могли, по большому счету, создавать, какие им хочется, старый мир все равно был уничтожен… А правилами он всегда пренебрегал… Поэтому Черный дракон вздохнул и ответил правду:

— Я не знаю…

— Значит, ты одинок — я одинока, только потому, что ты не знаешь? — негромко поинтересовалась Элеонора.

— Получается, что так…

Они находились в старом дворце-пещере черных владетелей. В мире, небо которого помнило крылья Черных, Красных и Зеленых Владетелей и тосковало по ним…

Эту Вселенную отвоевали не так давно. И Ральф запретил тут появляться кому бы то ни было без его личного разрешения… К тому же, он наложил такие заклятья, что при переходе сюда уничтожалось все живое…

Это был его мир. Его — и тех, кто здесь погиб. А еще он планировал именно здесь дать последний бой. Битва, в которой определится победитель. И в этом мире он встречался со своей Золотой драконицей.

Огромная спальня. Белый мрамор отделки. Огромное ложе. И прекрасная хрупкая женщина. Любимая женщина, что сидела на краешке кровати с абсолютно ровной спиной. Женщина, что после их неистового обладания друг другом, задавала крайне неприятные вопросы.

— Мне пора представить наследницу, Ральф.

Он молчал.

— И если ты сделал это просто — взял яйцо от первой же женщины, которая его тебе его принесла — то я так не хочу. Я хочу, чтобы моим миром правил наш ребенок. Наша дочь.

«Первой женщины, что принесла тебе яйцо…» Он вспомнил вдруг ЕЁ. Вспомнил до мельчайших подробностей ее золотые локоны. Их первую встречу, когда она, совсем малышка, нашла его, израненного черного дракона… Ее «мама, расскажи мне сказку, про прекрасного дракона, который освободил принцессу». Ее высокомерное: «Я сама выбрала это. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мой сын был драконом». Ее радость. Ее короткое счастье рядом с ним. Ее смерть — ибо за рождение дракона женщина-человек платит своей жизнью…

— Ей было не больно, — пробормотал Ральф, — я сделал все, чтобы ей было не больно…

— Что? — не поняла Золотая драконица.

— Не важно, — он злобно помотал головой. — Это все не важно.

— Ты любил ее.

— Да. Это была еще одна женщина, которую я любил и которая погибла из-за меня.

— Ральф… — она хотела дотронуться до него, обнять — но он отпрянул.

— Не надо… — и он ушел в другой угол спальни и уселся в кресло подле пылающего камина.

Молчание упало на них, как беспросветный мрак, что плескался за окнами их дворца, поднимая прах погибших и тихонько поскуливая, оплакивая всех, кто погиб в этом мире…

— Ральф. — Элеонора поднялась, неторопливо подошла к камину и стала смотреть прямо в глаза дракону. — Ральф… Я хочу этого ребенка.

— Нет. У двух драконов не должно быть общего ребенка. Не должно быть. И у нас не будет.

— Тогда ты мне должен объяснить — почему.

— Нет. Не должен.

— Я жду тебя уже сотню лет… Я и не с тобой — ты не позволяешь… И не сама по себе — ты не отпускаешь меня… Ты должен. — Она не кричала — нет. Элеонора вообще никогда не повышала голос. Но было в этой тихой размеренной речи такая сила, что Ральф — Черный дракон — покорился.

— Существо, что нам противостоит — потомок Черного и Красного драконов.

— Он же бескрылый…, - прошептала Элеонора.

— Он бескрылый, искалеченный изуродованный. Кровавый. Но дракон. Он — сын моего отца…

— Что?

— Была уже такая же история любви, как у меня… Понимаешь! Была! Уже любила Красная драконица Черного дракона. Уже сливались они в единое существо высоко в небе… И у них появилось яйцо. Только… Только отправились они не на суд драконов. Родные Красной дали ей возможность выносить плод. И дракончик появился на свет. Он подрос. Я не имею понятия, почему потом, спустя какое-то время Владетель Граах, решил уничтожить ребенка своей сестры… Я знаю лишь то, что юный дракон смог вырваться. Вырваться и бежать из этого мира. Я могу представить его ненависть… Ненависть к тем, кто лишил его неба…

— А откуда ты это знаешь?

— Мы с ним беседовали, — горько усмехнулся Ральф. — И я теперь понимаю стремление Красных уничтожить потомство Драконов.

— Может, дело не в том, чей это был сын… Может быть, дело в ненависти, которую испытывает это существо к тем, кого до этого любил…

— Мы не знаем, почему старший рода принял такое решение. Что он увидел в племяннике… А если тоже самое мы увидим в нашей дочери и нам придется принять решение уничтожить ее…

— Тебе придется принять такое решение.