– А где это все будет?

– Так ты едешь? – почудился вздох или нет? И какой именно – облегчения или сожаления? Все-таки скорее первое.

– Не знаю. Посмотрим. Как настроение, как дела. Можно и

съездить.

– Можно, можно! – обрадовалась Наташа. – Не пожалеешь, честно!

– Так где вы встречаетесь? И когда?

– В субботу, в час. На конечной третьего трамвая, возле рынка.

– Тогда точно не смогу. Занятия до пол-третьего.

– Значит, все-таки хочешь поехать. Тогда слушай, – голос в трубке стал решительным, почти командным. – Без четверти три я тебя ждать буду на аллее. Там, где мы познакомились. Жду до трех. Остановка рядом, если чуть-чуть опоздаешь – догоняй. Третьим трамваем до конца, потом пересаживаешься на четвертый – и тоже до конца, так что не разминемся и мимо не проедешь. Поняла?

– Суббота, аллея, до трех. Потом трамвай – третий до конца и четвертый до конца. Это… – Татьяна вдруг вспомнила, где именно заканчивается маршрут «четверки», и чуть не выронила трубку.

– Все, тогда до субботы! Тут у меня телефон требуют! Пока!

– Пока.

Через пару минут Татьяна наконец сообразила, что нужно сделать с коротко гудящей трубкой. Положила ее на аппарат. Еще несколько секунд разглядывала телефон. Тот самый лес. Только подходила она тогда с другой стороны. Вот смеху-то будет, если и поляна окажется та же самая! Впрочем, может получиться и не смешно. Совсем. Саша что-то говорил насчет памяти леса. И Олег

Алексеевич, кстати, тоже. Отказаться, что ли? Придумать что-нибудь, встретиться и развести руками – увы, увы, обстоятельства…

Ничего такого она не сделает. Ни леса она не боится, ни этой компании. Все это один большой, долгий и красочный бред. Сон. Кошмарный или нет, до сих пор не ясно, но проснуться не получается. Если до субботы удастся – никуда она, само собой, не поедет. А не удастся – куда же из собственного сна еще денешься?! Придется досматривать до конца. Хотя и это, скорее всего, не конец. А жаль.

Мягкие губы прикоснулись к затылку. В ухо кто-то фыркнул, обдал шею теплым дыханием.

– Ну, ну, не балуй, – человек, не оборачиваясь, протянул руку и нащупал морду лошади. Потрепал, пригладил. – Потерпи, Гривна, попасись пока.

Пастись лошади не хотелось. Нежной весенней травы вокруг было вполне достаточно, только через нее пробивались кустики горькой полыни. Гривна могла бы сжевать и их, но пока обходилась. Можно подождать до более приятных мест – лесной полянки, например. И вообще, ночь лошадям не нравится. Ночью спать нужно. Люди обычно придерживаются такого же мнения, но хозяину зачем-то понадобилось ехать. Причем в город.

Город Гривна тоже недолюбливала. Шум, резкие запахи, рычащие машины, жесткая мостовая вместо податливой лесной дороги – что хорошего? Конечно, в городе светло, все хорошо видно, но лучше уж зыбкий лунный свет, пробивающийся через ветки. А еще лучше – спокойная темнота стойла. Темнота, уют, покой. Тишина – разве что сверчок поскрипывает да мыши возятся в сене…

Человек усмехнулся. Настроение своей лошади он чувствовал достаточно хорошо, но потакать ей не собирался. Сначала дела. И так отвлекся, дал себе и ей передышку. Ничего, ничего, не впервой по ночам ездить. С самого начала к этому приучал, с жеребячьего возраста.

Город подмигивал множеством огоньков. С холма, на котором расположился человек, можно было различить многоэтажки окраины. Пунктиры дорог, убегающих через невысокий гребень и белеющую садами долинку туда, где мерцало зарево центра. Правее холма зарево было гораздо ярче. Из него тоже уходил красноватый пунктир, только не вдоль земли, а вверх, в небо. Труба ТЭЦ. Неприятное местечко – по нервам бьет, как колючей рукавицей. Слепит – и не только глаза.

Живое-мертвое пятно среди накатывающейся на окраину степи.

Живущее своей, нечеловеческой жизнью. И мертвое. Тоненькие ниточки, связывающие степь в живой, чувствующий, трепещущий ковер, рвались на бетонных глыбах. Человеку на холме это не нравилось. До нервного зуда, до зубной боли. Люди в городе не обращали внимания.

С некоторых пор он старался не появляться там, среди огней. По крайней мере, сокращал свои визиты настолько, насколько удавалось. Каждая минута на асфальте медленно убивала, высасывала все то, чем он теперь жил. Сначала это пугало, потом привык. Научился выделять живые островки и держаться за них – хоть за газон, хоть за цветы в горшках.

Вот и опять нужно ехать в каменный лабиринт. Точнее, бетонно-кирпичный: настоящего, природного камня в городе почти не было. К счастью, город был старым, достаточно патриархальным. Бывший губернский, ныне областной центр. Впрочем, область снова возглавляет губернатор… И он, как и многие, предпочитает не многоэтажную коробку, а особняк среди зелени.

Самые богатые живут в особняках, самые бедные – в рассыпающихся деревянных домишках ста лет от роду. И те, и другие заботятся о тишине и зелени вокруг своих домов. Так что почти до любого места в городе можно добраться по живым местам. Таким, где деревья выше крыш. Или хотя бы вровень с заборами.

Но сначала все равно придется проехать между девятиэтажных коробок. В других местах рискуешь переломать ноги среди оврагов и промоин. Пусть не свои ноги, пусть лошадиные – это еще хуже.

Днем можно было бы и в обход пробраться, но днем как раз не нужно. А ночью Гривна не разглядит то, что видит всадник, не узнает, куда и как именно ставить копыто. Так что – по асфальту.

– Ну что, подруга? Двинулись дальше?

Лошадь согласно фыркнула. Подошла так, чтобы хозяину было удобнее вскочить в седло. Вскочить… Давно ли забирался, чуть ли не карабкался на спину той, первой Гривне? Недавно, совсем недавно.

А теперь вот одним движением. Как когда-то на броню. Ну все, поехали. Дел много. Их всегда много, но скоро будет еще больше.

Слева, в перелеске, что-то мелькнуло. Знакомый зеленоватый отсвет с черными прожилками. Сунется нечисть? Нет, не решается. Чует, что ее ждет. Надо будет позже заняться этим местом, а еще лучше – ребятам подсказать. Работа несложная, а молодежь на чем-то тоже тренировать нужно. Молодежь… Вот ты и выбился в старики.

Не хотел, не думал, а пришлось. Ты теперь Старший. Не на месте покойного деда Иваныча, который тебе все свое успел передать, но где-то рядом. И никто тебе, одиночке, времени на размышления не дал. Надо – и все. Не было тогда лишнего времени. И того, что было, еле-еле хватило.

Грунтовка кончилась, подковы цокнули по асфальту. Там, за оградами дач и просто отгороженных участков – мостик. Ручей небольшой, но по весеннему времени достаточно разлился, чтобы не пытаться перейти вброд. Летом, когда берега подсохнут, обнаружится еще десяток переправ, но пока что мостик – единственный путь с этого холма в город. Если, конечно, нет желания проехать километра три до соседнего моста. Или пять километров в другую сторону – до шоссе.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок… Неспешная рысца. Хозяин никуда особо не торопится, Гривна все прекрасно понимает. Чего вороная кобыла ни разу в жизни не пробовала, так это шпор. Хозяин их не носит – принципиально. Если лошадь может быстро бежать – ее можно уговорить. В крайнем случае и скифский способ сгодится – острием ножа в круп ткнуть. Но до сих пор не требовалось. Цок-цок-цок – этого в большинстве случаев вполне достаточно. Вот и окраина.

Дома словно не хотели иметь ничего общего с дорогой. Отгородились от нее палисадниками, обросли деревьями. Крайний дом еще стоит посреди строительного пустыря, а возле его старших братьев вытянулись топольки, рябины, кусты какие-то… Сирень? Точно. Скоро зацветет, бутоны уже набухли.

«У вас в лесу сирень дикая есть? Обожаю, когда она цветет! Привезешь как-нибудь веточку?»

Всадник подъехал к кустам, протянул руку. Пригладил тяжелую кисть. Под его ладонью что-то едва заметно шевельнулось. На лиловых шариках появились трещинки, расширились. Бутоны развернулись крохотными крестиками. Поплыл запах – тонкий, слабый, неуверенный.