Запустив очередную плеть, она со злостью, мысленно вдавила сферу в землю, но по росчерку светящихся трещинок на шаре, он не вдавился, а несколько расплющился о поверхность, как мягкий, круглый ком глины сплющивается о землю при падении. Райс встрепенулась, обнаружив хоть какую-то возможность повлиять на сферу. Подумала. Всё взвесила и начала мысленно, не вдавливать шар в землю, а наоборот втягивать его вовнутрь, как бы притягивая к себе, уменьшая его в размерах. И ей это удалось!

Некоторое время спустя, Райс стояла на камне, а росчерки плетей, запускаемые с рук, по этим же рукам растекались по самые плечи, показывая, что защитный шар сдулся и как дополнительная одежда, обволок всё тело. Оставался самый важный вопрос: как его вообще убрать, не будет же она теперь пожизненно ходить с ним?

Расхаживая, по всё ещё светящемуся камню туда-сюда, она думала, вернее, пыталась во всех деталях вспомнить, при каких обстоятельствах это чудо родилось. И тут, неожиданно, пришла подсказка, в виде ощущения мокрого холода на губах. Райс сбросила варежки в снег и со злостью и каким-то омерзением, утёрла рукой губы и тут… всё пропало. И защита пропала и камень перестал светиться. Она оказалась в полной темноте.

Огляделась. Прислушалась. Никого. Райс настороженно, крадучись спустилась с камня на снег, в ту дорожку, что утрамбовала вековуха. Ничего не произошло. Царская дочь даже засомневалась, а прошла ли она круг? Матёрая говорила, что уходить можно было, только после того, как Вал отпустит, а если она от него отбилась, будет ли это считаться, за то, что он её отпустил или нет?

Медленно отошла от камня по тропе. Встала, оглянулась. Вернулась обратно. Засомневалась. Райс, почему-то посчитала, что испытание было прервано и до конца не доведено. Эта мысль мучила и заставляла колебаться. Подошла к камню и встав на корячках, наощупь, вновь на него полезла и тут же угадила рукой, во что-то липкое и влажное.

Оторвав прилипшую руку, боязливо отпрянула от валуна и немного постояв, решила всё же просто спуститься и обо всём этом, расспросить Матёрую, благо, та ещё была здесь и никуда не ушла, но тут же, как гром среди ясного неба, у неё в голове прогремел мужской бас раскатистым громом:

— Не надо никому об этом рассказывать.

И всё стихло. Райс ещё какое-то время ошеломлённо покачалась, как берёзка на ветру и села в сугроб, переводя дух. Ничего больше не происходило и поднявшись на дрожащие ноги, то и дело осматриваясь по сторонам, медленно, шатаясь, зашагала по склону в направлении костра, тут же отвечая на все вопросы сама себе.

Раз, дар у неё появился, значит круг прошла. Правда, до сих пор не знала, как этот шар порождается, но зато освоила, как убирается, решив, что со всем будет разобраться позже и как можно дальше отсюда. Вал её точно отпустил, иначе бы она не услышала, то что услышала. Только почему так быстро?

Так, убеждая себя, спустилась к костру, всё ещё находясь в полной прострации, встала перед спящей вековухой и замерла, твёрдо решив так стоять, пока Матёрая не проснётся.

Ждать пришлось не долго. Дикий вскрик и бросок вековухи в сторону, спросонок, заодно, вывел из дрёмы и саму девку, которая тут же встрепенулась, как бы просыпаясь, от какого-то странного сна и в отличии от вскочившей на ноги бабы, рухнула задницей в снег. Наступила гнетущая пауза.

— Ты что сбежала? — осторожно спросила Матёрая, медленно обходя костёр и приближаясь к девке.

Та сидела ошарашено смотря на вековуху, как будто впервые увидела, но тут, почувствовала слипшуюся руку, неприятно стягивающую кожу и подняв вымазанную ладонь к лицу, уставилась на неё дикими глазами. Вся ладонь была в крови. Матёрая подошла в плотную и разглядывая испачканную руку, громко с интонацией начинающейся истерики, потребовала:

— Что случилось? Откуда кровь, говори!

На что девка, наконец, постепенно приходя в себя, тихо ответила, утирая руку о снег:

— Не ори, Любовь, не велено говорить. Расслабься.

Та, как коршун накинулась на Райс и схватив за руку, задрала рукав, поворачивая оголённое предплечье к свету костра и сдавленно выдавила из себя: «Ах». Райс тоже взглянула и довольно улыбнулась. В голубые линии воды и маслянисто чёрные разводы земли, ажурным плетением влилась нить с металлическим отливом, блестя в свете костра живыми искрами и отражая пламя, как зеркало.

— Но, — недоумённо осеклась вековуха, — я ж только что уснула.

С этими словами она завертела головой, разглядывая звёзды и прикидывая, что-то в уме.

— Ночь, только началась, — не успокаивалась Матёрая.

— Да, долго ли умеючи, — оборвала её метания Райс, — это дело не хитрое. Раз, два и готово.

Любовь вновь бухнулась на пятую точку в снег и восхищённо разглядывая счастливую девку, непонятно чему улыбающуюся.

— А кровь откель? — не унималась баба.

Райс уже отчистив руку снегом, спокойно ответила правду:

— С камня.

Немного посидев, Матёрая, вдруг, резко соскочила и что было духу пустилась бежать вверх по склону. Райс только усмехнулась, понимая вековуху, как себя. Любопытство — дрянь мучительная. Она б, тоже не удержалась, сбегала бы, проверила.

Некоторое время спустя, вековуха вернулась, но уже спокойным шагом. Плюхнулась в сугроб на прежнее место и кинула Райс, её брошенные на верху рукавицы. Осмотрела ладошки, которые обе были измазаны кровью. Усмехнулась, стирая кровь снегом и впялив взгляд девке в пах. Райс тоже улыбаясь осознала, что Любовь, как баба опытная и без её рассказов всё поняла.

— Да, — протянула довольная чем-то вековуха, — дела, — и немного помолчав, подвела итог своим размышлениям, — значит ты у нас теперь из ярицы в молодухи перешла. А крови то на камне, как с порося резанного. Заценил, значит. На моей памяти ты уже третья, вот только чтоб так быстро, впервые сталкиваюсь. Будто ждал, аж не в терпёж.

Она зачем-то по сучила ногами и опять протянула:

— Да, — и как бы спохватившись спросила, — так что делать то будем? Спать или домой пойдём?

— Я перед этим три дня спала, выспалась, не уложишь, — тут же ответила Райс, — но как по темени то идти, даже луны нет?

— А звёзды на что, — парировала вековуха, поднимаясь на ноги, — к тому же, мы теперь без дров за плечами, да по проторённой дорожке. Думаю, ещё затемно до дороги дойдём.

— А ты по звёздам можешь? — спросила Райс, тоже поднимаясь на ноги.

— А то, — буркнула Матёрая, — и тебе не помешало бы эту науку освоить. Вещь полезная.

Райс ничего не ответила, а что было отвечать, коли и так понятно, что наука эта полезная, только ведь её за раз не выучишь.

Костёр закидали. Холму поклонились и отправились в обратный путь.

Как ни странно, на этот раз, их в Тереме не встретили, не ждали. Девки теремные, что у ворот топтались, даже вёдра из рук выронили, завидев их и провожая недоумёнными взглядами. Двух остальных Матёрых, даже искать пришлось, да тут ещё и Апити прискакала, которой на круг идти надо было, только к вечеру.

Когда все в спешке собрались, Райс без всяких объяснений, просто скинула тулуп, развязала пояс и оголилась сверху, давая разглядеть всем, да и самой полюбоваться, на нить с металлическим отливом, вплетающуюся в голубую и смолянисто чёрную. После чего демонстративно одела рубаху, подпоясалась, закинула тулуп на плечо и ушла, устало заявив, что оголодала и хочет есть.

Вот и весь просмотр с объяснением. Апити, кинувшаяся следом, была коварно перехвачена у двери и ей что-то популярно разъяснила Матёрая по прозвищу Любовь, отчего подруга, вслед за царской дочерью не побежала, оставив своё любопытство при себе.

Белобрысую, в отличии от рыжей, никуда из Терема не водили, а загнали на чердак, где она целых пять дней просидела и где проходила свой седьмой круг. Судя по радостной физиономии, вполне удачно и самое главное, очень довольная собой, но, как и Райс, наотрез отказалась рассказывать об общении с Валом…

Оставалось пройти ещё два круга, но именно перед восьмым, Апити принялась нервничать и вообще, резко изменилась, став раздражительной, злой и рассеяно невнимательной, потому что он, как она выражалась, был для неё «всё».