— Чьи это слова? — не узнал Лэнгдон. — Ганди?

— Нет, — подала голос Кэтрин. — Альберта Эйнштейна.

Кэтрин Соломон прочла абсолютно все труды Эйнштейна, пораженная его глубочайшим уважением к непознанному и мистическому, а также прогнозами, что настанет время, когда этими чувствами проникнутся все. «Религия будущего, — предсказывал Эйнштейн, — станет космической религией. Она преодолеет представление о Боге как о личности и откажется от догм и теологии».

Роберту Лэнгдону рассуждения декана явно не импонировали. Кэтрин чувствовала: он все больше разочаровывается в старом священнослужителе, — и вполне понимала почему. В конце концов, они пришли сюда в поисках ответа, а попали к слепому старику, утверждающему, что может одним прикосновением менять форму предметов… И все же страстные слова Галлоуэя о мистических силах напомнили Кэтрин о брате.

— Отец Галлоуэй, Питер в опасности! Нас преследует ЦРУ. Уоррен Беллами обещал, что вы нам поможете. Не знаю, что за секреты хранит эта пирамида и куда она указывает, но, если ее расшифровка даст возможность выручить брата, надо постараться. Мистер Беллами, вероятно, предпочел бы пожертвовать жизнью Питера и сохранить тайну пирамиды, но моей семье она пока приносила только горе. Так что сегодня с ее тайнами будет покончено!

— Вы правы, — проговорил священник зловеще. — Сегодня закончится все. Вашими стараниями. — Он вздохнул. — Вы взломали печать на шкатулке, мисс Соломон, и тем самым запустили цепь необратимых событий. Сегодня в игру вступают силы, о которых вы даже не подозреваете. Назад пути нет.

Кэтрин потеряла дар речи. Слова старого священника звучали предзнаменованием апокалипсиса, будто Галлоуэй говорил о семи печатях из Книги Откровения или о ящике Пандоры.

— При всем уважении, сэр, — вмешался Роберт Лэнгдон, — я не представляю, как можно запустить в действие что бы то ни было с помощью какой-то пирамидки.

— Разумеется, не представляете, профессор, — ответил старик, глядя сквозь него невидящими глазами. — Вы для этого еще недостаточно прозрели.

В Джунглях было влажно и душно. По спине Архитектора Капитолия ползли капли пота. Ныли скованные наручниками запястья, однако Беллами почти не ощущал боли: все его внимание сосредоточилось на зловещем титановом кейсе, который Сато распахнула, положив на скамейку.

«Тут то, — сказала она, — что заставит вас посмотреть на ситуацию моими глазами. Гарантированно».

Открывая крышку кейса, миниатюрная японка не дала Беллами раньше времени разглядеть, что там внутри, но воображение Архитектора уже рисовало страшные картины. Сато копалась в недрах кейса, и Беллами почти не сомневался, что сейчас оттуда появится связка бритвенно-острых металлических инструментов.

Однако чемоданчик вдруг засветился изнутри: сперва несильно, затем ярче, бросая отблеск снизу на лицо Сато. Она еще немного пошарила в глубине кейса, и свечение сменило оттенок. Наконец она убрала руки и развернула чемоданчик к Беллами.

Архитектор понял, что смотрит на экран некоего футуристического ноутбука — с телефонной трубкой, двумя антеннами и двойной клавиатурой. Облегчение, охватившее Беллами при виде этого прибора, тут же сменилось растерянностью.

На экране под эмблемой ЦРУ шли слова:

Под окошком авторизации крутился значок обработки данных.

Беллами обернулся к Сато, не сводившей с него пристального взгляда.

— Я не хотела вам это показывать. Но вы не оставили мне выбора.

Экран мигнул. Открылся файл, заполнив собой все пространство дисплея.

Несколько секунд Беллами всматривался в изображение, пытаясь уловить смысл. Потом до него начало доходить, и он почувствовал, как кровь отливает от щек. В ужасе он прилип взглядом к экрану, не в силах оторваться.

— Но ведь это же… невозможно! — вырвалось у него. — Как… как такое может быть?

— Вы меня спрашиваете? — мрачно парировала Сато. — Вам лучше знать.

Постепенно Архитектор Капитолия осознал в полной мере, чем грозит увиденное на экране, и почувствовал, что мир на грани катастрофы.

«Боже… Я совершил ужасную, непоправимую ошибку!»

Декан Галлоуэй ощутил прилив жизненных сил.

Как и все смертные, он знал, что близок час, когда ему придется покинуть земную оболочку, однако час этот пробьет не сегодня. Его бренное сердце билось часто и сильно… мысли обострились.

«Есть дело!»

Ощупывая узловатыми подагрическими пальцами гладкие стенки пирамиды, он едва верил себе.

«Я и представить не мог, что доживу до этого момента…»

Из поколения в поколение отдельные части карты-симболона хранились порознь. Теперь они наконец воссоединились. Что если именно сейчас и сбудется предсказание?

Как ни странно, собрать пирамиду выпало волею судьбы двум не принадлежащим к масонскому братству людям. И декану это казалось логичным.

«Мистерии покидают узкий круг… выходят из темноты… на свет».

— Профессор, — ориентируясь на слух по дыханию Лэнгдона, обратился к нему декан, — Питер вам объяснил, почему просит вас присмотреть за свертком?

— Сказал, что некие влиятельные люди будут за ним охотиться.

Галлоуэй кивнул.

— Вот и мне он привел ту же причину.

— Да? — внезапно раздался слева от него удивленный голос Кэтрин. — То есть вы с братом обсуждали пирамиду?

— Разумеется, — ответил Галлоуэй. — Мы многое обсуждали с вашим братом. Когда-то я был Досточтимым Мастером в Масонском храме, и он порой обращается ко мне за советом. Вот так Питер пришел и год назад, очень озабоченный. Сел вот тут, где вы сейчас сидите, и спрашивает, верю ли я в сверхъестественные предзнаменования.

— Предзнаменования? — тревожно переспросила Кэтрин. — То есть… видения?

— Не совсем. Скорее, интуиция. Питер признался, что чувствует растущее присутствие некой грозной темной силы. Как будто за ним следят… выжидают время… вынашивают губительные планы.

— И оказался прав, — решила Кэтрин. — Учитывая, что убийца нашей матери и моего племянника переехал в Вашингтон и стал Питеру братом по масонской ложе.

— Все так, — согласился Лэнгдон. — Однако это не объясняет вмешательство ЦРУ.

Галлоуэй придерживался другого мнения.

— Облеченным властью ее — власти — всегда не хватает.

— Но… ЦРУ — и мистические тайны? — не верил Лэнгдон. — Как-то не вяжется.

— Еще как вяжется, — возразила Кэтрин. — ЦРУ вовсю использует последние достижения техники. Эксперименты с паранормальным там велись всегда — экстрасенсорика, телепатическое наблюдение, сенсорная депривация, измененные состояния сознания под воздействием медицинских препаратов. Суть одна — прощупать нераскрытые возможности человеческого мозга. Кое-что мне Питер внушил: наука и мистика связаны очень тесно и разделяет их лишь разница в подходе. Они стремятся к одной цели — разными средствами.

— Питер говорил, — вспомнил Галлоуэй, — что вы как раз занимаетесь некой современной научной мистикой?

— Да, ноэтикой, — кивнула Кэтрин. — И она подтверждает, что мы обладаем невероятными способностями. Вот, например… — Кэтрин показала на витраж со знакомым изображением «Христа лучезарного», где голова и руки Иисуса источают яркий свет. — Совсем недавно с помощью высокочувствительной ПЗС-камеры я сфотографировала руки целителя за работой. И снимок получился точь-в-точь как изображение Христа на этом витраже — из пальцев целителя струятся потоки света.

«Да уж, открытие, — подумал Галлоуэй, пряча улыбку. — А как иначе Христос исцелял калек?»

— Я понимаю, — продолжала Кэтрин, — что современная медицина не воспринимает всерьез целителей и шаманов, но я видела все своими собственными глазами. На снимке ПЗС-камерой четко видно, что пальцы целителя окружает мощное энергетическое поле, буквально изменяющее клетки пациента. Что это как не божественная сила?