Вернее сказать, она была безумием, подумал Вальдеспино.

Два месяца назад принц признался епископу, что собирается сделать предложение Амбре Видаль, хотя знаком с ней совсем недавно. Вальдеспино тогда умолял принца быть более осмотрительным. Принц возразил — он наконец-то по-настоящему влюблен, и его отец достоин того, чтобы увидеть единственного сына в счастливом браке. К тому же, сказал он, если они с Амброй хотят создать семью, им надо торопиться.

Вальдеспино сдержанно улыбнулся королю:

— Да, согласен. Дон Хулиан застал нас врасплох. Но он лишь хотел, чтобы вы были счастливы.

— Он обязан исполнять долг перед своей страной, — с нажимом сказал король, — а не перед своим отцом. Да, сеньорита Видаль очень мила, но мы плохо ее знаем, она не нашего круга. Мне не совсем ясны ее мотивы. Предложение было слишком поспешным и опрометчивым, порядочная женщина не приняла бы его.

— Вы правы, — кивнул Вальдеспино. Хотя в защиту Амбры следовало бы сказать, что дон Хулиан почти не оставил ей выбора.

Король бережно взял худую руку Вальдеспино в свою.

— Мой друг, как же быстро летит время. Мы с вами уже старики. Хочу поблагодарить вас. Все эти годы вы давали мне мудрые советы: когда я потерял жену, когда страна переживала эпоху перемен. Сила вашей убежденности очень мне помогла в трудные минуты.

— Наша дружба — великая честь для меня, и я всегда буду ею дорожить.

Король еле заметно улыбнулся:

— Антонио, я знаю, вы многим пожертвовали ради того, чтобы остаться со мной. Например, переездом в Рим.

Вальдеспино пожал плечами:

— Сан кардинала не приблизил бы меня к Господу. Мое место всегда было здесь, рядом с вами.

— Ваша преданность — настоящее благословение.

— И я никогда не забуду добрых чувств, которые вы выказывали мне все эти годы.

Король прикрыл глаза и стиснул руку епископа.

— Антонио… на душе у меня неспокойно. Мой сын скоро встанет к штурвалу огромного корабля, который не готов вести. Пожалуйста, направляйте его. Станьте для него кормчим. Удерживайте его руку на руле, особенно если море будет бурным. И самое важное: если он собьется с курса, молю, помогите ему снова встать на верный путь…

— Аминь, — прошептал епископ. — Даю вам слово.

Шагая в ночной прохладе через площадь, Вальдеспино поднял взгляд к небу. Ваше Величество, пожалуйста, помните: я сделаю все для того, чтобы исполнить вашу последнюю волю.

Епископа успокаивало одно: он точно знал, что король уже слишком слаб, чтобы смотреть телевизор. Если бы сегодня он увидел трансляцию из Бильбао, то умер бы на месте от стыда при виде того, во что превратилась его возлюбленная страна! Справа от Вальдеспино, за железными воротами, на улице Бейлен, сгрудились автобусы телевизионщиков, ощерившись спутниковыми антеннами.

Стервятники, подумал Вальдеспино. Ночной ветер развевал его парадное одеяние.

Время скорби еще придет, сказал себе Роберт Лэнгдон. Сейчас — время действовать.

Он уже попросил Уинстона поискать в архиве службы безопасности музея информацию, которая могла оказаться полезной в поисках убийцы. И потом негромко добавил, что неплохо было бы проверить, нет ли связи между епископом Вальдеспино и адмиралом Авилой.

Агент Фонсека вернулся, все еще держа мобильник возле уха.

— Sí…sí, — говорил он в трубку. — Claro. Inmediatemente[297]. — Дав отбой, он повернулся к Амбре — она стояла рядом, растерянная и подавленная. — Сеньорита Видаль, собирайтесь. Дон Хулиан приказал немедленно доставить вас в Мадрид, в королевский дворец. Для вашей безопасности.

Амбра заметно напряглась.

— Я не могу бросить Эдмонда здесь, вот так! — И она сделала шаг в сторону тела, покрытого одеялом.

— Об этом позаботятся местные власти, — ответил Фонсека. — Скоро приедет следователь. С телом мистера Кирша будут обращаться бережно, со всем уважением. А сейчас мы должны ехать. Мы предполагаем, что вы в опасности.

— Никакой опасности нет! — воскликнула Амбра, шагнув к телохранителю. — Убийца имел прекрасную возможность застрелить меня, но не застрелил. Его целью был Эдмонд, это же ясно!

— Сеньорита Видаль! — Жилы на шее Фонсеки вздулись. — Принц приказывает отвезти вас в Мадрид. Его тревожит ваша безопасность.

— Нет, — отрезала она. — Его тревожат политические последствия.

Фонсека перевел дыхание и понизил голос:

— Сеньорита Видаль, то, что случилось сегодня вечером, — страшный удар для Испании. И для принца. То, что вы согласились вести вечер — очень неудачное решение.

Лэнгдон внезапно услышал Уинстона:

— Профессор, служба безопасности музея просматривала записи внешних камер видеонаблюдения. Кажется, что-то обнаружили.

Лэнгдон выслушал его и махнул рукой Фонсеке, прерывая его спор с Амброй.

— Сэр, компьютер установил, что камеры на крыше музея зафиксировали автомобиль, на котором уехал убийца. Правда, машину видно лишь частично и сверху.

— Вот как? — Казалось, Фонсека удивлен.

Лэнгдон передал агенту слова Уинстона:

— Черный седан на служебной подъездной аллее… номера не читаются, поскольку съемка велась сверху… на ветровом стекле видна необычная наклейка.

— Что за наклейка? — грозно спросил Фонсека. — Мы поднимем по тревоге местную полицию, пусть ищут.

— Эту наклейку, — зазвучали слова Уинстона в голове Лэнгдона, — я не смог идентифицировать, но, сравнив изображенный на ней знак со всеми известными миру символами, нашел одно совпадение.

Лэнгдону оставалось только поразиться, насколько быстро работают электронные мозги Уинстона.

— Знак на наклейке, — продолжил тот, — повторяет древний алхимический символ — амальгамация.

Что, простите? Лэнгдон ожидал, что это будет логотип какого-то гаража или политической организации.

— На ветровом стекле наклейка с символом… амальгамации? — Фонсека, совершенно ничего не понимая, вытаращил глаза. — Здесь какая-то ошибка, Уинстон, — сказал Лэнгдон. — Зачем кому-то лепить на машину символ алхимического процесса?

— Не знаю, — ответил Уинстон. — Но это единственное совпадение, которое я нашел. Точность — девяносто девять процентов.

Фотографическая память Лэнгдона тотчас подкинула ему изображение алхимического символа амальгамации.

— Уинстон, опиши, что ты видишь на ветровом стекле.

Ответ последовал без промедления:

— Символ состоит из одной вертикальной линии, которую пересекают три короткие горизонтальные. Над вертикальной линией — перевернутая арка.

Точно. Лэнгдон нахмурился.

— А у этой арки наверху есть засечки?

— Да. Совсем коротенькие горизонтальные линии с каждой стороны.

Тогда ничего не скажешь. Это амальгамация.

Лэнгдон на минуту задумался.

— Уинстон, ты можешь прислать мне фото с камеры?

— Конечно.

— Пусть вышлет мне на телефон, — потребовал Фонсека.

Лэнгдон отправил Уинстону номер агента, и спустя несколько секунд звякнул сигнал сообщения. Собравшись вокруг Фонсеки, все начали рассматривать зернистое черно-белое фото. Это был вид сверху — черный седан на пустой подъездной аллее.

И действительно, в нижнем левом углу ветрового стекла Лэнгдон разглядел наклейку с тем самым символом, который только что описал Уинстон.

Амальгамация. Очень странно.

Недоумевая, Лэнгдон движением пальцев увеличил фото на экране телефона. Наклонился и внимательно, во всех деталях, рассмотрел изображение.

И мгновенно увидел отличие.

— Нет, это не амальгамация, — объявил Лэнгдон.