Лэнгдон кратко изложил свою теорию.

Сиену как будто убедила его логика, но что-то продолжало ее беспокоить.

— Не вижу смысла, — сказала она с сомнением. — Если поверить, что Зобрист тайно написал это на внутренней стороне маски и озаботился сделать этот маленький проектор, чтобы указать на маску… то почему не написал чего-то более содержательного? Это же бессмыслица. Мы с вами целый день разыскивали маску — и что мы находим?

Лэнгдон снова посмотрел на текст внутри маски. Надпись была очень короткой — всего семь букв — и вправду казалась совершенно бессмысленной.

Разочарование Сиены легко понять.

Тем не менее Лэнгдон ощущал знакомое волнение, какое возникало у него всякий раз на пороге разгадки. Он сразу понял: эти семь букв подскажут им, каков должен быть их следующий шаг.

Кроме того, от маски шел слабый запах; запах был знакомый, и сразу стало понятно, почему внутренняя сторона маски белее наружной: эта разница никак не была связана ни с возрастом, ни с солнечным светом.

— Не понимаю, — сказала Сиена. — Все буквы одинаковые.

Лэнгдон спокойно кивнул и еще раз взглянул на надпись — семь тщательно выписанных букв с обратной стороны лба.

— Семь «P», — сказала Сиена. — И что нам с этим делать?

Лэнгдон улыбнулся и поднял на нее глаза.

— Предлагаю сделать то, что рекомендуется нам в письме.

Сиена смотрела на него в изумлении.

— Семь «P»… это — письмо?

— Письмо, — подтвердил он с улыбкой. — И если вы изучали Данте, письмо совершенно понятное.

На Соборной площади человек в галстуке вытер ногти платком и потрогал гнойнички на шее. Стараясь не обращать внимания на жжение в глазах, он смотрел на недоступный баптистерий.

На вход для туристов.

Перед дверью усталый экскурсовод в блейзере курил сигарету и объяснялся с туристами, которые, очевидно, не могли понять расписание:

APERTURA 13.00–17.00.

Человек посмотрел на свои часы. 10.02 утра. До открытия еще несколько часов. Он понаблюдал за экскурсоводом и принял решение. Вынул золотую булавку из мочки уха и положил в карман. Потом достал бумажник и проверил его содержимое. Помимо разных кредитных карточек, в нем была небольшая пачка евро и три тысячи американских долларов.

К счастью, сребролюбие — интернациональный грех.

Peccatum… Peccatum… Peccatum…

Семь «P» на внутренней стороне маски Данте повернули мысли Лэнгдона к тексту «Божественной комедии». Он перенесся в Вену, на свою лекцию «Божественный Данте: символы ада».

— Теперь мы спустились по девяти кругам ада, — разносился по аудитории его голос, усиленный динамиками, — в центр земли и встретились лицом к лицу с самим Сатаной.

Он стал показывать слайды с трехглавым Сатаной, изображенным на «La Mappa» Боттичелли, на мозаике баптистерия, ужасного демона кисти Андреа ди Чони — в черной шерсти, запачканной кровью жертв.

— Мы с вами спустились по косматой груди Сатаны, — продолжал Лэнгдон, — и в точке, где сила тяжести меняется на обратную, стали подниматься из мрачного подземья… чтобы вновь увидеть светила.

Лэнгдон продолжал менять слайды, пока не появился тот, который он уже показывал, — фреску Доменико ди Микелино в соборе: канонический Данте в красном одеянии перед стенами Флоренции.

— Если присмотреться… вы увидите эти светила.

Лэнгдон показал на небесный свод со звездами над головой Данте.

— Как видите, небо состоит из девяти концентрических сфер, охватывающих землю. Девятиярусное строение рая призвано уравновешивать девять кругов преисподней. И вы, наверное, заметили, что число девять — повторяющийся мотив у Данте.

Лэнгдон умолк, глотнул воды и подождал, когда аудитория отдышится после мучительного спуска и выхода из преисподней.

— И вот, претерпев ужасы ада, вы, наверное, с нетерпением ждете, когда вам откроется дорога в рай. К сожалению, в мире Данте все не просто. — Он театрально вздохнул. — Чтобы попасть в рай, мы все должны — фигурально и буквально — взобраться на гору.

Лэнгдон показал на фреску Микелино. На горизонте, позади Данте, виднелась коническая гора, поднимающаяся к небесам. Вокруг нее спиралью, девятью витками, сужающимися уступами шла дорога к вершине. По ней тащились нагие фигуры, претерпевая разные наказания.

— Перед вами гора чистилища, — объявил Лэнгдон. — И увы, это изнурительное восхождение — единственный путь из глубин ада к сияющему раю. На этом пути вы видите кающиеся души, каждая платит соответствующую цену за свои грехи. Завистники должны идти с зашитыми веками, дабы не алкать; гордецы — согбенными смиренно, под тяжестью громадных камней; чревоугодники — без пищи и воды, терзаемые голодом; сладострастники — сквозь пламя, чтобы очиститься от плотского жара. — Лэнгдон выдержал паузу. — Но прежде чем вам будет даровано право подняться на эту гору и очиститься от грехов, вы должны побеседовать с этим существом.

Лэнгдон поменял слайды и показал крупным планом деталь фрески, где крылатый ангел сидит на троне у подножия горы чистилища. У его ног — очередь кающихся грешников ждет разрешения подняться на гору. Но странно: у ангела длинный меч и направлен он в лицо первого человека в очереди.

— Кто знает, — спросил Лэнгдон, — что делает этот ангел?

— Хочет пронзить кому-то голову? — предположил кто-то из публики.

— Нет.

Другой голос:

— Пронзить глаз?

Лэнгдон покачал головой.

— Еще идеи?

Откуда-то из задних рядов послышался решительный ответ:

— Пишет у него на лбу.

Лэнгдон улыбнулся:

— Кажется, кто-то там основательно знаком с Данте. — Он опять показал на изображение. — Это действительно выглядит так, будто ангел намерен рассечь лоб бедняге. На самом деле — нет. Согласно Данте, ангел, охраняющий вход в чистилище, пишет что-то острием меча на лбу входящего. «И что же он пишет?» — спросите вы.

Лэнгдон сделал эффектную паузу.

— Как ни странно, он пишет одну букву, повторяя ее семь раз. Кто-нибудь знает, какую латинскую букву ангел написал семь раз на лбу Данте?

— Букву «P»! — крикнул кто-то в зале.

Лэнгдон улыбнулся:

— Да. Букву «P». Эта «P» означает peccatum, а семикратное написание символизирует — Septem Peccatta Mortalia, то есть…

— «Семь смертных грехов»! — крикнул еще кто-то из зала.

— Точно. Поэтому, только поднявшись по всем кругам чистилища, вы искупите свои грехи. На каждом уровне ангел стирает одну букву «P» у вас на лбу, и наконец, когда вы взошли на вершину, все семь «P» стерты у вас со лба и вы очистились от всех грехов. — Он подмигнул. — Поэтому гора и называется чистилищем.

Лэнгдон отвлекся от своих воспоминаний и увидел, что Сиена смотрит на него из-за купели.

— Семь «P»? — сказала она, вернув его к действительности. Она показала на маску Данте. — Вы говорите, это — письмо? И оно объясняет нам, что делать?

Лэнгдон быстро объяснил ей, как устроено чистилище, смысл букв «P», символизирующих семь смертных грехов, и как их стирают со лба грешников.

— Надо полагать, — закончил Лэнгдон, — Бертран Зобрист, поклонник Данте, знал, что такое эти семь «P» и что их стирают со лба по мере приближения к раю.

Сиена смотрела на него с сомнением.

— Думаете, Зобрист написал эти «P» на маске и хотел, чтобы мы… сами стерли их с маски? Это, по-вашему, мы должны сделать?

— Мне ясно, что…

— Роберт, пусть мы сотрем буквы, что нам от этого пользы? Будет у нас просто белая маска.

— Может быть, да. — Лэнгдон ободряюще улыбнулся. — А может быть, нет. Думаю, здесь скрыто больше, чем кажется на первый взгляд. — Он протянул руку к маске. — Помните, я сказал вам, что маска внутри светлее, чем снаружи, из-за неравномерного старения?

— Да.

— Возможно, я ошибся. Слишком велик контраст, и фактура внутри зернистая.

— Зернистая?

Лэнгдон показал, что поверхность внутри гораздо шершавее… зернистая, почти как наждачная бумага.