— Мисс Секстон, что все это значит?

— Это значит, что необходимо как можно быстрее остановить президента! Данные о метеорите — ложные! Нам только что стало известно, что метеорит был искусственно помещен в лед — введен снизу. Не знаю, кто это сделал и зачем. Все обстоит совсем не так, как кажется с первого взгляда. Президент сейчас сообщит заведомо неверные сведения. А потому я…

— Подождите-ка! — Тенч понизила голос, перейдя почти на шепот. — Вы хоть понимаете, что говорите?

— Да, понимаю! Подозреваю, что администратор НАСА затеял крупное мошенничество. Во всяком случае, задержите пресс-конференцию минут на десять, пока я объясню мистеру Харни, в чем дело. Ведь кто-то всерьез пытался нас убить! Это не шутки!

В голосе Тенч зазвучали ледяные нотки.

— Мисс Секстон, позвольте предупредить. Если вы засомневались, стоит ли поддерживать Белый дом в этой кампании, то надо было подумать об этом задолго до того, как лично и от лица президента подтверждать данные о метеорите.

— Что вы говорите?

Рейчел поняла, что Марджори Тенч не хочет ни слушать, ни понимать ее.

— Ваше поведение омерзительно. Звонок по незащищенной линии — дешевый трюк. Данные о метеорите фальшивые? Кто из сотрудников разведки использует радиотелефон для того, чтобы звонить в Белый дом и сообщать секретную информацию? Нет сомнений, что вы делаете это нарочно, чтобы кто-нибудь услышал ваши слова.

— Погибла Нора Мэнгор! И доктор Мин мертв. Вы должны известить…

— Хватит! Не знаю, к чему вы клоните, но предупреждаю и вас, и любого, кто подслушивает сейчас наш разговор: Белый дом располагает записанными на видеопленку свидетельствами виднейших ученых НАСА, нескольких крупнейших независимых специалистов и вашим собственным комментарием, мисс Секстон. Все в один голос подтверждают истинность данных, полученных космическим агентством. И можно лишь догадываться, почему вы вдруг передумали, изменив свое мнение. В чем бы ни заключалась причина подобных действий, с этой минуты считайте себя отстраненной от всего, что связано с этим открытием. А если попытаетесь запятнать его еще хоть одной грязной уловкой, уверяю: НАСА и Белый дом выдвинут вам обвинение в оскорблении чести и достоинства. Причем так быстро, что вы не успеете даже сложить чемодан, отправляясь в тюрьму!

Рейчел открыла было рот, чтобы произнести хоть что-нибудь в свою защиту, но слова никак не складывались в предложения.

— Зак Харни проявил по отношению к вам щедрость и благородство, — продолжала наседать Тенч. — Честное слово, все это сильно отдает фарсом в духе сенатора Секстона. Оставьте свои шутки немедленно, а не то мы подадим в суд. Уверяю, что так оно и будет.

Линия отключилась.

Когда капитан постучал в дверь, Рейчел все еще стояла с открытым ртом.

— Мисс Секстон, — осторожно позвал он, — нам удалось поймать слабый сигнал Канадского национального радио. Президент Зак Харни только что начал пресс-конференцию.

Зак Харни стоял на трибуне в пресс-центре Белого дома. Он ощущал жар софитов и знал, что в эту минуту на него смотрит весь мир. Те, кто почему-то не услышал о важном предстоящем событии по радио, по телевизору или не прочел в Интернете, все равно узнали — от соседей, коллег, членов семьи. Так что к восьми вечера каждый, кто не жил в пещере в полном одиночестве, размышлял о теме президентского обращения. В кафе, барах, гостиных всего мира миллионы людей приникли к экранам телевизоров, не скрывая волнения.

Именно в такие моменты, стоя лицом к лицу со всем миром, Зак Харни особенно ясно ощущал груз возложенного на него бремени. Те, кто утверждает, будто власть не наркотик, просто никогда не имели ее и не ощущали ее мощной притягательной силы. Однако сейчас, начиная выступление, Харни внезапно почувствовал скованность. Он не относил себя к людям, подверженным страху сцены. Тем более испугало его странное ощущение неуверенности, дурное предчувствие, которое нахлынуло так неожиданно.

Он постарался убедить себя, что дело просто в сегодняшней многомиллионной аудитории. И все же, несомненно, присутствовало что-то еще. Инстинкт. Нечто совсем неожиданное. Это была такая малость, и все же…

Он приказал себе забыть, не обращать внимания. Но не мог. Тенч! Несколько мгновений назад, готовясь выйти под свет софитов, он заметил, что в желтом фойе Марджори Тенч разговаривает по беспроводному телефону. Это само по себе выглядело странно, но еще более странным казалось присутствие рядом штатной телефонистки Белого дома. Та стояла с белым от напряжения и волнения лицом. Харни не мог расслышать, о чем шла речь, однако видел, что тема вызвала у советницы недовольство. Тенч отчитывала невидимого собеседника с яростью и злобой, вовсе ей не свойственными, даже при ее авторитарности и резкости. Президент выдержал паузу, а потом вопросительно взглянул на советницу.

В ответ Тенч подняла оба больших пальца, показывая, что дела обстоят прекрасно. Ни разу в жизни он не замечал за ней этого жеста. Именно он стал последним, что видел Зак Харни перед выходом на трибуну.

На острове Элсмир, в пресс-центре НАСА, на голубом ковре, в центре длинного стола президиума сидел администратор Лоуренс Экстром. По обе стороны от него разместились служащие космического агентства и ученые. Перед ними высился огромный монитор, показывающий президента.

Остальные сотрудники столпились возле других мониторов. Они с волнением наблюдали, как президент начал пресс-конференцию.

— Добрый вечер, — произнес Харни. Голос его звучал непривычно напряженно. — Добрый вечер и моим согражданам, и нашим друзьям во всем мире…

Экстром взглянул на огромную обугленную глыбу, стоявшую напротив него. Потом перевел глаза к боковому монитору, на котором увидел себя и своих коллег на фоне огромного американского флага и логотипа НАСА. Яркое немилосердное освещение превращало происходящее в подобие постмодернистской картины. Двенадцать апостолов на тайной вечере. Зак Харни превратил мероприятие в политическое шоу. Но ведь у него не было выбора.

Экстром ощущал себя телепроповедником, пакующим Господа в красивую обертку — на потребу широким массам.

Примерно через пять минут президент начнет представлять зрителям и самого Экстрома, и сотрудников НАСА. А потом с помощью мощной спутниковой связи они присоединятся к президенту, чтобы с самой вершины мира оповестить всех о важном событии. После короткого отчета о том, как именно было сделано открытие и что оно означает для космической науки, после традиционных взаимных комплиментов президент и НАСА предоставят слово широко известному и всеми любимому ученому Майклу Толланду. Его документальный фильм займет не меньше пятнадцати минут. После этого, когда доверие и энтузиазм зрителей вырастут до крайней степени, Экстром вместе с Харни пожелают всем доброй ночи и пообещают держать человечество в курсе событий, регулярно проводя пресс-конференции.

Экстром сидел перед камерами, дожидаясь своей очереди. В душе его рос едкий, давящий стыд. Он знал, что так все и случится. Ожидал этого.

Но ведь он лгал. Поддерживал обман.

Однако ложь сейчас отступила на второй план. Тяготил другой, куда более мрачный груз.

Гэбриэл Эш стояла в студии Эй-би-си в толпе совершенно незнакомых людей, объединенных общим чувством ожидания: все взгляды были направлены к свисающим с потолка мониторам. Вот наконец настал торжественный момент. Мгновенно воцарилась полная тишина. Гэбриэл прикрыла глаза, умоляя высшие силы не дать ей увидеть на экране собственное обнаженное тело.

В гостиной сенатора Секстона царило взволнованное оживление. Гости поднялись с дивана и теперь стояли, не отрывая глаз от огромного экрана дорогого, самого современного телевизора.

Зак Харни обращался ко всему миру. Странно, но приветствие его выглядело каким-то скованным и неловким. Да и в манере поведения президента ощущалась неуверенность.

Секстон подумал, что оппонент ведет себя совершенно нехарактерным для него образом.