Видение открыло маленький, сочный ротик, всплеснуло тонкими изящными руками и нежно, с очаровательным акцентом пропело:

— Ах-х-х, доробо[1]! Волчик! Надо лечить, о-о, учугей оол[2]! Я сейчас…

Роман завис, даже забыл о боли в располосованной морде. Кто это вообще и откуда здесь взялась эта невиданная экзотика?

Между тем видение вспорхнуло со скамейки и исчезло в доме. Потом оттуда вышла жена местного начальства с аптечкой в руках и они вдвое с девушкой стали хлопотать над ним — смывать с волчьей морды кровь, обрабатывать ранки перекисью, при этом охая и жалея его. Роман заторможено молчал.

Рядом с этой девушкой он чувствовал себя… необыкновенно уютно, что ли? Внутри все расслабилось и отдыхало — от переживаний, напряжения последнего месяца, сегодняшнего стресса. Она своим тихим воркованием словно окутывала его облаком спокойствия и благополучия, уверенности в том, что все сейчас хорошо и правильно… ну, или будет. На нее хотелось смотреть, не отрываясь, и это было похоже на гипноз. Эта мысль отрезвила и он, наконец, вышел из ступора.

Когда старшая женщина объявила, что «вот и все, теперь быстро заживет», он сорвался с места и умчался туда, где оставил свою одежду — в густых смородиновых кустах у дома Ксаны. Обернувшись, быстро оделся и лег на траву прямо там, обдумывая — что это было? Это чувство умиротворения, что поселилось там в его душе, вступало в диссонанс с доводами разума. На него не должно было действовать очарование других женщин, потому что он любил Сану. Но оно подействовало… и как это понимать?

Сейчас он мучился от внутреннего, психологического дискомфорта, не понимая ничего, и неприятное тревожное чувство вытеснило уютное спокойствие из его души. Особенно плохо было то, что он точно знал — если вернуться сейчас к видению, то он опять обретет это спокойствие. Ему станет хорошо и мирно на душе, утихнет безнадежная почти тоска, терзавшая его больше месяца. Вот! Возле нее было уютно… как возле теплого костерка прохладным вечером. Или возле прохладного ручья в жару. Было просто хорошо. Это нужно было обдумать и понять что происходит.

Он встал и пошел из сада и почти споткнулся, когда понял, что Сана сейчас рядом — за этой стеной, за открытым окном. И обдало сладким жаром… Напряженно обозначилось в паху томительное желание — даже при мысли о ней, о том, что она в доступной близости. И пришло понимание того, что это совсем другое — совсем разные ощущения… и чувства. И все разом встало на свои места. Роман подошел и опустился в траву под окном, прислонился спиной к теплой стене дома и тихо и решительно заговорил, глядя на медленно плывущие в небе облачка…

Я всегда воспринимала эту свою способность обращаться как-то несерьезно, что ли? Как игру, развлечение, без которого вполне бы можно обойтись, но и отказываться от которого не хочется. Зачем, если это вносит в мою жизнь новые сильные ощущения, эмоции, впечатления? Практической же пользы от оборота не было никакой. Во всяком случае — для меня. Только возможность разнообразить свою жизнь, почувствовать что-то новое, необычное и приятное.

Сейчас ничего приятного я не чувствовала. Наоборот — присутствовало ощущение какой-то грязи, что налипла на меня, даже гадливости. Подумав хорошенько и покопавшись в себе, поняла — я и в теле волка остаюсь человеком, и это его стремление прикоснуться с лаской воспринялось мною, как извращение. Почти зоофилия.

Мужчин своей расы я до сих пор в волчьем облике не видела. Общаться в такой своей ипостаси не привыкла. И сейчас чувствовала жесточайший дискомфорт, как будто тогда — в парке, я сделала что-то вдвойне запретное. Потому что запах его волка тоже возбуждал меня, его кровь под моими когтями будила чувство страха за него, я переживала, что причинила ему боль. И эти чувства были направлены на животное. Это было ненормально. Не нормально, что они вообще проснулись, а уж… да-а… об этом нужно было серьезно подумать. Хотеть и любить — это разные, отдельные вещи для волчицы или… что?

Мне нужно бы знать больше о своей природе, об оборотнях. Мама рассказала не все — или не успела, или просто не стала вываливать на меня всю информацию разом. И я сейчас не понимала, что со мной происходит. Почему я опять не спокойна? Почему из-за него чувствовала такие сильные эмоции — почти непреодолимое желание тогда, радость обретения чего-то важного, потом лютую ненависть. А когда, казалось, уже успокоилась — это тянущее беспокойство и какую-то кашу из эмоций и чувств, которую невозможно как-то назвать и четко определить.

Все это я обдумывала, вытянувшись на кровати и крепко обняв подушку. И в какой-то момент вдруг опять услышала его запах и вскочила, осторожно присев потом на скрипнувшую кровать. Под окном раздался шорох и решительный какой-то, тихий его голос:

— Мои родители познакомились необычно… Наверное, отец влюбился в маму, еще когда только услышал рассказ о ней. Захотел увидеть своими глазами девушку, о которой шла речь… а когда увидел, то даже не узнав ее, не поговорив, сразу понял — это ОНА. Это была любовь с первого взгляда. А потом ветерок принес ее аромат, и он пропал окончательно. Моя мама — человек. Простая женщина… его пара. Оказывается, это не легенды… такое бывает.

Пары стали немыслимой редкостью, на их обретение уже не надеются, и в волчьих семьях стали строить отношения на практичном расчете и животном влечении в особые периоды. Это дает возможность зачать ребенка — одного или двух сразу. Больше детей в такой семье не бывает. А у меня есть еще брат и сестра.

И я вот уже годы наблюдаю за тем, как необыкновенно сильно родители любят друг друга. Особенно отец… мама более сдержана, дисциплинирована, что ли в проявлении чувств. А я смотрю и все не устаю поражаться и удивляться им…

Их разлучили на долгие пятнадцать лет. Не поверив в то, что она пара отца. Да, собственно, просто не веря в эту сказку о парах. И сделали это мой дед и волчица, которую назначили отцу в жены.

Долго рассказывать… но у деда появилась, в конце концов, возможность заслужить если и не прощение, то возможность общаться с внуками, видеться с сыном. Я уже простил его, потому что все закончилось хорошо, в конце концов. Для родителей это сложнее — они пережили… это просто сложно себе представить.

Но образ волчицы в моей голове сложился совершенно отчетливый — отец рассказал мне историю своей жизни. И это существо коварное, бессовестное, развратное до мозга костей, циничное и расчетливое… Это молотом ударило по голове, когда я понял, что ты… уже не девушка. Ассоциации, знаешь ли… просто вспышка осознания, что ты такая же, как все они. Что ты принадлежала еще кому-то, что не только моя, что не дождалась… Жуткая, дикая ревность, ярость, чувство, что убью за это сейчас, уничтожу… разочарование… Что со мной творилось тогда — страшно даже вспомнить. Я сбежал, чтобы не натворить дел… Такое было со мной впервые, и я не уверен был, что не способен в тот момент даже на убийство. Отсюда это слово…

Сана… то, что произошло с нами тогда, конечно можно было бы объяснить этим особым периодом, когда животная похоть почти непреодолима… И я понимаю, что кроме ненависти, ты ничего и не могла почувствовать тогда. Я убил этим словом все, что ты смогла бы ощутить ко мне, но не успела… Прости меня за это, я страшно жалею… пожалел уже тогда. Вернулся сразу же… искал тебя все это время — вся моя семья искала.

А у меня было время осознать, понять… многое. Я люблю тебя не как волк, а как человек. Ты — лучшее, что было и будет в моей жизни. Я на свежую голову проанализировал все свои чувства тогда и потом — мне все равно, с кем и когда ты была до меня. В конце концов, я тоже не дождался тебя. Все это время, когда тебя искали, было пыткой для меня, но и лучшим временем, что я знал. Вспоминая нашу близость, тебя, мучаясь чувством вины, мечтая о нашем будущем, я влюблялся все больше, все сильнее.