– Я правильно понимаю, что властные структуры в вашем лице снова горят желанием начать «охоту на ведьм»? – вкрадчиво, чуть ли не кротко, прошептал Кирилл, не опуская взгляда.

«Как удав и кролик, – подумал Саймон. – Точнее, два удава. Мастера подковерных извивов и угрожающего шипения».

– Вы что же, всерьез думаете, что Семьи пошли бы на такое?

Воздев ладони, обвинитель выразительно пожал плечами.

– Мало ли что я думаю? Факты, Кирилл, факты: только что на моих глазах четыре лоцмана уволокли на закорках четверых арестантов. А еще трое находились при этом по другую сторону решеток – и теперь прикидываются невинными овечками. Madre de Dios[55]…

Но человека в сером оказалось не так-то легко смутить. Он заинтересовано наклонил голову, пожевал губами и осторожно полюбопытствовал:

– Мне кажется или это старый добрый расизм?

Анжело поперхнулся и сбледнул. Обвинение было серьезным. А Мягков, усугубляя эффект, рубанул:

– Какой смысл нам – нам, уважаемый Оосава, официальным представителям Семей! – так подставляться? Особенно в вашем присутствии? Думайте, пожалуйста, думайте. Не мало, а много думайте. Это полезно.

Бледность ооновца на последних словах оппонента прошла, снова сменившись гневным багрянцем. Он набычился и хотел что-то рявкнуть, но тут вмешался Саймон:

– Я знаю, где наши беглецы.

Немая сцена случилась вновь. Правда, на этот раз присутствующие пришли в себя быстрее. Первым, что любопытно, опамятовался Керн. Он выглянул из-за «Голиафа» и задумчиво почесал кончик носа.

– А, простите, откуда…

– Не откуда, а куда, – перебил его Саймон, а затем обратился к Оосаве. – У вас ведь есть доступ к службе орбитального контроля?

К чести Анжело, тот соображал споро. Хлопнув в ладоши, он скомандовал:

– В катер! – и отдельно, обернувшись: – Керн, наведите тут порядок!

Молодой лоцман прикинул позицию, схватил устремившегося к выходу ооновца за рукав – и шагнул. Не ожидавший подобного, Анжело зашатался, но упал удачно – в кресло. Телохранитель, бдивший возле шлюза, не проявил ни грамма удивления: вошел, кивнул прибывшим, включил голоблок стратегического ИИ. Шагнувший чуть позже Фишер-старший, неизменно сопровождаемый Мягковым, с уважением поцокал языком. Подобные устройства, точнее, целый комплекс, включая и сам искусственный интеллект, стоили больше, чем катер, в котором размещались, и шли в основном на нужды армии.

– Ну? – Терпение Оосавы балансировало на той тонкой грани, когда новый взрыв мог последовать буквально через мгновение. Саймон решил не нагнетать.

– Некоторые лоцманы чувствуют не только свои переходы, но и чужие. Я – чувствую, – уточнил он. – Отец тоже, но хуже. – Соломон улыбнулся и развел руками. – Чего не чувствует почти никто, так это вектор. Особенно если это индивидуальный перенос. Нам крупно повезло, что их было четверо – я смог засечь… Не координаты, но примерные направление и дальность. Это где-то рядом.

– Насколько примерные? – буркнул ооновец, выходя на связь с нужными службами. Карта системы уже светилась в центре комнаты, и в данный момент к ней добавлялись точки, эллипсы и касательные. Молодой лоцман покривился.

– Плюс-минус километр. Я не каждый день это делаю…

Оосава оторвался от разговора с диспетчерами и воззрился на Саймона. Остальные тоже потрясенно молчали.

– И он еще прибедняется, – резюмировал Фишер-старший, хлопнув ладонью по колену. – Сынок, напомни, чтобы я поговорил с функционерами Профсоюза о премии. Скажем, пара годовых окладов…

Не вытерпев, Анжело перебил:

– И где?

Саймон запросил доступ, повертел модель, подвигал масштаб. Прикрыл глаза.

– Здесь. – Палец обвел область на высоте парковочной орбиты Нового Эдинбурга, с другой стороны планеты относительно местоположения катера. – Трясите контроль, теперь их очередь на вазелин.

Проигнорировав колкость, замглавы Четвертого комитета принялся переругиваться с ответственными лицами. Соломон подвигал носом, хмыкнул и, видимо пытаясь сгладить неловкость от предыдущей беседы, задал вопрос:

– Анжело, а где ваша секретарша? Вы все сам да сам…

Выкроив мгновение, тот отмахнулся:

– В офисе, на Земле. Ей есть чем заняться, а в поле я привык работать лично. «Свой глазок смотрок», как русские говорят. Подождите… – Лицо Оосавы стало задумчивым, затем он вывел полученные данные на карту. – Этот район пуст. Там никого не было в обозначенное время. И за полчаса до – тоже. Подозрительно как-то даже, удобная орбита, а простаивает…

Нахмурившись, молодой лоцман наклонился вперед и помедитировал на голограмму.

– То есть вообще ничего?

– Радары, оптика, гравиметрия, – выводил подписанные объемы с информацией ооновец. – Чисто, как у девственницы.

– Оптика, – пробормотал Саймон и сощурился. Мысль не давала ему покоя. – Оптика… Ведь есть на этом камне астрономы?

– Обсерватория на обратной стороне Хаггиса, – при упоминании национального шотландского блюда, давшего название местной луне, Анжело покривился. – Но они выше.

– На поверхности, – ткнул пальцем вниз Фишер-младший и, раздражаясь непонятливостью окружающих, пояснил: – Любители.

– А-а-а… – протянул Оосава. Затем его осенило, и он воскликнул в совсем ином ключе: – А-а-а! Uno momento[56]!

Оперативности местных внутренних органов можно было только позавидовать. Уже через час полный перечень проданных и ввезенных на планету телескопов, подзорных труб и цифровых биноклей – с указанием владельцев – был составлен, прислан и развернут. А еще через два Саймон устало потер лицо, отхлебнул замечательный, сваренный в джезве телохранителем Оосавы кофе и проворчал:

– Если метадата не врет – вот ваши беглецы. По тоннажу похоже на то, что я почувствовал… Анжело, а еще еда у вас есть?

Ооновец ответил не сразу. Он сверился с данными орбитального контроля, снова уставился на изображение. А потом пробормотал в тон вопросу:

– На социалке сгною разгильдяев. – Затем спохватился и позвал охранника: – Йорген, организуй нам обед. И вот что интереснее всего, – в голосе Оосавы, когда тот указующе ткнул пальцем, звучало чуть ли не восхищение. – Где они взяли этот реликт?

Попытки создать идеальный корабль предпринимались энтузиастами своего дела во все времена.

Над этой задачей ломали головы еще тогда, когда деревянным – а позже металлическим – коробкам приходилось бороздить не разреженный межпланетный газ, дилетантами ошибочно именуемый «вакуумом», а вполне себе упругие и хлесткие волны морей да океанов. Уже в ту пору многие решительно настроенные конструкторы, некоторыми из современников называемые отважными визионерами, а некоторыми – придурковатыми прожектерами, озадачились идеей сотворения такого судна, чтобы «и в пир, и в мир, и на абордаж, и тоннаж, и экипаж, и авианесущая палуба».

Увы, история и практика показали полную несостоятельность подобных замыслов.

Ну посудите сами. Если корабль забронирован от макушек мачт до гребного винта, это резко увеличивает его массу и снижает маневренность. Если, наоборот, воткнуть на него несколько силовых установок и придать обводам гидродинамические профили, облегченная конструкция не выдержит и одного меткого попадания. Орудийные башни, десантные катера, возможность погружаться в бездонные пучины или, наоборот, покорять небеса звеньями юрких истребителей – все это требует специализации и уступок законам физики, принципам сопромата и экономическим реалиям.

С началом эпохи покорения космоса вся эта эпопея дала новый виток. В первую очередь решались задачи разведки и колонизации: как доставить на свежеобнаруженные миры – с индексом подобия от «ноль восемь» до «ноль девяносто девять» – самих колонистов, сотни единиц необходимой им техники и аппаратуры, а также тонны и кубометры первичных расходников. Землю охватил кораблестроительный бум. И каждый заявлял, что именно он спроектирует универсальный планетолет, на котором и грузы, и пассажиры, и вооружение – на всякий пожарный.