Он атакует, она – блокирует. Из раза в раз, из раза в раз.

Удар. Блок. Удар. Блок.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Хмурится Витарр, отводит правую ногу назад, напрягаясь всем телом. Расстояние между ними столь жалкое, что ей не увернуться даже; она не успеет. В нем сил куда больше, и, несмотря на усталость, руки его не дрожат. Отдать должное стоит тому, кто обучил Витарра воинскому искусству – им конунгов сын овладел в совершенстве.

Время замирает, а затем стремительно возобновляет свой бег.

Это конец.

Резкий и стремительный выпад его заставляет Ренэйст допустить роковую ошибку – она закрывает глаза. Жмурится крепко, словно испуганное дитя, и неловко вскидывает руки, силясь выставить перед собой меч, пронзительно вскрикнув от ужаса, сковавшего тело.

Крепкая рука брата оказывается у нее на пояснице, а брызнувшая кровь пачкает их одежду. Горячие капли, от которых едва ли не пар исходит, ощущает Ренэйст на своем лице, чувствует, как руки становятся скользкими, но никакой боли не чувствует. Лишь непреодолимую тяжесть, когда Витарр наваливается на нее всем телом. Ноги ее подкашиваются, и вместе падают они на колени.

Медленно открывает она глаза свои, видя над собой только темное небо, усеянное звездами. Боли все еще нет, и, сглотнув тяжело, устремляет Ренэйст взгляд на брата.

Витарр роняет свой меч в снег и кашляет кровью, пачкая ею шею и плечо Ренэйст. Острие ее меча, вошедшее ему в грудь, виднеется между лопаток. Ужас, поднявшийся из глубин, заставляет Ренэйст распахнуть рот, а следом за тем закричать пронзительно:

– ВИТАРР!

Под тяжестью собственного тела заваливается он набок, выпадая из объятий Ренэйст, и она тут же бросается к нему. Меч вошел в его торс едва ли не по рукоять – с такой силой насадился он своей плотью на ее оружие. Витарр дышит тяжело, беспокойным взглядом скользит по небу, и Ренэйст приподнимает его, едва удерживая скользкими от крови руками.

Нет. Нет. Нет.

НЕТ.

Никто из наблюдающих людей не торопится подходить к ним. Столь обомлели они, что не в силах с места сдвинуться. Не видит Ренэйст выражения лица Исгерд ярл, ожидающей иного финала, не видит лиц родных, что весь их поединок места себе найти не могли, желая вмешаться.

Она видит только Витарра. Своего старшего брата, истекающего кровью.

– Витарр! Витарр, проклятье, зачем ты это сделал?!

Голос ее словно бы приводит его в чувство, и он находит в себе силы посмотреть на нее. Он смотрит ей прямо в глаза, поднимает руку и кладет ее на лицо Ренэйст, улыбаясь с нежностью. Тело ее бьет крупная дрожь, смотрит она то на лицо брата, то на ужасную рану, не в силах заставить себя убрать меч из его тела. Боли и страха в ней поровну, не может понять Ренэйст, что же случилось, не может понять, как это произошло.

– Рена, – зовет ее слабым голосом Витарр, сглатывая слюну вперемешку с собственной кровью, – послушай меня, Рена, они бы не позволили мне жить спокойно. Убей я тебя, змея обернула бы все так, словно бы и способен я только на то, чтобы братьев да сестер своих убивать. Понимаешь ты? Я с самого начала обречен был, я знал, я…

Он кашляет снова, кровь заливает ему шею и торс, и снег под ним багровеет, ею пропитываясь. Ренэйст держит его так крепко, как только может, прижимает к себе, словно объятий ее достаточно, чтобы кровь в теле удержать.

Их взгляды встречаются снова, и он улыбается. Легко и спокойно, и боли словно бы нет. Нет ни сожалений, ни страха. Рука его все еще прикасается нежно к ее щеке, оглаживает трепетно, пока продолжает шептать он:

– Ты справишься, сестрица, такая ты молодец… Я бы боли тебе никогда не причинил, я бы… Ты только… Ты только помни, что обещала, я… Мне…

– Прошу тебя, молчи, молчи! Я отнесу тебя к лекарю, отнесу тебя к вельве, я…

– Рена… не будь слабой, Рена, – ладонь ложится ей на шею, притягивает он ее ближе, прижимается лбом к ее лицу, и понимает Ренэйст, что отблеск, замеченный ею в глазах брата, все это время слезами был. – Не дай ей победить тебя, слышишь?.. Плохим я братом был тебе, я… знаю, я… С-сделай, о чем прошу тебя, х-хорошо?..

Ей хочется глаза закрыть, так больно и страшно, но Ренэйст продолжает смотреть. Продолжает обнимать его, пусть и не чувствует он уже рук ее на себе.

– Все, что скажешь, брат. Я сделаю все, что скажешь.

Взгляд Витарра мутный, слепой словно. Дыхание прерывистое, и даже от боли не стонет больше. Ренэйст не видит, чувствует, как жизнь покидает его, и из последних сил шепчет он слабое:

– Позаботься о Руне и Эйнаре…

Его последний вдох касается ее губ, и рука Витарра соскальзывает с шеи ее, падая на окровавленный снег. Пустыми глазами продолжает смотреть он в безразличное небо, не слыша ни людских голосов, ни безутешных рыданий младшей своей сестры.

Все закончилось.

Тело Витарра предают огню со всеми почестями, что оказывают погибшему сыну рода Волка.

Погребальный костер его пышен, усыпан дарами и вещами, которым суждено отправиться с ним в последнее путешествие. Лишь коня забивают другого; Змея Ренэйст оставляет себе как память о брате, не позволив ни волоску упасть с конской гривы. Кости и остатки плоти животного закапывают в лесу, как можно глубже погрузив те в снег, а лучшие куски разбрасывают подле деревьев.

Так род Волка отдает почести своим корням.

Руна плачет беззвучно. Она подходит к кострищу, кладет ладонь свою на холодную руку Витарра, глядя на спокойное его лицо, и, наклонившись, оставляет короткий поцелуй у него на лбу. Кудрявые темные волосы нежно щекочут ее лицо в последний раз, когда, опираясь на руку сестры, отходит она в сторону, вторую руку держа на своем животе. Ренэйст смотрит на нее, смотрит, не моргая, и в голове ее звучат последние слова брата:

«Позаботься о Руне и Эйнаре».

Обруч из серебра, украшенный драгоценным камнем в самом центре лба, сковывает голову ее грузом правления. Ренэйст кюна сделает все для того, чтобы Эйнар Витаррсон стал достойным сыном своего рода. Он узнает о том, кем был его отец и какой путь ему пришлось пройти. Эйнар узнает все, и имя Витарра никогда не исчезнет, не сотрется из памяти тех, кто только мог его знать.

Стоящая подле нее мать рыдает безутешно. Каково же ей в третий раз хоронить свое дитя? Ренэйст не хочет того знать. Лишь держит она руку на плече Йорунн, сжимает мягко, показывая, что здесь она, рядом, и ни за что ее не оставит. Все проклинает себя Йорунн, винит в том, что произошло с ее сыном. До самой смерти мысли о том, как же все было бы, поступи она иначе еще в тот миг, когда Ганнар от Витарра отрекся, преследовать ее будут, лишая покоя.

Это наказание Йорунн выбрала для себя сама.

Хакон вкладывает в руку своей кюны зажженный факел. Глядя на пламя, Ренэйст стискивает факел непослушными пальцами, что сгибаться отказываются. Но отныне нет у нее права на слабость, и потому привычным уже жестом вытягивается она подобно тетиве, глядя на тело брата. Проводит над ним вельва последний ритуал, Витарру положенный, и, ударив с силой посохом своим по основанию погребального костра, вскидывает Сага тяжелый взгляд на новоявленную кюну. Ренэйст приняла бразды правления сразу после рокового поединка, не желая больше позволять другим людям решать судьбу своего народа. Первым распоряжением ее и стали достойные похороны для Витарра, что не заслужил подобной участи.

Сага кивает ей, отходя от погребального костра. Все приготовления окончены, и теперь осталось лишь сделать то, что тяжелее всего. Ренэйст смотрит на пламя, пляшущее на факеле в ее руке, и делает шаг вперед.

Ноги ее с трудом сгибаются весь тот короткий путь, что проходит она, приближаясь к телу брата. Все чувствует Ренэйст горячую кровь его, бегущую по ее рукам, чувствует на лице своем последний его вдох. Видит, как жизнь угасает в карих глазах, и тоска стискивает ледяными руками сердце ее.