— В самом деле? — стекла очков снова блеснули в электрическом свете, заливавшем зал ресторана. — Как любопытно.

— Да просто про Морану тогда призрак в Южном порту упомянул, вот и стало интересно кто она такая, — даже не стал скрывать правду я. — Собственно, это и все. Кстати, призрак тот ее ведь не Мораной называл, а Марой. Только сейчас вспомнил.

Вот про что я точно не стану ему рассказывать, так это про свои отношения с Мораной. И не только ему, а кому-либо еще из смертных. Это только мое дело и больше ничье. К тому же, как мне кажется, Ровнин не очень ее жалует.

— Ну данную сущность как только не называй, смысл от этого не изменится. — Олег Георгиевич потер лоб. — За ней всегда стояли смерть и страх. Очень, знаете ли, неприятное существо эта Морана, если верить древним хроникам и летописям. И, кстати, твоих собратьев-ведьмаков, Саша, она очень и очень жаловала, что в принципе, объясняет визит мары к тебе. Так сказать, остаточное явление. Использовать то, что нужно для хозяйки, даже если той больше и не существует. Для нежити вроде мары понятия времени ведь нет, ей что дохристианские времена, что наши дни — все едино. Душа людская осталась той же, страхи человеческие, которые она пьет, тоже не изменились, и установки, что ей некогда дала владычица, остались те же. Если есть возможность — удружи ведьмаку, а лучше — сделай его должником, чтобы проще было его заполучить. Твои предшественники не спешили отвечать Моране на ее любовь, насколько мне известно.

— Почему? — немедленно спросил я.

Это был один из тех вопросов, которые мне не давали покоя.

— Ведьмаки, по сути своей, не зло, — помолчав и снова побарабанив пальцами по столу, ответил Ровнин. — Они, если можно так сказать, нейтральны. Стоят где-то посередине между миром Дня и миром Ночи. Иногда кто-то из них склоняется в одну сторону, кто-то в другую, но это допустимая погрешность. Но тьма — не для них. Им не нужна кровь для существования или страдания людские для того, чтобы усилить свою мощь. Морана же — темная богиня. Нет-нет, не говорю, что это зло в чистом виде, его идеального, знаете ли, вообще не бывает, равно как и всеобъемлющего добра, но тем не менее Морана богиня темная, сиречь — злая. В любом пантеоне богов есть злые и добрые сущности — что у греков, что у скандинавов, что у… Не знаю… Японцев. И наши онучи ихних не вонюче. У нас тоже все было по-взрослому. Имелись светлые Жива, Лёля, Ярило и иже с ними. А к ним, разумеется, прилагалось противостояние в виде Триглава, Недоли, Вия и, разумеется, Мораны.

— Вия? — даже открыла рот Женька. — Это который «поднимите мне веки»?

— Ну Гоголь знал, откуда материал черпать, — веско произнес Ровнин. — Думаю, консультировался с кем-то из наших. Вий, моя юная сотрудница, это не просто какой-то книжный или сказочный персонаж, а вполне серьезная личность из древнеславянского прошлого, функционер не из последних. Владыка подземного мира, главный тюремщик Пекельного царства и первый воевода Чернобога, так-то. Слушай, Мезенцева, ты хоть нормативку почитай. Нифонтов вот, когда был в твоих чинах, только и делал, что старые дела лопатил и черпал знания откуда только можно. Я понимаю, бегать с пистолетом куда веселее, опять же выглядишь ты при этом привлекательно, но основы вызубрить нужно. Понятно, что вся эта публика канула в прошлое давным-давно, но вот, всплывают же последы, правда? И тут уже не надо гадать. Надо знать.

— Правильно, — поддержал его я, вызвав негодующий взгляд Евгении. — Вот мне бы в ваши архивы попасть, я бы оттуда вообще не вылезал.

Чистая правда. Сдается мне, там много интересного можно узнать. Интересно, Ровнин как-то отреагирует на мои слова?

— Так вот — Морана, — как ни в чем не бывало продолжил Олег Георгиевич, проигнорировав и мой не слишком завуалированный намек, и надутые губы Мезенцевой. — Она была властна и жестока, потому Белобог закрыл ей дорогу в Явь, то есть мир людей, оставив навеки за кромкой, в Нави. Ее слуги — те могли бывать и там, и там, но это все была нежить, в лучшем случае — нечисть. Им было подвластно многое, но далеко не все. Какие-то вещи могли сделать только те, в ком пульсирует живая кровь и имеется душа. И вот тут Морана заинтересовалась ведьмаками. А если конкретнее — поводырями мертвых. Из всей магической людской братии только они могли физически пересекать границу Нави и Яви, поскольку, избрав путь служения мертвым, по сути присягали на верность обеим мирам, а значит, получали право жить и там, и там. Хотя нет, я неверно выразился. Скорее — они получали ключ от двери, ведущей в Навь, и могли время от времени заходить туда в гости. Вот ты достаточно пренебрежительно высказался о своем ноже, а зря. Он ведь не только оружие. Он и есть ключ к дверям, ведущим в то место, которое наши далекие пращуры называли «кромка». По крайней мере, мне рассказывали так.

— Это как у волкодлаков? — оживилась Женька. — Ну когда они втыкают нож в дубовый пень и через него сигают, чтобы обернуться волком!

— Технологию процесса не знаю, думаю, он посложнее, — с улыбкой ответил ей Ровнин. — Но в чем-то ты права. Если тебе очень интересно, поговори об этом с тетей Пашей. Все вышесказанное я узнал от нее как раз в твоем возрасте. Насколько я понял, этой темой в свое время немного занимался Барченко, когда разыскивал исходный текст «Голубиной книги», а этот человек докапывался до истины как никто другой. Даже если между ним и этой истиной лежали тысячелетия.

— Так-то интересно, — пробурчала Евгения. — Только я ее боюсь. Тетю Пашу, в смысле.

Не знаю, кто такая эта тетя Паша, но я бы лично из нее все вытряс, до последнего словечка. Вот только, боюсь, такой возможности у меня не будет.

И надо непременно будет узнать, что это за Барченко такой. А еще лучше — попробовать с ним пообщаться.

— Понимаю и разделяю, — одобрил слова Женьки ее начальник. — Я, если честно, и сам иногда ее опасаюсь. Вроде уже и в руководство выбился, а все равно, когда она на меня ругается, ощущаю себя мальчишкой-стажером.

— А что дальше? — поторопил я его. — Ну с Мораной и древними ведьмаками?

— Морана понимала, что они идеальные проводники ее воли в мире смертных, — продолжил Ровнин. — Естественно, захотела прибрать их к рукам. Но ведьмаки были ребята не глупые и прекрасно понимали, что служение такой сущности к добру не приведет. Что их ждало? Кровь, смерть, людская злоба и в финале костер. Кому охота гореть заживо? А в обмен на это все весьма сомнительные перспективы невеселого посмертия где-то в Пекельном царстве. И это в лучшем случае. Потому они посылали ее куда подальше. Кстати — именно тогда и началось противостояние ведьм и ведьмаков. Ведьмы служили родным братьям Мораны и, как это сейчас принято говорить, «впряглись» за нее. Потом причина конфликта забылась, а вражда осталась.

Надо признать, те ребята были поумнее меня. С другой стороны, они были вооружены знаниями, а я — нет. Теперь знания у меня есть, пусть и куцые, но что делать — непонятно.

Одно хорошо. «Да» я тогда Моране не сказал. Подумать обещал — это было, но не более того.

И, скорее всего, теперь она от меня его и не дождется.

— Вот как-то так, — закончил свою речь Ровнин. — И напоследок, Саша, я вам скажу вот что. Для нас тысячелетия — это бездна времени. Для обычного человека даже то, как жил его прадед — древность невозможная, хоть их и разделяют какие-то 60–80 лет. Пустяк ведь, да? По сути, тень от песчинки в часах вечности. Но то для обычных людей. А для тех, кто живет под солнцем мертвых, время совсем другая величина. Для той же мары пара тысяч лет — один миг, дневной сон между обедом и ужином. И если о чем-то люди совсем забыли, это не значит, что этого нет. О чем-то или о ком-то. К чему я это говорю? Будьте осторожны. Те трое неизвестных, колдун, которого вы поминали — это все ерунда против наследия ушедших эпох.

Он или знает, или догадывается.

Или берет меня на «пушку».

В любом случае — это предупреждение. Пока — дружеское, пока — доброжелательное. Но — предупреждение.