Выпросить себе его, что ли? Вряд ли на этом стволе какие грехи числятся, Рагулин такую улику у себя держать не стал бы. Он был чистодел.

— Сань, — раздался голос полицейского. — Сюда иди. Я в ванной.

Как водится в хрущевках, санузел тут был совмещенный, потому достаточно просторный. Ну, условно, конечно. Наверное, именно поэтому бывший чиновник именно тут и устроил свой тайник, в наличии которого не сомневался Калинин.

— Я подумал, откуда тут вытяжке быть, — с довольным видом пояснил он. — Мне эти дома хорошо известны, неоткуда ей взяться. А она есть. Ну и еще душевая кабина меня смутила, обычно в хрущевках ванны ставят, в них хочешь мойся, хочешь стирай. Простучал, поддел — и нате, получите. Красота, а?

Красота как она есть. Ну а как еще назовешь пространство от пола до потолка, битком набитое пачками денег?

— Это сколько же тут? — охнула Жанна.

— Вот как-то так, — Стас по-хозяйски похлопал штабель из купюр ладонью. — Ну, Сань, какие у тебя мысли на этот счет?

— Дрыхнет, — сообщил мне Родька, вернувшись из комнаты. — Без задних ног. Хозяин, а точно надо было его оставлять тут, у нас? У него что, своего дома нету?

— Есть, — я отпил чаю и хрустнул сушкой. — Блин, каменные, зубы сломать можно.

— Какие есть, — проворчал слуга. — Ты когда в последний раз в магазин ходил? Вот то-то и оно. Скажи спасибо, что такие есть.

— Опять у кого-то из соседей спер, — констатировала Жанна. — Да? Кто у нас воришка? Родька у нас воришка!

— Мне хозяина кормить надо! — подбоченился мохнатик. — Так что не тебе меня судить! Я ж не свежатинку заимствую или там сыр французский вонючий. Я…

— Завтра схожу в магазин, — прервал я его речь, кладя сушку на стол. — Не дело по чужим квартирам лазать. И неправильно, и для меня лично немного унизительно. Что, у нас денег на еду нет, что ли?

— Деньги есть, — подтвердила Жанна. — А могло быть еще больше, чем сейчас. Намного! Столько, что на них остров можно было купить где-нибудь на Сейшелах или Мальдивах. Свой! Личный! С вот таким домом, гидропланом, яхтой и народонаселением. Никаких кладбищ, никаких придурков, которые тебя так и норовят убить, никаких нервов. Только солнце, море, пальмы и апероль.

— Мне не нравится апероль.

— Ну, виски со льдом, — отмахнулась девушка. — Или «дайкири». Какая разница? Саш, судьба дала тебе шанс, а ты его упустил.

— Может быть, — согласился я. — Но отчего-то у меня на душе сейчас спокойно. Да и прав Стас, сильно большие деньги не для таких, как я или он. Тут подходящий склад характера и ума нужен, понимаешь?

— Не жили богато, нечего и начинать, — неожиданно поддержал меня Родька.

Я, если честно, ожидал что он, узнав о случившемся, устроит форменную истерику, поскольку скаредность в его натуре занимала не последнее место. Но нет, он воспринял мое решение как единственно верное и даже не ворчал себе под нос что-то вроде «эхма, все прахом пошло».

Там, в квартире Рагулина, я Стасу на его вопрос о том, что нам делать, сразу ответить не смог. Сама груда денег меня ни разу не удивила, подобную картину я созерцал, и не раз. Я и поболе видал. Как-то через наше отделение проводили одну сделку, довольно мутную, так наличку для нее в трех броневиках доставили, половина персонала кассирам с пересчетом помогала, упаковочных лент даже на треть суммы не хватило, и одна из двух машинок отказала ближе к финалу действа. Короче, не действует на меня очарование больших денег, я их воспринимаю просто как бумагу. Полезную, нужную, но бумагу. Профессиональная деформация.

Но я на самом деле не знал, как ответить на вопрос полицейского.

— Мне они не нужны, — в конце концов сказал я. — Знаю, что звучит подобная фраза по-идиотски, но уж как есть. Дело не в том, что это деньги грязные или что они могут создать нам какие-то проблемы, это все ерунда. И не знает про них никто, и не пахнут они… Вернее, пахнут, конечно, но ты понял, о чем я. Просто мне столько не надо. У меня фантазии на них не хватит.

— Та же фигня. — Стас подпер плечом стену. — Мы с тобой ущербные товарищи, Саня. Как сказала бы одна моя бывшая, у нас зашоренный взгляд на мир. Я вот как ни прикидываю, то выходит, что мне, как тому Шуре Балаганову, для счастья надо денег всего ничего. Казалось бы, вон бабла сколько, бери, бросай работу и кайфуй. А на деле если так поступить, то я, скорее всего, сопьюсь в ударные сроки и лет через десять, самое большее, сдохну от цирроза печени. Потому что меня без работы нет. Мне без нее жить неинтересно. Вот ругаюсь иногда, ору, что уволюсь, а сам боюсь ее потерять. И деньги хочу получать те, которые мне в руки моими же трудами пришли. Я сейчас не про зарплату, если ты не понял, а о кое-чем другом.

— Понял, как не понять, — ухмыльнулся я. — Зарплата в твоем случае это приятный ежемесячный бонус к основному источнику дохода.

— Держи, — Стас взял с самого верха три пачки купюр в банковских упаковках и протянул их мне. — Себе возьму столько же. Это в самый раз. На большую глупость не хватит, а на десяток маленьких запросто.

— Вот так в самый раз, — я цапнул еще две пачки. — Мне надо в деревне кое-какие ремонтные работы провести, интернет триколоровский подтянуть, а это, знаешь ли, стоит. Опять же, родителям на дачу кое-что прикупить нужно.

— Родители — святое, — согласился со мной Калинин.

— А остальное?

— Можешь смеяться, но я сдам эти деньги государству.

— Два идиота! — охнула Жанна, приложив руки к щекам. — Капец!

— Хороший ход, — помолчав, произнес я. — После него, особенно если к делу подтянуть Маринку, тебя ни один ОСБ не тронет еще года два, если не больше. Да и по службе могут двинуть вверх. Правда, тут ведь палка о двух концах, может, Маринка и ни к чему. Ты деньги сдашь, про это напишут, а потом люди в больших кабинетах тебя терзать станут на предмет того, сколько ты из этой заначки себе в карман положил, прежде чем о ней сообщил. Плюс деньги-то реально грязные, я досье этого черта хорошо изучил. Хрен знает, каким боком такая реклама тебе выйти может, короче. Система не любит, когда ее грязное белье на свет выволакивают.

— Ты меня совсем за дурака не считай, пожалуйста, — попросил меня Калинин. — Ты всерьез думаешь, что я прямо завтра к шефу побегу со словами «Михалыч, глянь чего я нашел!»? Тут надо все хорошо обдумать, подложиться бумагами в виде агентурных сообщений, придумать, с какого хрена меня в эту квартиру вообще занесло. А про Рагулина твоего на самом деле упоминать не стоит, вреда от этого будет куда больше, чем пользы. Вряд ли он только на свой карман работал, наверняка с кем-то делился. Если бы это было не так, его бы «приняли» куда раньше. Короче, думать надо. Да и земля это чужая, за лишнюю шумиху на ней потом братья по оружию спросить могут. Ладно, если с меня, так ведь нет, с шефа моего. А вот он уже меня раком поставит. Михалыч может.

— И кровь надо замыть, — напомнил я ему. — В той, другой квартире.

— Замою. — Стас закрыл шахту воздуховода панелью, скрывая от меня денежное изобилие. — Говорю же — не дурак. А может, вообще про вторую хату промолчу. Если шеф захоронку без журналистов и конторских изымать станет, что вполне вероятно, то никто тут по сантиметру ничего изучать не будет и лаз на ту сторону не найдет. А я после там дверь поменяю, и появится у меня вневедомственная конспиративная квартирка, о которой никто не знает. Поверь, вот это на самом деле ценность! Тут и с агентурой можно встречаться, и отлежаться, если что. Ну, помнишь, как тогда, весной?

Он потом еще что-то говорил, но я его особо не слушал, прислушиваясь к себе. Нет-нет, я не о совести и чем-то таком. Это все побасенки, свойственные прекрасной эпохе всеобщего гуманизма, той, которой никогда не было и никогда не будет. Речь идет об интуиции, и она мне говорила, что поступил я абсолютно верно. Надо только еще один момент не забыть с моим приятелем проговорить.

— Да, Стас, — я поддержал полицейского, который в этот момент пошатнулся и чуть не упал. Кровопотеря все же давала себя знать. Вон он и бледный весь. — Надеюсь, мое имя вообще нигде и никак не будет фигурировать? Особенно в бумагах?