Ряжский напрягся, я понял, что он в шаге от того, чтобы спустить на меня ту троицу, что сидит вон за дверью. Не стану врать, внутри все ходуном ходило, но при этом осознание полноты бытия меня буквально захлестывало.

— Не надо — сказал я бизнесмену, усмехнувшись — Ну, расстреляют меня эти трое. И какой в том смысл? Моя смерть ничего не изменит. Напротив. Она все ухудшит. Сейчас есть вероятность того, что умрете только вы. Если же ваше гостеприимство скажется на мне летально, то умрет ваша жена, ваши незаконнорожденные дети и их матери, все родные и близкие до пятого колена. Может, и еще кто-то, кого я не назвал. Так что моя смерть — это только начало.

— Какие трое? — насторожилась Ряжская — Паша, это он о чем?

— Вон там три бойца притаились — я кивком указал на дверь — Сидят, ждут команды «огонь».

— Ты дурак? — выдохнув, осведомилась у мужа женщина — Ты знаешь, что он наша последняя надежда, и все равно выкидываешь такие фокусы? Я сотни аргументов перебираю в голове, три ночи толком не сплю… Да еще и прямо в нашем доме! Это вообще за гранью разумного!

— Привычка — без тени смущения объяснил жене бизнесмен — Ругайся, не ругайся, но я так устроен. Для меня наличие запасных способов решения текущей проблемы необходимость. Есть план один, план два, план три. А иногда имеется вот такой вот… Ээээ… Нулевой вариант. Мы расстались с этим человеком не лучшим образом, верно? Он затаил на нас обиду. А еще он опасен, о чем нам обоим прекрасно известно. Кто знает, что ему придет в голову во время беседы? И случится ли она вообще? Может, он сюда пришел далеко не за тем, чтобы нам помогать. Разумеется, у меня нет ни малейшего желания в своем собственном доме устраивать стрельбу и проливать чью-то кровь, я вообще сторонник мирного сосуществования всех со всеми, и в данном случае буду только рад решить вопрос миром, особенно учитывая наши обстоятельства. Но раз так сегодня сложились обстоятельства, раз встреча незапланированно проходит на нашей территории, то я обязан предусмотреть все возможные варианты развития событий. Даже такой.

— Кстати, отчасти верная точка зрения — поддержал я его — В том смысле, что я пришел сюда совсем не за тем, чтобы вам помогать. Нет, убивать тоже не собираюсь, не следует меня демонизировать. Просто хотел сказать — хватит ходить за мной по пятам, я этого не люблю. Да и никому, наверное, такое не понравится, верно?

— Моя сестра больна — Ряжская опустила крепко, до белизны, сжатые кулачки на стол — Проблемы с кровью. Врачи сказали, что шансов нет. И наши, и не наши. И, что самое страшное, то же самое подтвердил Вагнер. Все. Саша, она умирает, ей осталось всего-ничего. Последний год я пыталась тебя отыскать, нанимала частных детективов, делала все, что можно, но ты как в воду канул. И вот, когда я уже смирилась с тем, что скоро останусь на свете совсем одна, ты вдруг появляешься в Москве. Когда я про это узнала, сразу же хотела ехать к тебе, но Павел отговорил.

— И правильно сделал — отправив в рот стебелек спаржи, добавил Ряжский — Ты вон и сейчас не слишком приветлив, а в день приезда и вовсе всех собак на Ольгу спустил бы. По себе знаю, как подобные вещи после дороги раздражают.

— Резонно — признал я — Что до сестры — сожалею. Но это жизнь, все мы смертны.

— Ты можешь ее вылечить — уставилась на меня женщина — Ты — можешь. Я это знаю. И кого бы ты сейчас из себя не изображал, я знаю, ты все тот же хороший парень Саша Смолин. Не злой, не безжалостный. Нет в тебе этого. В нас с Пашей — есть. В приятельнице твоей хоть отбавляй. А в тебе — нет.

— В какой приятельнице? — опешил я, отчего-то подумав о Жозефине. Вот только с какого бока она тут может прилепиться.

— В той, что мужа моего два года назад спасла — пояснила Ряжская и, словно жеваный насвай, выплюнула имя — Виктория. Дрянь такая. Наверняка ведь могла что-то сделать, уверена в этом, но уперлась как скала — нет, и все тут. И ведь не переиначишь. А как? Уж и на начальника ее сверху давили, и припугнуть пытались, только толку ноль. Знаешь, я в какой-то момент на нее так разозлилась, что чуть… Неважно.

— Как раз важно — заметил я — И вам очень повезло, что с Викторией ничего непоправимого не случилось.

— Только эти соображения и остановили — не стала скрывать Ряжская — Считай, именно ты ей жизнь спас. Не хотела, чтобы ты, когда наконец найдешься, на меня из-за этой стервы злился.

— Думаю, на этой ноте можно закончить вечер воспоминаний и начать беседу о текущем моменте — предложил Ряжский — Что до меня — я изрядно устал от сложившейся ситуации и буду рад ее разрешению. Хоть каком-то. Ольга совсем издергалась за последний год, что вредит всему сразу — и ее здоровью, и нашему бизнесу. И, как бы это банально не звучало, я готов заплатить и очень много за то, чтобы все стало, как раньше. Бэлла станет рисовать свои ужасные картины, которые восхищают лишь ее любовников и владельцев выставок, спонсируемых нашей компанией, Ольга снова начнет решать сотни небольших, но очень важных внутренних вопросов, называемых «текучкой», а я наконец-то вернусь к своему прежнему образу жизни, и займусь тем…

— Что станешь трахать молоденьких секретарш — поморщилась Ряжская — Павел, с ним такой подход не сработает.

— Ну почему же? — я снова уселся на стул — «Заплатить и очень много» — хорошая фраза. Мне она нравится. Вот только «много» — это сколько?

Ряжский, было, хотел что-то сказать, даже рот открыл, но после его захлопнул, не издав ни звука.

— Вот! — рассмеялся я — Все говорят — много, только оно у каждого разное. У каждого свое. Ваше «много» и мое наверняка не совпадают, и вы сейчас это поняли. Лишнего платить не хочется, назовешь мало — я, неровен час, снова взбрыкну, потому как характер у меня говно редкое. Так ведь?

— Так — подтвердил Ряжский — Потому — назови цифру, и мы вместе решим, много это или мало.

— Деньги, деньги, деньги — я изобразил пальцами в воздухе некую фигуру — Деньги — это хорошо. Жаль только они не столь всемогущи, как про них судят люди с начала времен. Потому не стоит все ими, родимыми, мерять.

— Не деньги — значит, не деньги — влезла в беседу Ряжская — Скажи, что тебе нужно.

— Беда в том, что сам не знаю — задумчиво произнес я — Мало ли, что мне завтра может понадобиться? Может, частный самолет для поездки куда-нибудь в Исландию. Может, сто жестяных почтовых ящиков. Или, к примеру, сбор исчерпывающей информации о десятке-другом разных людей.

— Интересная у тебя жизнь — отпив зеленой жижи из высокого стакана, заметил Ряжский — В чем-то даже позавидовать могу. Хотя хоть убей не пойму, на кой тебе сто жестяных ящиков.

— Так и я не знаю. Может, и не на кой.

— Да или нет? — Ряжская была бледна, на виске у нее пульсировала синяя жилка.

— Завтра наведаемся к вашей сестре — мягко произнес я — Она где, у Вагнеров лежит? Туда положили?

— Да — выдохнула женщина.

— Машину к дому пришлите часам к десяти — попросил я — И, надеюсь, вы сами мне компанию составите? Не стану врать, я немного по вам соскучился.

— Александр, вы так и не назвали цену — произнес Ряжский, снова переходя на «вы» — Хотя бы в первом приближении. Люблю, знаете ли, определенность.

— Мои услуги обойдутся вам недешево. Но последнее не заберу, не переживайте. Да и вообще — может, оплату брать уже и не за что. Я не волшебник и не чародей, мертвых не воскрешаю. И тех живых, которые уже пересекли черту невозврата — тоже. Понятно излагаю?

— Предельно — подтвердил бизнесмен — Ольга, не забудь, завтра вечером у нас юбилей «Анттрансойла». Мы должны там быть. Оба!

— Будете — ответил за Ряжскую я — Думаю, мы с Ольгой Михайловной управимся с нашими делами довольно быстро. И даже несмотря на то, что давно не виделись.

Вот накой я его сейчас-то злю этими двусмысленностями? Поигрался — и будет. А я все бью, бью по этой болевой точке. Множественные удары по мужскому самолюбию добром не кончаются. Вот разозлю его капитально, он даст команду найти хорошего стрелка (а с ними в России-матушке всегда дело обстояло неплохо), и тот мне пулю в голову всадит как-нибудь поутру. И все. Привет родителям.