Мы – политики Мы – политики. Да! Политики. Каждой мелочью. Всеми фибрами. И за будничными кефирами. И за праздничными пол-литрами. Собираемся мы нечаянно, — дым табачный стелется низко… Каждый вечер — как чрезвычайное заседанье Совета Министров. Здесь становится близким — дальнее. Здесь чужое становится — личным!.. «Как в Свердловске проблема питания?..» «Как в Игарке с вопросом жилищным?..» Презираем ответы туманные! Но отмалчиваться не разрешаем. «Как там Франция?» «Как Германия?» И опять: «А что с урожаем?..» Интонацию вопросительную мы недаром выбрали сами. Заседаем мы без президиума, но зато — с оживлением в зале!.. Деловито и непреклонно возникают над мирными чайниками доморощенные Свердловы, заикающиеся Луначарские! Шаумяны из Архитектурного! А еще Дзержинские с Горного… Наши споры порой — непродуманны. Наши мысли порой — рискованны! Только я это слушаю с радостью! И рискованность такую славлю! — Значит, в жизни мы разбираемся! Значит, сильные мы, а не слабые! Значит, мы и вправду — огромные, если жить не желаем ощупью! Значит, все это наше! Кровное! Наше личное. Наше общее. Дипломаты мы пусть неважные. Не чета седым и прославленным… Только хочется нам, товарищи, чтобы все на земле было правильным! Справедливым. Гордым до зависти… Брось, приятель, глухим казаться! Брось ты хмыкать: «Нас не касается…» Нет, касается! Ох как касается!! В этих спорах себя открыли мы… И над яростью наших бесед в дымной комнате машут крыльями опоздавшие птицы газет. Зал ожидания Мы в зале ожидания живем. Любой из нас все время ждет чего-то… Начальника у дома ждет шофер, поигрывая ключиком от «Волги»… Вот аккуратный старичок в пенсне. Он ждет. Он едет в Вологду за песнями. Старуха, что-то бормоча о пенсии, блаженно улыбается во сне… Безропотного мужа ждет жена… Девчонка ждет любви. Ей очень боязно. А на девчонку смотрит старшина — и у него есть целый час до поезда… Ждет поворота лоцман — скоро мель. Учитель ждет решения примеров. Ребята ожидают перемены. Колхозы ожидают перемен. Разбуженная, ждущая страна и целый мир, застывший в ожидании… За нами — штормовая тишина! За нами — нашей силы нарастание! Мы ждем открытий. Мы друзей зовем. Друг другу говорим слова несладкие… Мы в зале ожидания живем! Но руки в ожидании не складываем! Переезжает роща С ума сошла роща. Переезжает роща. Деревья взволнованы, они кричат: «Едем! Со всеми манатками, с гусеницами мохнатыми, с росою позванивающей, с жуком-короедом, с божьими коровками, с паутинной проседью… Давайте в кузове машин присядем по традиции… А потом подымемся. А потом тронемся… Ну а как — с птицами? Как же быть с птицами? Прилетят птицы голубыми клиньями. Над землей забьется удивленный плеск… Покружат, потужат, разведут крыльями. Внизу вместо рощи — голая плешь…» А в коридоре поезда, в коридоре поезда слышно, как колеса разговор ведут… Мы едем, мы едем, хотя нам тоже боязно: вдруг прилетят радости и нас не найдут? Назым А у Назыма был голос протяжный. Руки добрые были у Назыма. У Назыма был характер бродяжий, а в глазах была веселая сила. Что любил он? Он любил час, в который можно лишь необъяснимо проснуться. И увидеть город — странный, готовый от мальчишеского солнца задохнуться. Он с друзьями любил за стол усесться, смаковал вина грузинского терпкость. Говорил: «Пью за врачей! За то, что се́рдца — пусть обычного — они не могут сделать…» Только разве он бы смог жить с обычным? Нет! Конечно, не смог бы. Это ж ясно… Он любил погарцевать в тосте пышном. Он придумывал шутки и смеялся, как ребенок, шоколадку нашедший, на два города тепло излучая… А еще он любил добрых женщин. (Правда, злые ему тоже встречались…) Называли добряком его иные. Называли чудаком его нервным. Я не буду спорить, но знаю поныне: добряком он не был. Чудаком — не был. Человеком и поэтом был. Всего лишь. Человеком и поэтом. И только… Если он говорил о ком-то: «Сволочь!» — значит, это была сволочь. Точно!.. Говорят, что были проводы щемящи. Невесомые цветы легли на плечи. И звучали похоронные марши. И текли заупокойные речи. Он не слушал. Он лежал. Смотрел на солнце. И не щурил глаз — наивных и дерзких. Было гулко. Было очень высо́ко. Так высо́ко, как бывает только в детстве!.. Потеряла женщина мужа. Потеряла женщина сына… Я не верю в эту смерть, потому что — как же может Земля без Назыма? |
