В воздухе висело тревожное ожидание. Естественно, слуги знали об очередной размолвке отца и сына, но ожидали, что гнев остынет и все будет по-прежнему. Не из любви к Ярославу. Мальчик постоянно изводил окружающих капризами, просто они, как и большинство людей, боялись перемен.

Единственным, кто по-настоящему сочувствовал молодому господину, был его камергер Васька. Ярослав мог быть несдержан на язык, придумывал обидные дразнилки, но зато давал мальчику доступ к своей роскошно иллюстрированной библиотеке, а также всегда делился сладостями и отдавал разонравившуюся одежду.

Ровно без пятнадцати десять в столовую вошел адъютант Неомира — полковник Веденцов — высокий, сухопарый мужчина с лошадинным лицом. Несмотря на непривлекательную внешность, офицер слыл отъявленным ловеласом и по сто раз на дню получал угрозы от рогатых мужей, которые иногда заканчивались дуэльными боксерскими поединками. И хотя Веденцов бывал часто бит, но своей страсти к прекрасному полу умерить не мог.

— Собирайтесь, Ваше Высочество! — Отчеканил полковник.

— А отец? — Ярославу стало обидно, что отец в очередной раз обделил его вниманием.

— Генерал занят.

— Почему он всегда занят, когда дело касается меня?! — Ярослав смел со стола чашку лиможского фарфора. — Стесняется сына — урода?!

— Прекратите истерику, принц! Мы не одни.

— А мне на. ть! Ясно?! Что, если я никуда не пойду?

— В таком случае вас отведут силой. Мне позвать охрану? Или вы вспомните, что вы Вотан?

Ярослав вытер злые слезы и размашистым шагом покинул столовую.

В холле переливался всеми цветами радуги портал. Отец никогда не скупился на широкие жесты, словно искупая отсутствие любви к сыну. Индивидуальный портал был вещью удобной, престижной и безумно дорогой.

Люди, проходящие через портал, испытывают, как правило, два ощущения: первые словно погружаются в теплую пенную ванну, вторые чувствуют легкое, приятное покалывание кожи. Ярослав не чувствовал ничего.

Выйдя из портала, мальчик поежился от сырого холодного воздуха. Он стоял у ворот замка на вершине горы, нависающей над Элизиумом. За века гора сменила множество названий и теперь именовалась Вороньей. Почему никто не знал. Воронов тут отрадясь не водилось. Разве что имя дали проживающие у подножья пенсионеры, до которых доносились кричалки кадет во время ежедневной зарядки. Действительно, их голоса можно было принять за карканье.

Калитка в обитых метеоритным железом воротах была приоткрыта. Через нее Ярослав с сопровождающим попали в караулку, ныне гордо именовавшуюся Контрольно-пропускной пункт, но оставшуюся такой же неуютной и промозглой, как и тысячу лет назад.

— Милое местечко! — Процедил сквозь зубы Ярослав.

Судя по вспыхнувшим глазам дежурного офицера, у него только что появился новый недоброжелатель.

— Товарищ полковник! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по КПП капитан Семенов!

— Вольно, капитан, мы не на параде. Позвони в роту полковника Сурового, доложи, что прибыло пополнение.

— Есть!

— Что касается вас, принц. Советую вам как можно скорее втянуться в армейскую жизнь. Через три недели присяга. Если до этого момента вам могут делать некоторое снисхождение, то после вы будете учиться на общих основаниях. Полковник Суровый — боевой офицер. Церемонится не будет. Возражений не терпит. Поэтому, как выражается молодежь: “засуньте язык в задницу и выполняйте приказы”. Честь имею!

Веденцов оставил Ярослава краснеть под насмешливыми взглядами караула. Впрочем, их улыбки исчезли, когда в помещение вошел офицер с жидкими светлыми волосами, зачесанными назад и открывающими высокий, изрезанный морщинами лоб. Серые глаза пришельца смотрели зло. От левого уха к подбородку тянулся глубокий шрам, придающий лицу несколько разбойничий вид.

— Товарищ полковник…

— Маа-лчать! Капитан, почему у вас ремень висит на… тестикулах? А это, с позволения спросить, наряд по КПП?! Стадо! Всем трое суток ареста! Кадет Вотан, следуйте за мной.

Ярослав покинул караулку без злорадства, он чувствовал, что с этим человеком у них хороших отношений не получится.

Полковник шагал быстро, не оглядываясь и ничуть не волнуясь, успевает ли за ним подопечный. Суровый детей не любил. Во время войны ему приходилось лично расстреливать солдат и лазутчиков противника, многим из которых не исполнилось и 10 лет. Сначала это было омерзительно, но когда счет перевалил за сотню трупов, стало обыденным. Его командир — полковник Неомир, научил относится к детям, как к биоматериалу, который надо либо отформатировать для своих целей, либо уничтожить. Этот урок лейтенант Суровый запомнил на всю жизнь.

Когда несколько лет назад генерал Неомир предложил полковнику должность командира учебного взвода, согласился не сразу. И дело было не в переходе с должности командира батальона до взводного. Должности в военных училищах приравнивались к гвардейским, так что это было существенное повышение. Просто боевой офицер Суровый часто прибегал к недисциплинарным методам воспитания, в просторечии именуемым “мордобитием”.

Но Неомир заверил его, что дилема “бить или не бить детей”? перед для офицером воспитателем не стоит. Вопрос лишь как сильно и как часто? Тем более что непосредственным исполнением занимались сержанты.

Суровый надежды оправдал. Возглавляемый им первый взвод первой учебной роты был неизменным лидером как в учебе и спорте, так и в “политической подготовке”. Выпускники полковника полностью отвечали концепции, что “солдат должен бояться неудовольствия командира больше, чем смерти”.

Задача, поставленная Суровому бывшим командиром, была проста и сложна одновременно. Генерал лично пришел в служебную квартиру полковника, сказав на прощание: “Верни мне хорошего солдата или труп”.

Внутри стен замок был значительно больше, чем снаружи. Хотя первые Вотаны проводили большую часть времени в военных походах, жить любили с комфортом и претензией на роскошь.

В замке, например, имелись термы и приличных размеров цирк, который использовался в качестве стадиона.

Ярослав почти бежал по мощеной гладкими от времени, солнца и тысяч ног камням мимо статуй своих прославленных предков, имеющих примерно такое же сходство с оригиналами, как боксер-тяжеловес с балериной. Гуго Вотан, славный тем, что душил диких медведей голыми руками и одевавшийся в содранные с них шкуры, немало подивился своему облику ухоженного метросексуального мужчины средних лет, словно сошедшего с обложки модного журнала.

Наконец, они достигли трехэтажного здания из красного кирпича, окруженного чахлым газоном. Подход к нему охранял памятник лысоватого человека с бородкой, указывающего рукой в противоположную от здания сторону. Почему Эльзидар Вотан решил увековичь образ “любимого верного ученика”, как он его называл, было известно ныне только профессиональным историкам. Но памятник никто не трогал и не переносил в музей.

Возле крыльца ждал подросток с лицом красивым и наглым. Таких без ума любят девочки, и ненавидят мальчики. На нем был черный китель с нашивками сержанта, брюки с серебряными лампасами и отражавшие свет Солнца ботинки. Увидев Сурового, мальчишка вытянулся, словно его растягивали на дыбе и пожирал глазами приближающегося офицера. Когда между ним и полковником осталось четыре метра, сержант ломающимся голосом крикнул: “Здравия желаю, товарищ полковник”! Ярослав его пожелания не разделял. Сержант ему понравился не больше, чем командир. Было в этом на год или два старше его подростке что-то неприятное, как червяк в сердцевине сочного и красивого яблока.

— Кадет Вотан, представляю Вам непосредственного командира — сержанта-воспитателя Никиту Смирнова. Все вопросы службы и быта решаете через него. — Смирнов, переодень пополнение и поставь на довольствие. Я отдыхать.

В холодильнике холостяцкой комнаты полковника ждала бутылка водки, от смакования которой его отвлек визит ненужного нового подчиненного.