Спустившись вниз, он обнаружил нужный конверт пустым. Ему объяснили, что пленка у доктора Белова. Ну, к Белову идти, конечно, не следует. Это могло бы означать конец его карьеры в Кремлевской больнице. Отправиться обследовать предстательные железы где-нибудь в Томске. Навсегда.

Но есть еще одно место.

Рентгенкабинет размещался в подвальном помещении клиники. Это была холодная белая комната, в которой хозяйствовал техник Вася Рязанский. Кузнецов был поверхностно знаком с этим молодым парнем: однажды он снабдил Рязанского дозой антибиотиков для лечения трипера. Он тогда не предал это дело огласке. Сейчас он хотел получить по счету за свою доброту. Игра стоила свеч: это дело казалось Кузнецову все более и более подозрительным.

— А что такое? — хитро спросил Вася, когда Александр поинтересовался, как себя чувствует его трипер. — Тебе чего вообще нужно? — Тут он шутя выругался. И весело рассмеялся.

Кузнецов тоже расхохотался.

— Слушай, Вася, сделай мне одолжение. Я думаю, результаты кардиограмм сохраняются на твоем компьютере?

— Дальше что?

— Хочу взглянуть на одну.

— Слушай, не усложняй себе жизнь, — ответил Вася. — Шуруй наверх, в архив.

— Да был я там. Ее там нет. Сделай одолжение, посмотри у себя.

— А что конкретно интересует, товарищ доктор?

Когда Кузнецов сказал, Рязанский расширил глаза. Затем он медленно склонил голову в шутливом поклоне.

— Ну и ну… Привалило тебе счастье, а?

Пусть он думает, что меня приставили лечить Павличенко…

Вася набрал имя на клавиатуре компьютера.

— Данные остаются в банке около месяца. Затем они стираются, — сообщил Вася. Он был уже серьезен. — Пленки, знаешь ли, не хватает. Ее потом опять пускают в дело. Ты хоть знаешь, когда примерно была сделана кардиограмма? Я вообще не помню, чтобы я ее делал. Возможно, была не моя смена.

— Я думаю, в течение последнего месяца.

— Ага, вот оно, — провозгласил Рязанский. — Иди смотри.

Кузнецов подошел.

— Слушай, я бы хотел посмотреть каждый участок мозга крупным планом. Это возможно?

— Запросто.

Обследовав все участки мозга Павличенко, Александр выяснил все, что нужно. Налицо обширный инфаркт левой стороны головного мозга.

Но как же это может быть? Ведь по данным компьютера наверху у Павличенко нет никаких отклонений… Кардиограмма не показывала никаких значительных отклонений… А здесь все свидетельствует об обширном ударе. А как могло случиться, что об этом никому не известно?

Что-то тут явно не так. Что-то подтасовано.

И тут он заметил на мониторе дату съемки.

7 ноября.

Итак, согласно дате, обследование проводилось 7 ноября. То есть через два дня.

В одном из кабинетов Первого главного управления КГБ, расположенного на окраине Москвы, раздались частые гудки компьютера. Система тревоги была подсоединена к детектору вторжения. Она должна была немедленно сообщать о проникновении в секретную компьютерную сеть.

На мониторе одна за другой вспыхнули надписи.

Последовала короткая пауза, во время которой в памяти компьютера производилось сличение кода входа в банк данных со списком персонала больницы, затем возникла еще одна надпись:

Кафе было очень простое, даже уродливое. Оно было заставлено маленькими столиками, у которых стоя ели люди. Народу было очень мало, воняло горелым жиром, стекла окон запотели от дыхания. Длинная молчаливая очередь стояла вдоль стойки. Люди передвигали подносы со стаканами сметаны и тарелками с пельменями к кассе. Две седые женщины выкладывали на стойку хрустящие золотисто-коричневые пирожки.

Оказалось, что пельмени — это маленькие кусочки сероватого мяса, завернутые в бледное тесто, проваренные и политые сметаной. На вкус они оказались лучше, чем на вид. Пирожки же можно было назвать вкусными. Стоун запил пирожок стаканом кофе с молоком. Это, конечно, был не настоящий кофе, а какой-то жалкий эрзац, предусмотрительно забеленный горячим молоком.

— Я больше не могу оставаться у тебя, — задумчиво произнес Чарли, жуя пирожок и запивая его кофе. — Это опасно и для тебя, и для меня.

— Я знаю.

— Ты можешь что-нибудь придумать? Может, у тебя есть какие-нибудь хорошие друзья?

— Мой оператор, Рэнди. Моя продюсер, Джейл… Нет, оба исключаются. Они мои соседи и в случае чего — сразу пойдут к ним. Но я знаю одного русского… Он художник. У него довольно большая мастерская. Что-то вроде мансарды. Он там пишет. Возможно, он тебя пустит.

— Это было бы здорово. — Несколько минут они ели молча. Доев пельмени, Чарли произнес: — Теперь о старообрядцах…

— Да, как быть с ними?

— В этом вопросе мы нисколько не продвинулись.

— Подожди до вечера.

— До вечера? Но это может быть поздно!

— Послушай меня внимательно. Мне надо сходить в одно место. Но я не могу попасть туда обычным путем, — Шарлотта взглянула на часы. — О, пора. Мой человек скоро будет на месте… Больница ведь всего в квартале отсюда. А так как этот парень не просто врач, а еще и отличный ученый, вполне правдоподобно, что он пошел в Ленинку.

Они пересекли улицу, поднялись по широкой лестнице под огромные колонны библиотеки, вошли в вестибюль, оставили в гардеробе пальто и спустились в холл, заставленный большими каменными скамьями. Это была курилка. Читатели, устав от работы в читальном зале, сидели на лавках, куря.

Несколько минут спустя рядом с ними присел мужчина лет пятидесяти, одетый в хороший костюм под дорогим пальто из овечьей шерсти. Усевшись на скамью, он сразу вытащил пачку «Беломорканала» и, повернувшись к Шарлотте, по-русски спросил:

— Извините, у вас есть спички?

Она с полнейшим безразличием подала ему коробок. Он взял, прикурил папиросу и, отдавая спички, быстро начал говорить.

Со стороны казалось, что просто какой-то донжуан, пораженный красотой блондинки, пытается завязать с ней знакомство. В холле никто не обратил на них ни малейшего внимания.

— Я думаю, что нашел то, что вам нужно, — тихо произнес Кузнецов. Он выдохнул большой клуб дыма, быстро огляделся, смущенно улыбнулся улыбкой отвергнутого приставалы. Ему было трудно играть свою роль: он был очень напуган. Чарли сидел рядом, делая вид, что читает «Советскую культуру». Он украдкой взглянул на Кузнецова. Врач продолжил: — Только несколько человек больны более или менее серьезно. Но есть кое-что совершенно потрясающее. Председатель КГБ на грани удара.

— Павличенко? — переспросила Шарлотта. — На грани?..

— Вот именно. Понимаете, это еще не произошло. Если следовать записям, которые мне удалось посмотреть, удар запланирован на 7 ноября.

Почувствовав толчок ужаса, Стоун понял, что наконец-то нашел «крота» «К-3».

Роджер Бейлис, время от времени поглядывая на часы, ехал в своем черном «саабе» по Белтуэй. Должно быть, Маларек, человек Павличенко в посольстве СССР в Вашингтоне, уже ждал его в условленном месте.

Бейлис уже съел три таблетки маалокса. Лекарство успокоило изжогу в желудке, но нервы были напряжены до предела. Он не хотел начинать пить валидол так рано в такой день. Ведь сегодня он улетал в Москву в группе сопровождения президента. И он хотел быть как можно более внимательным в такой день. Это должно было произойти всего через несколько часов. Возможно, это станет звездным часом его карьеры в Белом доме.

Со времени последнего заседания «Санктума» он пребывал в состоянии страшного нервного напряжения.

Дело в том, что он мало-помалу убедился, что «Санктум» — союз очень мудрых людей — тем не менее совершает непоправимую ошибку.

Каким образом Павличенко планировал осуществить захват власти? Они этого не знали. Да, это было мудро — стремиться убрать советского президента, который и так был на грани краха, и заменить его американским «кротом». Американский агент во главе того, что осталось от Советского Союза… Да, это совсем неплохо.