Спустя три минуты двое мужчин практически бесшумно проникли в дом.

Чарли долго не мог заснуть. Он вдруг понял, что просто никак не может оставить это дело, слишком много вопросов осталось без ответа.

Он лежал в кровати без сна, глядя на паутинообразные трещины на потолке, которые много раз рассматривал ребенком. Вдруг до него донесся глухой стук. Откуда это? Снизу? Или что-то упало на улице? Ночью звуки очень обманчивы. Может, это стукнуло ставней?

Затем послышался лай Пири. Это было странно — он никогда не лаял по ночам.

Стоун перевернулся в постели, чтобы посмотреть на табло электронных часов. Сначала ему показалось, что их нет на месте, но потом он понял, что они там, на столе. Просто циферблат почему-то не светится. Может, он случайно отключил их? Чарли сел на кровати и нажал кнопку настольной лампы. Она не зажглась. Должно быть, отключили электроэнергию.

Телефон стоял в холле. Чарли вышел из спальни и пошел к старому бежевому телефонному аппарату. Надо позвонить в компанию по электрообеспечению. Видимо, где-то на линии поломка. Иногда бывает, что машина врежется в столб, провод порвется — и все. Чарли поднял трубку. Никаких гудков.

Тут Стоун услышал странный, нечеловеческий звук и понял, что то скулит собака.

Внизу явно кто-то был.

Он медленно повернулся, чтобы вернуться в спальню за шлепанцами и затем спуститься вниз, посмотреть, что там происходит.

И тут…

На его дороге стоял какой-то крупный бородатый мужчина, он медленно шел на Чарли. И что-то в нем показалось Стоуну удивительно знакомым, отчего кровь застыла в его жилах.

Он резко повернулся к незнакомцу лицом.

— Какого черта! — вскричал он и, одним прыжком подскочив к непрошеному гостю, схватил его за руку и сильно дернул вверх. Тот снизу ударил Чарли в живот. Стоун — он был выше — хотел повалить бородатого на пол, но тот оказался сильнее, чем ожидал Чарли. Сделав резкий выпад, он сильно ударил Стоуна кулаком по лицу, отчего тот отлетел назад. Налетев спиной на стену, он вдруг заметил под курткой у незнакомца пистолет в кобуре. Чарли опять бросился на взломщика. Он был в своем доме, он защищал себя и отца, поэтому Чарли почувствовал в себе огромную силу. Он уперся ладонью в подбородок бородатого и с огромной силой оттолкнул его назад. Тот влетел в высокое зеркало, висевшее в холле. На пол с грохотом и звоном каскадом посыпались осколки. Чарли опять бросился на него и тут почувствовал, как что-то острое вонзилось ему в спину.

Он повернулся. Позади него стоял еще один человек. Силы стали неравными. Поворачиваясь, Чарли увидел, чем был сделан укол: в руке у мужчины был шприц для внутривенных впрыскиваний.

В конце коридора послышался крик. Открыв дверь своей спальни, отец хриплым голосом в ужасе звал Чарли.

— Уходи! — закричал ему сын. — Запрись в спальне! — Он опять повернулся к бородатому и, нанося следующий удар, почувствовал, что его обволакивает туман, руки перестают слушаться. Кулаки разжались, и Чарли потерял равновесие. Ему показалось, что он падал целую вечность, а затем все померкло…

Звонок. Первое, что услышал Стоун, был длинный и назойливый, невероятно громкий и резкий звонок. Голова раскалывалась, казалось, она распухла. Чарли ощутил под щекой что-то жесткое и шершавое. Ковер. Он лежал на полу, на восточном ковре в отцовском кабинете. Свет был ослепительно ярким. Уже наступило утро.

Звонили в дверь. Звук был какой-то сердитый. Чарли попытался подняться, но почувствовал страшную тошноту и головокружение. Это было мучительно, но он должен был прекратить этот ужасный звон.

Стоун ухватился за край письменного стола и, держась за него, медленно подтянулся.

Он смотрел и не верил своим глазам. Кровь остановилась в жилах, сердце взорвалось.

Это был его отец.

Этого не может быть… Этого не может быть… Это какой-то страшный, невероятный бред. Я все еще сплю, мне снится что-то ужасное, нереальнее.

Кровь была повсюду: липкие застывшие лужи человеческой крови на столе, на бумаге, на книгах. Похожая на пролитую красную краску кровь покрывала пижаму отца. Все его тело было исполосовано глубокими порезами и ранами от кинжала: грудь, горло, голова, лицо.

— Нет, нет, нет, — простонал Стоун. — О Боже, нет… О Боже, нет, — он стонал, остолбенев от ужаса.

Его отец был убит. Зарезан. Элфрид Стоун лежал, раскинувшись в кресле у письменного стола. Изуродованное лицо было закинуто назад. Боже, он весь изрезан! Он стал жертвой нападения какого-то сумасшедшего.

Тут Чарли заметил, что в одной из ран в боку отца торчит длинный нож с черной рукояткой. Это был кухонный нож из кухни отца; один из тех, которые Чарли наточил только накануне вечером.

Стоун с трудом приблизился к телу, из его горла вырвался страшный низкий крик горя. О нет, он спасет его! Он воскресит его! Это еще возможно, еще не все потеряно… Это возможно! Он спасет, он оживит…

— О Боже, о Боже, — хрипел Чарли. Задыхаясь, он схватился за руку отца.

Звонок в дверь прекратился, но через минуту послышался какой-то страшный глухой удар.

Но смотреть, что там был за шум, времени не было. Ему надо спасать жизнь отца. Он должен, он обязан спасти его.

Где-то внизу, уже в доме, послышались голоса. Какие-то люди что-то кричали. Чарли услышал, что его зовут, но он не мог откликнуться сейчас. У него не было времени. Совершенно не было времени.

Он взял в руки безжизненную изуродованную голову отца, который, казалось, хотел закричать, сказать сыну: «Нет, нет, оставь меня в покое, не трогай меня».

Но его голосовые связки не могли больше издать ни звука.

Сквозь шторы отцовского кабинета Чарли заметил мелькание синих ламп. Полиция. Их надо бы впустить, но у него нет времени.

«У меня нет времени! — хотел крикнуть он. — Я должен спасти его!»

— Откройте, полиция! — послышался за дверью громкий голос.

«Они пришли сюда не для того, чтобы помочь тебе, — сработало что-то в мозгу Чарли. — Уходи. Они пришли не для того, чтобы спасти твоего отца. Убегай отсюда».

Он должен спастись. Он должен спастись ради отца. Он просто обязан спастись.

В конечном итоге именно посещение психиатрической клиники сделало Стефана и его отца террористами.

Но то, что сделали с Абрамом Крамером, было лишь последней соломинкой, потому что еще раньше у Стефана были все основания считать, что их семья обречена на жалкое и несчастное существование. Когда они ехали домой после посещения психушки, отец рассказал ему о своем горьком опыте, о том кошмаре, который ему пришлось пережить, и в первую очередь — о годах заключения.

Во время Великой Отечественной войны он попал в плен к фашистам. В другой стране и в другое время из него сделали бы национального героя. А в России он стал предателем только потому, что он был неосмотрителен и безрассуден настолько, что попал в руки врага.

В концлагере он натерпелся такого, что не смог забыть до конца своей жизни.

Один из его знакомых по зоне, арестованный по весьма расплывчатой статье «за антисоветскую агитацию», отказывался подписывать признание. Тогда они сотворили с ним поистине чудовищное злодеяние. Они сняли с него штаны и трусы и посадили на пол. Двое солдат сели ему на ноги, а следователь поставил ногу в ботинке на член бедняги и начал медленно наступать на него.

Он сознался через десять секунд, еще немного — и он бы сошел с ума.

Другой заключенный был серьезно покалечен, когда на допросе они раскалили докрасна шомпол и приставили ему к заднепроходному отверстию. И если бы он не признал все, что от него требовали, в тот же миг они всовывали бы прут все дальше. Но он и так получил серьезную травму, рана кровоточила еще очень долго.

А Якова Крамера пронесло… до времени, когда два зека плеснули кислотой ему в лицо.

Но настоящее отвращение к советской системе пришло к нему все же не тогда, а немного позже. Это случилось в тот день, когда он узнал о смерти Сталина. Всех заключенных подняли, как обычно, в четыре часа утра и погнали в столовую есть несъедобную черную похлебку из крапивы. Затем они отправились в глиняный карьер, где должны были копать глину для производства кирпичей. Там, на работе, заключенные были относительно свободны, надзиратели стояли поодаль, лениво болтая.