— Что случилось, товарищ Абрамов? — спросил председатель КГБ, подходя к Сергею и здороваясь с ним за руку. Помощник следовал за Павличенко по пятам.

— Мне необходимо поговорить с вами наедине.

— Конечно. — Он обернулся и сказал: — Спасибо, Алеша. Я позову вас, когда мы переговорим.

Как только помощник вышел, Абрамов произнес:

— Товарищ Павличенко, дело принимает очень серьезный оборот. Результаты моих исследований просто потрясающи. Все оказалось намного сложнее. И страшнее.

Павличенко насторожился.

— Я вас слушаю.

— Я имел возможность сделать детальный анализ образцов всех бомб, взорванных в последнее время в Москве. Анализ действительно очень тщательный. И во всех случаях я приходил к одному и тому же результату: будь то пластиковая бомба или динамитная, материалы для нее получены от ЦРУ.

— Все это мне известно, — нетерпеливо произнес Павличенко.

— Но затем я начал исследовать другие части бомб, особенно детонаторы, капсюли, запалы… И… товарищ Павличенко, мне очень жаль говорить вам это, но такие детали производятся только для КГБ.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что эти бомбы были собраны, вернее всего, не без помощи человека из КГБ. При использовании американских материалов.

— Кто еще об этом знает?

— Никто, товарищ Павличенко. Вы же просили держать работу в секрете. И, так как это может оказаться делом рук любого человека нашей организации, я решил обратиться прямо к вам.

Павличенко резко встал.

— Я хочу, чтобы мой помощник записал все, что вы мне тут сообщили. Необходимо составить полный список имен подозреваемых. — Он нажал на кнопку, расположенную под крышкой стола. — Я очень вам благодарен, — сказал он Абрамову.

Дверь открылась, вошел помощник Павличенко.

— Пройдемте со мной, пожалуйста, — предложил он Абрамову. Эксперт неуклюже поднялся со стула и вслед за полковником вышел из комнаты.

Павличенко остался ждать. Подойдя к бару и наливая в фужер свое любимое содовое шотландское виски, он подумал о том, как мудро было поручить эту работу единственному человеку, что-то подозревающему, и изолировать его. Только так он мог быть уверен, что сведения не начнут распространяться и что никто не узнает о происходящем. Сквозь бетонную стену соседнего помещения до Павличенко долетел приглушенный звук пистолетного выстрела. Он почувствовал раскаяние. Он ненавидел то, что ему пришлось сделать, но этого требовали обстоятельства.

Председатель КГБ поморщился и налил себе еще виски.

Дом, в котором нашел убежище Стоун, был расположен в районе под названием Марэ. Это была старая часть города, сохранившая национальный колорит и ставшая в последние годы из-за реконструкции, проведенной в восьмидесятых годах, одним из самых престижных мест жительства в Париже. Само здание было пятиэтажное, маленькое, причудливой треугольной формы. Этакий старый каменный остров из бежевого камня, окруженный с трех сторон тремя узенькими улочками: улицей Павэ, улицей Малера и улицей Розье. С каждой стороны был подъезд для жильцов. Кроме того, на первом этаже размещались несколько торговых предприятий: магазин ритуальных принадлежностей, итальянский ресторанчик, лавка античных товаров, бар-кафе, кондитерская и магазин Феликса Потэна, эквивалент американского «Севен-илевен».

Но комиссар парижской полиции Кристиан Ламоро не знал, что это именно то здание. Ему было известно только то, что американец исчез где-то совсем поблизости, в районе, в основном населенном православными евреями.

И поиск начался.

Ламоро отчитывался о ходе розыска перед своим начальником, шефом полиции Ренэ Меле, который в свою очередь связывался с американской разведкой, с самой верхушкой ЦРУ, как дали понять Ламоро. Они были очень заинтересованы в том, чтобы поймать этого американца. Им сообщили, что он был агентом-предателем. Меле назначил Ламоро ответственным за розыск и приказал использовать все имеющиеся в его распоряжении средства. А с таким мандатом средства были весьма значительны.

Но этот американец, этот ублюдок, скрылся от них, унесся по парижским улицам с безрассудным отчаянием сумасшедшего. Но ничего, очень скоро они найдут его. Американец сделал большую ошибку, спрятавшись именно в Марэ.

— Что вы натворили? — подозрительно спросила проститутка. — Вы скрываетесь от полиции. Я слышу сирены.

— Что случилось, мама? — Из отгороженного занавеской угла появился угловатый подросток в выцветшей рубашке и старых спортивных штанах. — Вы кто такой? — он угрожающе пошел на Стоуна.

— Подожди, Жаки, — остановила его проститутка. — Это друг. — Она опять повернулась к Чарли: — Так что вы натворили?

— Меня обвиняют в преступлении, которого я не совершал.

— В Париже?

— В Америке. Это все очень сложно. Дунаев сказал, что вы могли бы спрятать меня на ночь. — Чарли вкратце рассказал о том, что произошло.

— А почему вы не сдались? — спросил мальчик. Он явно пытался вырастить бороду, но у него это не получалось. — Если вы действительно невиновны, вам нечего бояться.

— Жаки, — предупреждающе произнесла проститутка.

— Это все очень непросто, — сказал Стоун. — Пожалуйста, позвольте мне войти.

Почти восемьдесят полицейских, отозванных из двадцати округов города, прочесывали район Марэ, обыскивая аллеи и склады, мусорники, парки и гаражи. Им было приказано не выпускать ни одного человека из этого района без проверки. Две трети жандармов должны были ходить по квартирам и обыскивать их в случае малейшего подозрения.

— Я сделаю все, о чем просит меня Федор, — сказала женщина, наливая Стоуну чашку черного кофе. — Но ведь наш дом такой крошечный. Они, конечно, придут и сюда и найдут вас.

Вдруг зазвенел телефон. Резкий и пронзительный звук заставил всех троих вздрогнуть. Женщина встала и взяла трубку.

Она с минуту поговорила, быстро произнося слова и поднимая выщипанные брови, и, повесив трубку, сказала:

— Это соседка из дома напротив. Она говорит, что полиция обыскивает их дом. Кого-то ищут. Только что обыскали ее квартиру.

— Мне необходимо где-то спрятаться, — Стоун встал со стула.

Женщина отодвинула тюль на ближайшем окне и выглянула на улицу.

— Соседка сказала, что наш дом тоже уже окружен. Я вижу, она права.

— А через крышу нельзя уйти? — Чарли адресовал свой вопрос парню, который казался слишком юным для ее сына.

— Нет, — ответил он. — Там нельзя перейти на другой дом. К вашему несчастью, наш дом стоит отдельно от других.

— А ты не мог бы чего-нибудь придумать? — настаивал Стоун. — Ведь должны же быть какие-то переходы, коридоры?

Мальчишка вдруг широко улыбнулся.

— Есть идея! Выйдем через черную лестницу!

Схватив свои вещи, Чарли вместе с подростком спустился по темной и узкой лестнице и вышел в закрытый внутренний дворик. Они старались двигаться бесшумно, зная, что любая суматоха может привлечь внимание. Минуту спустя мальчишка остановился.

— В нашем доме есть то, чего нет в других, лучших домах, — сказал он, подходя к центру дворика.

— И что это?

— Глядите.

Стоун поглядел на землю и увидел большой круглый бетонный диск, плотно вставленный в стальную рамку в четырехугольнике. Это была крышка люка.

— Мы с друзьями иногда спускаемся туда.

— Но это же канализация!

— Мне кажется, у вас не слишком большой выбор.

— Это верно, — согласился Стоун. — Но что там, внизу? Ведет этот ход куда-нибудь?

— Вы что, никогда не читали «Отверженных» Виктора Гюго? Там Жан Вальжан после того, как украл буханку хлеба, скрылся от преследования. Именно через парижскую канализацию.

— Не читал, — признался Чарли. — Я даже не смог достать билетов на этот спектакль.

Мальчик подошел к дверце в стене дома и открыл ее. Это был маленький чуланчик. Вытащив оттуда большой железный крюк, Жаки поднес его к люку и вставил в отверстие в крышке.