— Кто же вы?

— Я не могу говорить об этом по телефону. Может быть, мы могли бы где-нибудь встретиться? Например, у вас дома.

— Я тут жду к обеду гостей, г-н, простите, как вы сказали, ваша фамилия?

— Келли.

— Господин Келли. Разрешите мне перезвонить вам через пару минут, я постараюсь что-нибудь придумать.

— Я вам сам перезвоню.

— Есть причина, по которой вы не можете дать мне свой номер? — спросил Армитидж, и в его голосе послышались подозрительные нотки.

— Нет, — тут же ответил Стоун. — Напротив. — Он посмотрел на телефон-автомат и прочел написанный там номер.

— Тогда я перезвоню вам минут через десять.

Стоун вытащил из кармана бумажку, нацарапал на ней «телефон не работает» и пришпилил на аппарат. Он стоял возле телефона и ждал; к телефону подошла темнокожая женщина, увидела табличку и отошла.

Спустя пять минут раздался звонок. Но это был голос не Армитиджа, а другого человека.

— Господин Келли? Говорит Мортон Блум. Я помощник Армитиджа. Уильям попросил меня позвонить вам, пока он беседует со своими гостями и пытается найти окно в графике.

— Почему он не позвонил мне сам? Я думал, ясно дал понять, что я не хочу вовлекать в это дело кого-либо еще.

— Прошу простить меня, сэр. Вероятно, он думал, что это одно и то же. Я его личный адъютант, я веду его дела и одновременно являюсь чем-то вроде телохранителя.

— Я понимаю.

— Дело в том, что он хотел бы встретиться с вами; кроме того, ему нравится, что вы действуете столь осторожно.

— Я рад этому. Как скоро мы могли бы встретиться?

— Вы сможете сегодня вечером?

— Конечно.

— Договорились. Где вы находитесь?

— В Вашингтоне.

— Уильям очень бы не хотел, чтобы встреча происходила у него дома. Он сказал, что вы должны понять почему.

— Да, — согласился Стоун.

— Он бы хотел встретиться с вами в каком-нибудь заброшенном месте, за которым мы могли бы наблюдать, чтобы убедиться, что за вами нет хвоста.

— Понимаю. Что он предлагает?

— Вы совсем не знаете Арлингтон?

— Нет.

— Там, прямо рядом со станцией метро, есть целый ряд магазинов, среди которых магазин, торгующий кофе. Г-н Армитидж мог бы быть там, скажем, в девять часов, если это вас устраивает.

Блум точно описал Стоуну место в кофейном магазине, где они должны были встретиться с Армитиджем.

— Если мы немного опоздаем, не волнуйтесь, — добавил Блум. — Моя профессия — быть осторожным, и я люблю хорошо делать свою работу. Надеюсь, вы понимаете.

Повесив трубку, Стоун набрал номер Армитиджа. Там было занято. Тогда Стоун набрал номер отдела кадров госдепартамента. Работал ли Мортон Блум в госдепартаменте? Он сказал, что работает в отделе Армитиджа.

Стоун вздохнул с облегчением и повесил трубку.

Через несколько часов, положив в карман пиджака пистолет «Смит и Вессон», Стоун вышел из станции метро «Арлингтон» и пошел вдоль ряда магазинов. Он легко нашел кофейный магазин «Панорама». Это был небольшой, хорошо освещенный магазинчик. Сквозь стекло витрины с улицы Стоун увидел, что внутри находилось человек восемь покупателей. Если с ним вздумали пошутить, то это было не очень-то подходящее место. Здесь слишком много народа.

Без десяти девять. На веранде за столиками никого не было. На столиках стояли таблички «заказано». Все это выглядело очень странно: занятый столик в полупустом кофейном магазине. Может быть, Армитидж или Блум позвонили и попросили хозяев зарезервировать столик? Но почему Армитидж пожелал назначить встречу в таком скверном месте?

Стоун перешел улицу и, остановившись в дверях бюро путешествий, стал следить за входом в кофейный магазин.

Прошло десять минут. Пробило девять часов, но никто не шел. Они думали, что он придет первым, но Стоун хотел застать их врасплох. Стоун снова взглянул на часы: было ровно пятнадцать минут десятого, но никого не было видно. Что-то было не так во всем этом деле.

Стоун вышел из подъезда бюро путешествий и пошел по улице по направлению к метро, и вдруг он услышал взрыв.

Стоун в ужасе содрогнулся. Из глубины кофейного магазина донесся гул и звон разбивающихся стекол. Магазин горел. Стоун увидел пламя, вырывающееся из окон, и услышал вой сирены пожарной машины. Он бросился бежать.

С архитектурной точки зрения «Проспект Мира» — одна из самых красивых станций московского метро, возможно, одного из самых красивых в мире. Пол здесь выложен гранитными плитами, в переходах колоннады, увенчанные арками в стиле рококо; станцию освещают элегантные светильники. На платформах, куда эскалатор привозит толпы пассажиров, установлены мраморные скамьи. В час пик, а в Москве час пик длится несколько часов, скамейки заполнены уставшими пассажирами, старушками с авоськами, женщинами с выкрашенными хной волосами и их ерзающими детьми, обозленными заводскими рабочими, держащими на коленях портфели, набитые мандаринами.

На скамейке вот уже пять минут сидел высокий худощавый человек, одетый в костюм не по росту. Никто не обращал на него внимания. У него была ничем не примечательная внешность и рассеянный вид. Случайный наблюдатель мог бы принять его за служащего одного из тысяч московских государственных учреждений. У него был вид человека, которого ежедневно можно встретить в вагоне метро.

Никто не вспомнит потом, что видел Стефана Крамера, и никто не расскажет, как тот поставил перед собой на пол и открыл дешевый потертый портфель, пошарил рукой в ворохе бумаг и что-то достал оттуда. Разумеется, никто не заметит, что он сжимал в руке химический карандаш именно в тот момент, когда подошел поезд и сотни людей устремились к поезду и вышли из него.

В тот момент, когда Крамер уже смешался с толпой, заходящей в вагон, оставив портфель возле группы солдат Советской Армии, он оглянулся.

Солдаты — их было около взвода — медленно собирались у скамьи, и Стефан по опыту знал, что они будут стоять здесь минут пять или более, подчиняясь приказу командира.

«Господи, — подумал Стефан, — ведь на платформе не должно быть людей. Солдаты погибнут».

У Стефана голова пошла кругом. Это были солдаты того самого правительства, которое поломало жизнь его брату, хотя они выглядели очень приличными, ни в чем не виновными молодыми людьми, и были даже моложе Стефана.

Крамер бросил беглый взгляд на этих солдат — семнадцати-восемнадцатилетних мальчишек, нескладных и розовощеких, ничего не знавших о политике, ГУЛАГе и пытках и полагавших, что служить государству почетная обязанность.

Стефан не мог убить их.

Он выскочил из переполненного вагона, когда в том уже закрывались двери. Он схватил портфель, одиноко стоящий возле солдат, прошел с ним до конца платформы и остановился в безлюдном месте.

У Стефана колотилось сердце: устройство могло взорваться в любую минуту.

Он поставил портфель у мраморной стены на довольно далеком расстоянии от людей и развернул газету, сделав вид, что читает. Никто не обращал на него внимания. Когда подошел следующий поезд, Стефан вскочил в него, нервничая и в то же время с облегчением.

За несколько дней до этого события отец Стефана Крамера отпечатал письмо на электрической пишущей машинке издательства «Прогресс». Это была самая обыкновенная пишущая машинка; отпечатанное на бланке письмо было отправлено в приемную Президента Горбачева и адресовано одному из его помощников, фамилию которого Яков увидел на фотографии, помещенной на первой странице «Известий».

В письме Яков в прямой и ясной форме требовал, чтобы из Института Сербского выпустили людей, помещенных туда по политическим мотивам. Яков написал также, что если через неделю его требование не будет выполнено, террористические акции будут продолжаться.

С приездом в Москву американского президента эта угроза, несомненно, станет существенной для Политбюро.

Яков и Стефан знали, что убийство члена Центрального Комитета Сергея Борисова привлекло внимание международной общественности. Кремль не хотел еще одного инцидента, да и требования Крамеров были, в конце концов, совсем невелики.