В первой книге мы упоминали о том, что первый Адмирал, открывший эти земли и все Индии, между прочим, приказал построить крепость в Веге, у подножия большого холма, на котором был поставлен крест, и до сих пор почитаемый на этом острове. Стены крепости были глинобитными и деревянными, и немногих испанцев, в ней поселившихся, она защищала от безоружных и нагих индейцев куда более надежно, чем крепость Сальсас — от французов. Но ко времени, к которому относится наш рассказ, эта крепость постепенно превращалась в руины и почти развалилась; дай надобность в ней миновала с тех пор, как в окрестностях повымерли все индейцы. А для защиты от иных врагов, если только эти враги не птицы, от крепости было мало пользы. И тем не менее из года в год кто-либо посылал в Кастилию ходатайство о назначении его комендантом этой крепости, и король, введенный в заблуждение своими чиновниками, ежегодно удовлетворял просьбу и назначал соответствующее жалованье, бросая на ветер или разрешая бросать на ветер деньги из своей казны, без всякой выгоды и пользы для государства. Точно так же ежегодно мы можем наблюдать, как без всякой на то нужды изобретают всякие должности те, кому король более всего доверяет в здешних краях и даже в самой Кастилии; и делают они это лишь ради собственных интересов и прибылей, и ради возвышения своих родов и тех, кто им близок. А ведь это означает, что, забыв о страхе перед богом и королем, они обкрадывают своего монарха; и хуже всего то, что за чин они готовы продаться кому угодно. Вот так было и с той крепостью; разрушенная или почти разрушенная, стоит она в пустыне, ибо с тех пор, как вымерли индейцы, переселились отсюда и испанцы, и по всей Веге не осталось ни одной живой души. И все же права быть ее комендантом добивались у католического государя, и сам он жаловал это право так, как будто речь шла о крепости Фуэнтеррабии. Комендантом крепости был назначен некий Родриго де Альбуркерке, человек уважаемый и по виду благородный; как рассказывали, он приходился близким родственником лиценциату Сапате, который, будучи старейшим в Королевском совете, и благодаря своему уму пользовался, как утверждают, более других членов Совета расположением монарха. Родриго де Альбуркерке прибыл на остров и вступил в управление крепостью, а вернее сказать, ее развалившимися стенами. Но главная его цель была добиться репартимьенто индейцев. Вот почему он пробыл здесь недолго и, скопив некоторую сумму денег, — золото, которое индейцы в поте лица своего добыли ему на рудниках, — он отправился в Кастилию, чтобы вернуться сюда с более высоким назначением; заботы о доме своем и хозяйстве и их преуспеянии он препоручил несчастным индейцам. Прибыв в Кастилию, он принялся хлопотать о деле, ради которого предпринял путешествие, а именно — получить назначение репартидором индейцев; и это был бы первый репартидор — не губернатор, ибо до тех пор обязанности репартимьенто всегда лежали на губернаторе. Если бы от губернатора отняли эти функции, репартидор стал бы с этого времени и на будущие времена полновластным правителем всей провинции и только ему поклонялись бы и только его боялись бы все, и никого бы не интересовали более ни личность губернатора, ни отправляемое им правосудие, ибо только право раздавать или отбирать индейцев могло вызывать уважение, страх и любовь у испанцев в здешних краях. Превосходно понимая это, один ученый и благочестивый доминиканский монах, автор краткого рассуждения о жестокости репартимьенто на этом острове, о котором, если будет на то воля божья, мы еще расскажем ниже, говорил как-то, что испанцы в здешних краях поклоняются двум кумирам, одному — главному, другому — поменьше; и главный кумир — это репартидор индейцев; чтобы умилостивить его и получить индейцев либо сохранить уже полученных, ему вместо жертвоприношений устраивают всяческие церемонии, льстят, лгут и оказывают почести; кумир поменьше — бедняги-индейцы; не их самих, но плоды, добытые их трудом и потом, уважают, любят и боготворят, как зерно, хлеб или вино; и если хотите, совсем не так глупо будет заключить, что до тех пор пока будут добывать золото, в жертву этому металлу будут приносить жизни индейцев, гибнущих на рудниках. Но вернемся к Родриго де Альбуркерке. При посредничестве упомянутого выше лиценциата Сапаты он с легкостью добился от короля назначения репартидором на этот остров, отделения репартимьенто от губернаторских функций и, следовательно, лишения губернатора острова адмирала дона Дьего права репартимьенто. Адмирал воспринял это как оскорбление и позднее требовал восстановления справедливости, хотя в данном случае столь очевидной была несправедливость по отношению к индейцам, что рассуждать о справедливости не пристало ни ему, ни Альбуркерке. Но во всем остальном, что касается привилегий и преимущественных прав на уважение и имущество, которые достойным образом завоевал и заслужил его отец, притязания дона Дьего были несомненно наисправедливейшими. Итак, Родриго де Альбуркерке прибыл на остров в качестве репартидора. Однако вручая ему власть, король оговорил одно условие: осуществляя всеобщее репартимьенто, он должен сообразоваться с мнением старшего казначея Пасамонте. А раньше мы уже говорили, что Пасамонте был человеком весьма разумным, заслужил глубокое уважение и великое доверие со стороны короля, и можно сказать, что в Кастилии управляли всеми здешними землями, заселенными к тому времени испанцами, сообразуясь с его мнением. Говорили мы также, что когда в 1508 году прибыл старший казначей Пасамонте на остров, из бесчисленного множества коренных обитателей в живых оставалось 60 тысяч, включая сюда и стариков, и женщин, и детей; в 1509 году, к моменту прибытия сюда второго Адмирала, дона Дьего, их было 40 тысяч. А когда в 1514 году на остров прибыл репартидор Родриго де Альбуркерке, индейцев насчитывалось едва ли 13–14 тысяч. Из этого нетрудно заключить, с каким усердием убивали и истребляли этих людей испанцы, отправляя их на рудники или на другие предназначенные им работы в бешеной жажде скорого обогащения. Но никому из них не довелось достигнуть цели; напротив, они вечно жаждали золота, и богатство утекало у них из рук; большинство из них умирало, обремененные долгами; многие не покидали тюрем, а иные бежали в горы; те же, кто мог, тайком переправлялись на кораблях в другие части Индий. Несомненно, тем самым господь ясно давал им понять, что их обращение с индейцами беззаконно, несправедливо и жестоко, а все, что приобрели они, полито человеческой кровью…

Итак, прибыв в качестве репартидора на остров, Альбуркерке к прежним преступлениям испанцев в отношении несчастных индейцев добавил новые. Он приказал с величайшей торжественностью объявить всеобщее репартимьенто индейцев острова, как если бы остров был только что открыт и заселен множеством индейцев; распорядился он также посетить и пересчитать всех аборигенов, живущих на острове. Не прошло и нескольких дней с момента, когда начали готовиться к репартимьенто, как распространились слухи, что в беседах с состоятельными испанцами, независимо от того, дожидались ли они репартимьенто или нет, Альбуркерке будто бы заявил, что недавно женился на весьма достойной девице и теперь испытывает нужду в деньгах и что они доставили бы ему величайшее удовольствие, если бы предоставили некоторую сумму взаймы. Так или иначе, он давал понять, что тот, кто желает вообще получить индейцев, либо получить больше, чем другие, к тому же поближе к рудникам и более здоровых и потому способных принести больше дохода, — тот должен ему заплатить. В конце концов, как всегда в подобных случаях, тайное стало явным, и со всех сторон посыпались жалобы на то, что Альбуркерке торговал репартимьенто. Ведь 13 или 14 тысяч индейцев, оставшихся в живых, уже были распределены между многими испанцами, проживавшими на острове, и представляли собой жалкие остатки туземного населения, постоянно истреблявшегося всеми испанцами. Для того чтобы увеличить долю в репартимьенто тех, кому он считал нужным или желал оказать честь, — из любви ли, из милости или потому, что получил за это деньги, — Альбуркерке должен был остальных испанцев, а их оказалось большинство, вообще лишить индейцев. Ясно, что те, кого обделили, подняли страшный шум и провозгласили Альбуркерке извергом рода человеческого, утверждая, что он разорил весь остров. Вот каким образом выглядел документ, который он выдавал при репартимьенто или энкомьенде: «Я, Родриго де Альбуркерке, репартидор касиков и индейцев острова Эспаньола, от имени короля и королевы, наших повелителей, и опираясь на полномочия, которыми наделили меня их величества для осуществления репартимьенто и энкомьенды вышеозначенных касиков, индейцев и их набори^{48} между жителями и поселенцами острова, действуя в согласии и сообразуясь в соответствии с приказом их величеств с мнением сеньора Мигеля де Пасамонте, старшего казначея их величеств в здешних землях и на материке, настоящим препоручаю в энкомьенду вам, Нуньо де Гусман, житель города Пуэрто Плата, касика Андреса Гуайбону с его нитайно^{49} по прозванию Хуан де Бараона и с 38 лицами, находящимися у них в услужении, из них мужского пола — 22 и женского пола—16; одновременно с указанным касиком препоручаются в энкомьенду 7 престарелых, к труду непригодных, но внесенных в опись; передаются в энкомьенду также 5 малолетних, к труду непригодных, но внесенных в опись; и передаются в энкомьенду сверх того 2 наборы женского пола, которые внесены в опись; имена всех переданных в энкомьенду внесены в книгу дознаний и свидетельств означенного выше города в присутствии судебных и должностных лиц. Вышеозначенных индейцев передаю вам в энкомьенду для того, чтобы вы использовали их в ваших поместьях, на рудниках и в хозяйстве в соответствии с повелениями их величеств и согласно их предписаниям, которые вы обязаны соблюдать во всем и всегда, следуя указаниям, в них содержащимся. И в случае, если королевские предписания будут вами соблюдаться, энкомьенда останется за вами на срок вашей жизни и жизни одного из ваших наследников, сына или дочери, если таковые у вас будут; в противном же случае их величества и я, действуя от их имени, не препоручу вам энкомьенду; и предупреждаю вас, что в случае нарушения вышеуказанных предписаний перечисленные ранее индейцы будут у вас отняты. Во все время, что индейцы будут принадлежать вам и вы будете пользоваться их трудами, ответственность за них лежит не на совести их величеств, а на вашей собственной совести, и вы подпадаете под действие тех мер и наказаний, которые предусмотрены указанными выше предписаниями. Составлено в городе Консепсьон, 7 дня декабря месяца 1514 года. — Родриго де Альбуркерке. — По распоряжению сеньора репартидора, Алонсо де Арсе».