Касик и его подданные были очень довольны, когда испанцы, радовавшиеся тому, что раздобыли множество прекрасных жемчужин, покинули их остров и отправились на материк, чтобы возвратиться с хорошими вестями в Дарьен. В то время как Моралес и его солдаты грабили острова, а затем пребывали в гостях у властителя островов, Пеньялоса и оставшиеся с ним в селении Тутибры испанцы обращались с жителями этого и окрестных селений как обычно, то есть преследовали своими домогательствами женщин, рыскали повсюду и грабили все, что возможно. Столь велики были, по-видимому, оскорбления, которые нанесли испанцы туземцам, что индейцы решили перебить всех испанцев, находившихся в их краях, а затем и солдат Гаспара де Моралеса, перехватив их на обратном пути. И с этой целью подвергшиеся оскорблениям со стороны испанцев касики окрестных земель вступили в сговор между собой. В отряде Моралеса находился касик по имени Чирука со своим сыном-юношей; он проявлял величайшую любовь к испанцам, то ли потому, что действительно полюбил их (хотя один бог ведает, за какие их достоинства), то ли из страха перед ними, то ли для того, чтобы, как я полагаю, выказывая притворное расположение к испанцам, поближе познакомиться с их нравами и позднее, когда представится случай, посчитаться с ними. Добравшись до материка на каноэ, Гаспар де Моралес послал некоего Бернардино де Моралеса с 10 солдатами, чтобы предупредить Пеньялосу и находившихся с ним в Тутибре испанцев и затем всем вместе отправиться в Дарьен новым путем. Прибыл Бернардино де Моралес со своими солдатами в селение касика по имени Чучама, который входил в число заговорщиков; Чучама встретил их радушно, предоставил им пищу и всячески изъявлял доброе к ним расположение. Однако ночью, когда испанцы крепко спали, он приказал поджечь жилище, в котором те находились, и одни испанцы погибли в огне, а другие, пытавшиеся выскочить из горящего дома, были перебиты. Вскоре же об этом узнал касик Чирука, находившийся в отряде Гаспара де Моралеса; стало ему также известно, что заговорщики находятся уже неподалеку, и то ли потому, что он был сам причастен к заговору, а, может быть, и из боязни, как бы испанцы не обвинили его в соучастии в заговоре, но так или иначе той же ночью он с сыном бежал из испанского лагеря. Едва бегство было обнаружено, как в погоню за ними были посланы испанцы и индейцы, которых те считали своими друзьями, хотя на самом деле они следовали за испанцами только из страха. Пустившись по свежим следам, они вскоре настигли беглецов и вернулись в лагерь. Отца и сына тотчас же подвергли пыткам, ибо и тогда, и сейчас самые зверские пытки были у испанцев первейшим средством воздействия; на беглецов спустили пса, который их жестоко покусал, и они рассказали, что в селении Чучамы перебиты испанцы и отряду грозит нападение. Когда Моралес и его солдаты услышали о гибели своих товарищей, их охватил страх, что та же участь уготована и им. Моралес, однако, решил воспользоваться полученными сведениями; он приказал Чируке послать каждому из касиков (было их всего 18 или 19) приглашение тайно встретиться с ним под предлогом необходимости ознакомить их с положением дел до того, как они совершат нападение на испанцев. Моралес предупредил Чируку, что, если он этого не сделает, его тотчас же бросят на растерзание псу. Не для того чтобы исполнить данную клятву, а из страха касик поступил так, как от него требовали, не осмелившись перечить. Когда касики один за другим прибыли, их тотчас же заковали в кандалы, с которыми испанцы никогда не расставались, используя их всякий раз, когда они обращали в рабство кого-нибудь из индейцев; опасаясь побега, они держали в кандалах даже тех индейцев, которые переносили их грузы точно вьючные животные повсюду, где им доводилось передвигаться пешком. Так с помощью хитрости испанцы захватили всех касиков, и ни один из них не догадался о ловушке, пока не оказался в плену. В это время к отряду присоединился Пеньялоса со своими солдатами, которые избежали опасности, даже не подозревая о ней, и Моралес, считавший, так же как и его солдаты, их погибшими, очень обрадовался подкреплению. Они решили напасть первыми на индейцев, которые не были подготовлены к бою и ожидали возвращения своих касиков. Передовым отрядом командовал Франсиско Писарро. Перед самым рассветом испанцы с боевым кличем устремились на индейцев, и, когда полностью рассвело, насчитали 700 убитых. Одержав эту победу, Моралес приказал затравить псами всех 18 касиков (а с Чирукой их было даже 19), чтобы, как он говорил, навести страх на всю округу. После этого Моралес, до которого дошли известия о том, что в восточной части залива Сан Мигель есть великий властелин касик по имени Биру, обладающий огромными сокровищами золота и жемчуга, решил напасть на него. Об этом касике рассказывали, что был он весьма могуществен и что во время войны он никого не брал живым в плен и что у жилища его поставлена изгородь из оружия, захваченного у врагов. По имени этого Биру, как рассказывают, назвали позднее испанцы земли Перу, заменив букву «б» на «п». Добравшись до его земель и селения, в котором он находился, испанцы ранним утром напали на него. На материке испанцы обычно нападали на индейцев следующим образом: прежде всего они поджигали жилища, которые в этих теплых краях большей частью строятся из соломы; те, кто спал крепче других, погибали в огне или от ожогов, другие падали под ударами мечей, оказывались в плену или в страхе спасались бегством. Едва затухал огонь, наши принимались ворошить пепел, чтобы собрать все золото, которое находилось в жилищах. Так было и в селении Биру, где испанцы перебили всех, кого смогли захватить. Но касику удалось бежать, и в скором времени, собрав и воодушевив своих подданных, он с яростью набросился на испанцев. Индейцы сражались с таким упорством, что на протяжении почти целого дня трудно было решить, кто берет верх. Но в конце концов, как обычно, псы, арбалеты и мечи помогли испанцам одержать победу над несчастными нагими индейцами и те обратились в бегство. Убедившись в том, что касик и его вассалы — люди решительные, Гаспар де Моралес счел за благо, не дожидаясь нового нападения с их стороны, вернуться в селение Чируки, оставив после себя с голь явственные следы своей евангельской проповеди. Подданные 19 растерзанных псами касиков, лишившиеся своих законных правителей, сговорились с юношей, сыном Чируки, потерявшим отца, и все вместе решили напасть на испанцев, чтобы уничтожить их после возвращения от Биру. И когда Моралес, ничего не подозревая, расположился в селении Чируки, индейцы совершенно неожиданно напали на него и сразу же ранили нескольких испанцев, а одному пробили палицей грудь так, что он упал бездыханным, не успев и слова вымолвить. Испанцы сражались точно львы, убили многих индейцев, а остальных несколько раз обращали в бегство, но индейцы, собравшись с силами, вновь бросались в бой. Так продолжалось семь дней кряду, и за это время несколько испанцев было ранено и множество индейцев погибло. Видя одержимость, с какой сражались индейцы, испанцы решили, не дожидаясь нового нападения, ускользнуть ночью из лагеря. Среди раненых испанцев был некий Веласкес, в бою столь изувеченный, что и помышлять о бегстве не мог; и чтобы не попасть живым в руки индейцев, он предпочел повеситься на виду у командира и товарищей по оружию, которые, как рассказывают, со слезами пытались помешать бедняге исполнить его намерения. Решив спасаться бегством, испанцы зажгли и оставили горящими множество костров, чтобы противник думал, что в лагере все начеку и бодрствуют. Но индейцам стало известно, что испанцы покинули лагерь, и они принялись их преследовать; и когда рассвело, испанцы обнаружили, что снова окружены тремя группами индейцев. Моралес, однако, не хотел вступать в бой, понимая, что это повлечет за собой лишь новые потери и не принесет никаких выгод, и потому целый день испанцы провели на этом месте, а с наступлением темноты вновь зажгли огни и продолжали поспешное бегство; но индейцы проявляли не меньшую бдительность, чем испанцы, и неуклонно следовали за ними, ранив еще нескольких беглецов, хотя и среди индейцев многие погибли от клыков пса, стрел из арбалета и мечей. Испанцы к этому времени уже так устали, были столь удручены и настолько изверились в возможности спасения, что нередко бросались в ярости на палицы индейцев и дрались, почти не отдавая себе отчета в том, что делают, с таким остервенением, что едва ли видели, кто напал на них и кого они крушат своими мечами. Чтобы ускользнуть от индейцев, испанцы прибегли к весьма коварной уловке, проявив достойную всяческого сожаления жестокость: так как в их руках находилось много индейцев и индианок, женщин и детей, то время от времени они ножами или мечами убивали нескольких из них, рассчитывая, что преследующие их индейцы задержатся, чтобы оплакать убитых, а испанцы тем временем получат возможность оторваться от преследователей На самом же деле разум им должен был бы подсказать, что, напротив, наблюдая жестокость по отношению к своим близким, женам и детям, оказавшимся в руках у испанцев, индейцы должны были еще более распаляться гневом и с еще большей яростью преследовать испанцев, чтобы отомстить им. Бессмысленная жестокость принесла мало выгод испанцам, потому что индейцы неотступно следовали за ними; испанцы окончательно потеряли всякую надежду спастись, когда после девяти суток подобных мытарств, двигаясь без дорог и проводников, бросаясь из стороны в сторону, лишь бы укрыться от индейцев, они очутились вновь не то там же, где на них впервые напали враги, не то поблизости от тех мест. Это, казалось, лишило испанцев последних сил и присутствия духа. Они углубились в глухие горные чащи, однако и здесь их ждали новые беды и опасности, ибо они набрели на три лагеря индейцев из племен касиков, растерзанных псами. Но теперь уже испанцы сражались не как обыкновенные люди, а точно дикие звери или те, кто покончил всякие счеты с жизнью и ею более не дорожит, и это влило в них новые силы, как будто они только что вступили в бой, и, ударив по индейцам, они не оставили ни одного в живых. И на этот раз, однако, не оправдались их расчеты на передышку; новые страдания и страшные беды подстерегали их: они забрели в трясины и топи и целый день преодолевали их — где по пояс в воде, а где и вплавь. Едва выбравшись с неслыханными трудностями и испытаниями из этой беды, они очутились на морском побережье, которое во время прилива покрывается водой чуть ли не на три с лишним человеческих роста. Понимая, что их ждет неминуемая гибель, если прилив застигнет их здесь, они начали поспешно забираться на более возвышенное место. В это время услышали они вдруг голоса индейцев. Оказалось, что индейцы тащили волоком через топь четыре связанных между собой каноэ. Когда индейцы увидели испанцев, они побросали лодки и бежали. Испанцы, захватив каноэ, перетащили их в залив и один из них, некий Дьего де Даса, отправился на поиски командира Гаспара де Моралеса, который то ли от крайней усталости, то ли от страха отстал. Трое суток продолжались безуспешные поиски. Тогда Дьего де Даса отправил на поиски некоего Нуфло де Вильялобоса и с ним еще двух хороших пловцов на индейской лодке, потому что без каноэ им никак не удалось бы выбраться из чащи и топи, в которой они оказались. Посланцев, однако, в пути застал отлив и бурные потоки увлекли их каноэ в море. Они без сомнения погибли бы, если бы в момент, когда они проплывали мимо какого-то мыска, Дьего де Даса их не обнаружил и не поспешил им на помощь. В конце концов Моралеса удалось отыскать и они взяли курс на Дарьен. Когда испанцы добрались до земель и владений касика Торагре, они полагали, что застанут индейцев врасплох, спящими, но индейцев успели предупредить, и те вышли с оружием навстречу, полные решимости не допустить высадки испанцев на сушу… В сражении испанцы потеряли одного убитого и несколько раненых, но убили немало индейцев и в конце концов обратили остальных в бегство… Совершенно удрученные, испанцы отправились со всей возможной поспешностью далее, к селению касика Кареты, а оттуда в Дарьен, до которого уже и не помышляли добраться, ежеминутно сталкиваясь с угрозой гибели. После всего, что изложено выше, нетрудно себе представить, как, легко и беззаботно эти наши братья во Христе открывали себе путь в геенну огненную на вечные времена. В это самое время Педрариас отправил свою супругу в Кастилию. Она, видимо, увозила с собой большую часть награбленного золота и огромную жемчужину, которая была выставлена позднее в распродаже и продана за 1200 кастельяно.