— Вряд ли. Но дня через три-четыре…

— Ясно… Думаю, что успеем… Вообще, если доверяешь, мы позаботимся о тебе.

— Так получилось, что другого выхода не вижу.

Расставшись с Зубиным, Губарев двинулся к центру. Список Киёмуры не в единственном числе, цепляться за него не имеет смысла, достаточно оставить себе копию… Что ж, портфель Танаке он отдаст. Но будет небольшое дополнение.

На почте в телефонном справочнике он разыскал телефон морского атташе Танаки Хироси. Купил у цветочницы букет гвоздик, свернул на Невский. Увидел подъезд, на стене, у которого расположился целый атлас вывесок: «Прокатная контора «Аполлон», «Зубной врач Г. Г. Бергер», «Хирософ-хиромант м-ме Айк. Прием от 9 утра». В подъезде за первой же дверью оказалось то, что он искал: девушка за столиком, над ней на стене — телефон. Ресницы рад вежливыми голубыми глазами вздернулись.

— Вы к нам? Пожалуйста. Слушаю вас?

Осторожно положил на стол гвоздики.

— Милая барышня, мильон извинений, экстренный случай. Могу я воспользоваться вашим аппаратом? Звонок деловому партнеру. Умоляю и буду вечный должник.

Девушка бросила взгляд на цветы, оценила гвоздики, вздохнула.

— Прошу вас. Я пока поставлю цветы в воду.

Она ушла, и он, вызвав телефонистку, назвал номер Танаки. В трубке зазвенел приятный женский голос:

— Хаи? Сумимасен. Аната но онамае ва?{Да? Простите. Кто это? (яп.)}

Губарев ответил По-русски:

— Это квартира морского атташе господина Танаки?

— Хаи? — Тишина.— Аната но онамае ва?

Домашние господина Танаки разбираются в тонкостях: это проверка.

— Простите, говорит князь Остерман. Мне нужен господин Танака.

Секундная пауза, неразборчивый шепот. Голосок звякнул:

— Мошимоши, чотто омачи кудасаи.{Подождите секундочку (яп.)}

Тут же он услышал голос Танаки:

— Танака у телефона. Слушаю вас, господин Остерман.

— Во-первых, я говорю с вами как частное лицо. Не будем впутывать в наши отношения государства.

Вы понимаете?

— Понимаю. Во-вторых?

— Во-вторых, я хочу возвратить портфель, если, конечно, вы заинтересованы в этом.

— Заинтересован.

— Готов сделать это, но при определенных условиях. Видите ли, я не богат.

— Понимаю. Условия меня устраивают.

— Отлично. Остальное на месте. Мы можем встретиться, скажем, завтра в десять утра. Один на один, без свидетелей. Вы поняли?

— Не волнуйтёсь. Я сам в этом заинтересован.

— Предупреждаю: я вооружен и в случае чего применю оружие не задумываясь.

— Можете быть спокойны.

— Итак, завтра в десять утра.

Вы должны подойти к Ростральным колоннам. Уточняю: к парапету между колоннами. Я вас найду сам. Все понятно?

— Вполне. Завтра в десять у Ростральных колонн. Я подхожу первым, потом бы.

Повесил трубку — как раз к моменту, когда вошла девушка с цветами.

Утром Губарев занял место неподалеку от биржи. Здесь торговали лоточники, и он встал так, чтобы его прикрыла окружающая лотки толпа.

Танака подошел к Ростральным колоннам ровно в десять — одетый по-утреннему, с портфелем в руке. Никаких следов засады или сопровождения не заметно. Впрочем, по всем расчетам Губарева,— их и не должно быть.

Он следил, как японец прогуливается вдоль парапета. Вот оглянулся, посмотрел на часы, переложил из руки в руку портфель. Снова повернулся к Неве. Кажется, подвоха нет, к тому же место здесь открытое. Губарев двинулся к Ростральным колоннам. Атташе заметил его еще издали. Они остановились рядом, изучая друг друга. Танака усмехнулся:

— Доброе утро, князь.

— Доброе утро, барон.— Губарев встал боком.

Танака тут же сказал:

— Можете не опасаться, я соблюдаю наши условия. Бумаги в портфеле?

— Да, они здесь. Деньги, надеюсь, с вами?

Вежливая улыбка.

— Со мной. Скажите, кто видел бумаги — кроме вас?

— Никто. Я же сказал, что действую как частное лицо.

— Что вы хотите за них?

— Посол Мотоно должен немедленно уведомить власти, что инцидент исчерпан.

— Это несложно. Какую сумму вы просите?

— Мало, ничтожно мало. Две тысячи рублей.

— Простите, князь, нам обоим известна цель, ради которой собиралась вся эта информация. Если иметь в виду цель, то документы, лежащие в портфеле, мне вообще не нужны, заказчик удовлетворится копиями. Считаю, товар не стоит таких денег.

— Сожалею, господин, барон. Значит, наша сделка не состоялась. До свиданья.

— Подождите.

Молчит. Кажется, он все понял.

— Я жду.

— Зачем вам эти бумаги?

— Что ж. Не далее чем сегодня германская фирма «Симменс-Галльске» по моей просьбе сама отправит их руководству «Ицуми» с уведомлением, что японские коллеги могут не беспокоиться. Лично же я постараюсь немедленно известить об этом письме вашего посла барона Мотоно. Думаю, его превосходительству будет неприятно узнать, что вы еще и нарушили кодекс. Стоит продолжать?

В глазах Танаки ненависть. Сказал очень тихо:

— Не нужно. Достаточно. Я даю вам две тысячи. Но я должен быть уверен, что все останется между нами.

— Отвечу вашими же словами: я сам в этом заинтересован. Больше вы обо мне не услышите.

— Хорошо. Я вам верю, хотя и рискую. Как вы хотите — чеком или ассигнациями?

— Ассигнациями и прямо сейчас. Барон, сожалею, но это не все. Будет справедливо получить еще, тысячу рублей за счет господина Киёмуры.

— За счет Киёмуры?

— Да, как компенсацию за сломанную ногу моего близкого друга. Он может остаться хромым на всю жизнь.

Медлит. Что ж, проверим, у кого лучше выдержка.

— Не раздумывайте, барон, а то мне покажется, тысяча — слишком маленькая компенсация. Киёмура вам эту тысячу возместит. Я же присовокуплю к бумагам еще и эту записку,— Губарев медленно достал из кармана записку Курново, развернул. Губы Танаки раздвинулись в улыбке.

— Пожалуй, вы правы. Увечье серьезное. Итак, оставляю три тысячи в своем портфеле и забираю тот, что у вас, с бумагами. Надеюсь, там все в порядке?

— Абсолютно,— Губарев положил записку в портфель.

Танака бегло проглядел бумаги, кивнул.

— Прекрасно. Я перекладываю в этот злополучный портфель остаток денег… Проверьте, у вас шесть пачек по сто купюр пятирублевыми ассигнациями.

Поклонились друг другу. Разошлись боком, лицом к Неве, осторожно передвигаясь вдоль парапета — каждый со своим портфелем.

Немецкий таможенник открыл дверь купе в вагоне первого класса экспресса Санкт-Петербург — Берлин.

Здесь, на небольшой станции между Россией и Германией, пассажиров первого класса из спальных вагонов старались не тревожить. Проверка вещей и документов как с русской, так и с германской стороны проводилась быстро. Чиновник взял паспорта.

«Хайнц Риттер, год рождения 1879, немец, место постоянного жительства Берлин, женат, жена фрау Магда Риттер, детей нет». Второй паспорт: «Фрау Магда Риттер, год рождения 1889, немка, место постоянного жительства Берлин, замужем, муж герр Хайнц Риттер, детей нет». Третий паспорт: «Манфред Люббке, год рождения 1868, немец, место постоянного жительства Гамбург, женат, жена фрау Эвелин Люббке, дети — Отто Люббке, Алиса Люббке». Определил наметанно: первые двое — обычная немецкая пара, молоды, одеты скромно, хорошо воспитаны. Судя по купе первого класса, деньги у них есть. Значит, есть и надежда получить чаевые. Третий господин уж наверняка с деньгами, он выглядит гораздо солиднее. На полках четыре чемодана, русские уже проверили, он же… Он же знает, чем можно заработать — вежливостью и тактом.

— С возвращением на родину, господа. Надеюсь, поездка была удачной?

Герр Риттер улыбнулся.

— Весьма, весьма удачной.