Вечером к Раскольцеву приехал в гости художник Казанский. Обычно он бывал у Раскольцевых по приглашению дочери Раскольцева — Елены. Она окончила Суриковское училище по отделению искусствоведения. Они и познакомились в Суриковском училище.

В доме Раскольцевых Казанского принимали по-разному. Елена знала цену его усилиям в живописи. Она не принадлежала к тем, кто расточал восторг «самовыражающимся». Казанский был ей интересен своими знаниями памятников древнерусского искусства. Раскольцев смотрел на Казанского как на преуспевающего молодого человека, выскочившего на каких-то модных течениях. Он был не против этого знакомства. Не пьет, как-то приладился зарабатывать деньги, купил даже машину… Елена знала, что она нравится, ей это было приятно, но она не торопилась определять свою жизнь.

На этот раз Казанского пригласил доктор скоротать вечер за партией в шахматы. Елены дома не было. Они сидели над партией, и вдруг Казанский услышал полушепот доктора:

— Женечка, вы, по-моему, проявляли интерес к иконе «Ангел пустыни»?

Не от Раскольцева, не от близкого ему человека думал Казанский услышать эти слова. Он резко и в испуге поднял голову. Мелькнула надежда, что Раскольцев и не имеет в виду скрытого смысла этих слов.

— Зачем так пугаться? — с укоризной и успокаивающе ответил на его жест Раскольцев. — Вам привет от Эдвардса!

Все соблюдено. Первый пароль, нейтральная фраза, второй пароль… Сомнений быть не могло.

— Вы? — выдохнул из себя Казанский.

В голосе у Раскольцева сухие нотки, тон приказа:

— Я сейчас выйду в кабинет и принесу вам коробку с лекарствами. Вам позвонят и скажут, куда их доставить!

Раскольцев вышел. Казанскому стало душно, хотя был поздний вечер и из сада дул легкий, прохладный ветерок.

В кабинете Раскольцев вынул из кармана портативный магнитофон в форме портсигара, извлек оттуда бобину чуть побольше пуговицы от пальто, вложил бобину в коробку от лекарства, заклеил ее условленным образом и вышел к Казанскому.

Коробочка с лекарством легла на шахматную доску.

— Не вскрывать! — приказал Раскольцев.

— Что? Что здесь? — шепотом спросил Казанский.

— Лекарство! И кончим об этом! Вы ничего не знаете! Вы передаете лекарство! Ваш ход!

Казанскому было не до игры. Он смотрел на доску, фигуры расплывались, он сделал какой-то ход.

— Возьмите себя в руки! — гневно остановил его Раскольцев. — Мальчишка! Вы в серьезном деле!

Казанский подвинул фигуру обратно.

Он делал ходы. Но каждую его ошибку Раскольцев заставлял поправлять. Казанский взял себя в руки. Игра пошла.

— Вот так! — сказал Раскольцев. — Спокойно! Никто и ничего не узнает, если вы не распустите себя.

К тому времени, когда разыгралась вся эта сцена у Раскольцева на даче, мы уже знали, кто такой «Ангел пустыни».

Сретенцев просмотрел круг знакомых Раскольцева. В поле его зрения попал и Казанский. Сразу же всплыли его поездки за иконами по деревням, обозначился круг посетителей его мастерской. Возникла фигура Нейхольда. Выяснилось, что полковник одной из разведслужб — Эдвардс был частым гостем Нейхольда. Второй пароль, хотя это было просто невероятным, совпал с именем живого человека. Эдвардс столь же распространенная фамилия, как Петров, Иванов, Сидоров… Это могло быть случайностью, но очень уж близко совместились пароль и реальное имя. В общем, весь облик «самовыражающегося», охота, с которой его поддержали в разных антисоветского толка газетенках, — все это было, конечно, неспроста.

Мы не знали, когда последует передача, что это будет за передача, но мы знали, через кого она будет делаться.

Все, что произошло с Казанским с этой минуты, мы знаем с протокольной точностью.

…Казанский вошел в мастерскую, запер дверь на все замки, обошел комнаты, кухню и туалетные комнаты, осматривая каждый угол. Погасил свет и подошел к окну. Осмотрел переулок. «Москвич» стоял у подъезда, переулок был безлюден.

Неужели ему показалось, что «Волга» шла за ним? Что это такое! Кто же за ним следил? Не Раскольцев ли с Нейхольдом и Эдвардсом? Проверяли… А если это чекисты? Он же где-то читал, в каких-то книгах, что теперь не арестовывают шпионов, что им дают работать, но под контролем. Может быть, все давным-давно о нем известно.

Казанский на мгновенье представил, как бы он себя чувствовал, если бы вдруг та «Волга», которая следовала за ним, остановила бы его. Куда он дел бы эту коробочку с «лекарствами»? Они ее вскрыли бы, и все! И жизни конец, и всему-всему конец! Интересно, на чем и как они поймали Раскольцева? И когда? Он не нуждался в том, чтобы продавать иконки. Никогда Казанский не замечал за ним никакой слабинки, он даже от общих политических разговоров обычно уходил. Плен? Плен… А если?..

И Казанский похолодел.

Рассуждения его в ту минуту были не лишены логики. Если Раскольцев был запутан в плену, то только гестаповцами. (Об абвере Казанский имел крайне смутные понятия.) И если он сегодня работает на Эдвардса, то это чистой воды шпионаж.

Он опять подошел к окну. По переулку шел, покачиваясь, пьяный. Остановился возле «Москвича», постоял и исчез в подворотне.

Следят!

Звонко прогремел в ночной тишине телефонный звонок. Казанский схватил трубку. Голос Раскольцева:

— Как себя чувствуете, Женечка?

— Отлично! — твердо ответил Казанский.

— Подъем душевных сил? — иронизировал Раскольцев.

— Да нет, сел вот посмотреть на свои картины…

— Это хорошо! Плюньте на мелочи жизни… Спокойной ночи!

В трубке послышались гудки отбоя.

В ту минуту Казанский не мог еще себе объяснить, почему он слукавил с Раскольцевым. Помимо его воли и сознания он уже ощутил между собой и Раскольцевым непроходимую пропасть.

Откроюсь: к пьяному мы отношения не имели. Но эта случайность оказалась кстати.

Казанский метался по мастерской. Он положил на стол коробочку и делал вокруг нее круги. Велико было у него искушение открыть ее, но боялся, боялся какой-нибудь ловушки, боялся, что в коробочке скрыт проверяющий его механизм. Он был отчасти прав. Вскрыть ее могли только специалисты.

Раздался опять телефонный звонок. Он снял трубку.

— Алло!

В трубке послышался незнакомый голос:

— Здравствуйте, Евгений! Я от Алексея Алексеевича!

Началось! Казанский едва сдерживал себя, чтобы не закричать. Однако ответил:

— Слушаю вас!

Глуховатый голос спокойно продолжал:

— Вы интересовались картиной «Ангел пустыни». Я могу завтра вам ее показать… Я прошу вас подойти завтра в половине седьмого вечера к памятнику Пушкину. Идти от Никитских ворот по Большой Бронной….

В трубке отбой…

Казанский рассказывал, что именно в эту минуту он решился идти в Комитет государственной безопасности. Но как идти? А если они следят? Они могут стоять около приемной. Они могут подключиться к телефону.

В голове все смешалось. Казанский схватил коробочку, ключи от машины и кинулся по лестнице вниз. Он вскочил в машину и помчался… на вокзал. Решил ехать в Ленинград, в Ленинграде за ним не уследят!

Он решил взять билет, а машину оставить прямо у подъезда вокзала. Билетов не оказалось. Кассирша объявила:

— Все поезда ушли, молодой человек!

Он вернулся к «Москвичу», у машины стоял милиционер.

Опять испуг. Милиционер спросил, чья это машина. Казанский чуть было не отрекся.

— Не-е-е… Не знаю! — ответил он.

— Как же вы это не знаете? Вы на ней приехали!

— Моя машина! Мне нужно ехать!!!

Казанский буквально впрыгнул в «Москвич» и помчался.

Милиционер решил, что Казанский пьян, и сообщил в ГАИ города, чтобы задержали машину с пьяным водителем. Но ГАИ не успела. Казанский вернулся домой, поставил машину у подъезда, пошел в мастерскую.

Он уверял, что в этот час он боялся, как бы мы его не арестовали до того, как он сам явится.

Когда он выглянул из окна в переулок, его охватил ужас. Около «Москвича» стояла милицейская оперативная машина. Это инспекторы ГАИ обнаружили его «Москвич» по номеру, сообщенному милиционером. Казанский не сообразил, что появление оперативной милицейской машины вызвано его нелепым ответом милиционеру на вокзале.