Стены штурманской были сплошь увешаны различными подсобными материалами: огромная обзорная карта страны, карты барической топографии, приземные синоптические, прогностические, рисунки с изображением кучевых, перистых, высокослоистых, разрванно-дождевых облаков, синоптический код, ватман с ключами для штурманских расчетов.

К вылету готовились человек пять-шесть. Останин подошел к Матецкому.

— Бортжурнал рассчитал?

— Заканчиваю.

— Документацию всю получил? «Розу»?

— Да.

— А Гена где?

— Пошел проверить заправку и встретить сопровождающих.

— Да, а предварительный план полета?

— Составил, сдал. Все в порядке. — Он записал несколько цифр в бортжурнале, щелкнул движком навигационной линейки и сунул ее в штурманский портфель. — Готов. Идем на метео?

Командир кивнул.

— Вам везет, — сказал синоптик, вручая Николаю прогноз и широко улыбаясь. — Антициклон. Видимость миллион на миллион. Прогуляетесь, как по пляжику.

— Зато температурка…

— Что есть, то есть. Но идеал только в раю.

— А как Северный Кавказ?

— Какой район тебя интересует?

— От Каспия до Черного.

— Кизляр — Минводы — Адлер — обойма циклонов и холодных фронтов. Грозы, ливни, шквалы.

— Лихо.

— Ну, не так, чтоб очень, но тому, кто туда пойдет, придется повертеться.

Синоптик протянул ему прогностическую карту. Командир со штурманом склонились над ней и несколько минут молча изучали, потом Матецкий ткнул пальцем в районе севернее Грозного. Останин кивнул. Они переглянулись так, что и любому постороннему стало бы ясно: вот уж куда ни один из них лететь не пожелал бы.

— Что вас так притягивает Северный Кавказ? — заинтересовался синоптик. — После Уренгоя хотите смотаться туда позагорать и поесть фруктов?

— Кроме Балобана туда кто-нибудь идет? — спросил Останин.

— Минут десять назад на Баку улетел Нестерчук. Тебе что, всерьез юга заинтересовали? Могу подготовить прогноз.

— Попозже.

Они вернулись в штурманскую. Подошел Минин, поздоровались, тот доложил:

— Груза две двести, центровка, крепление проверены, заправка пять пятьсот, второй к полету готов.

Останин поднял брови.

— Под пробки? Кто распорядился?

— Видимо, Кедров.

— Штурман, сколько по расчету нужно горючки до Уренгоя?

— Три девятьсот.

— Ладно. Сопровождающие на борту?

— Да. Пьют вино и едят кур. Не гиганты, но народ крепенький, спортивного типа. Оружия не видно, рожи не злодейские, о том, что собираются на нас нападать, не намекнули. Один пытается шутить, остальные — так себе. Все вежливые…

— Понял, — сказал командир.

— Но? — сказал штурман.

— Очень вежливые, — повторил Минин.

— Кавказцы вообще редко грубят. Твое мнение, штурман?

— Не факт.

— Согласен. Что ж, посматривайте. Я с ними перекинусь парой слов, но в кабину заходить толпой и быстро. Я — замыкающий. По моим прикидкам, если нас повернут, то после посадки или прихлопнут, или попадем в заложники.

— Штурман понял.

— Второй понял.

— Тащи регламент, штурман.

Матецкий вынул из портфеля огромный фолиант, отыскал Уренгой, и они склонились, изучая схему захода на посадку и частоты связных и приводных радиостанций. Потом прошли штурманский контроль и направились к самолету.

Самолет Ан-26 — это грузовой вариант пассажирского Ан-24. В нем нет мягких кресел, вместо них по обоим бортам навешены легкие откидные сиденья. Борта не отделаны пластиком, поэтому по всей длине фюзеляжа, как ребра, выступают полукружья шпангоутов. Хвостовая часть фюзеляжа снизу скошена — это откидная платформа-рампа, по которой можно завезти или занести груз. В случае нужды рампа откатывается под фюзеляж, и тогда в люк можно вплотную к полу подогнать грузовую машину. Пол представляет собой транспортер, который включается по мере загрузки ящиков или контейнеров, передвигая груз в глубь фюзеляжа.

Скошенный к хвостовому оперению фюзеляж придает машине несколько кургузый вид, да и два четырехлопастных винта на крыльях не служат ей украшением. Но это довольно удобный и дешевый самолет. В нем можно разместить до пяти с половиной тонн груза, а дальность полета составляет более двух тысяч километров. Крейсерская скорость у него 430 километров в час, но при необходимости он способен развивать и 540.

Пилотам и штурманам машина не слишком нравится. Пилотам потому, что приходится очень точно выдерживать режимы на всех этапах взлета и посадки в зависимости от загрузки и центровки самолета. Штурманам — потому, что навигационное оборудование на ней слишком устарело: локатор маломощный и картинку дает нечеткую, системы ближнего наведения берут уж слишком близко, радиокомпаса несовершенны, компьютера нет, и все расчеты приходится выполнять на обыкновенной деревянной логарифмической линейке.

Стоянка была ярко освещена. На подходе к самолету их встретил бортмеханик Михаил Бурлаков. Первое впечатление от него — здоровый малый, но дубина. Он был на полголовы выше командира, массивнее и шире в плечах. Несмотря на то, что на широком квадратном лице его торжествовал большой горбатый нос, оно казалось добродушным и чуть глуповатым, хотя глупым он, конечно, не был.

— Товарищ командир, заглушки и чехлы с двигателей, приемников воздушного давления, кассет сигнальных ракет и дренажа сняты, груз закреплен, керосина пять пятьсот, самолет исправен, бортмеханик к вылету готов, — доложил он.

— Господин командир, — с ехидцей поправил его Гена, который терпеть не мог этой официальщины. — Сколько тебя учить?

— Не цапайтесь, — сказал Останин. — Как сопровождающие?

— На борту.

— Ладно.

Все вместе они обошли самолет, проводя внешний осмотр. Затем поднялись по стремянке в фюзеляж.

Между кабиной и ящиками, которые были опутаны крепежной сеткой, оставалось метра полтора свободного пространства. Двое из сопровождающих находились на сиденьях, третий — опустившись на корточки — прислонился к ящикам. Один из них был с усами и короткой бородкой, второй — только с усами, третий, судя по всему, самый молодой, не имел никакой растительности. У Останина невольно мелькнула мысль: не обзаводятся ли они соответствующей атрибутикой по достижении определенного возрастного ценза?

Они еще не успели закончить трапезу, и перед ними на небольшом чемоданчике, застланном полотенцем, стояла початая бутылка сухого вина, лежала кура, ветчина, хлеб, яблоки и виноград.

Увидев летчиков, бородатый поднялся с сиденья, вслед за ним вскочили двое других. Когда мимо них вслед за Мининым в кабину проходил штурман, усатый неловко качнулся и, чтобы удержать равновесие, оперся руками о его поясницу.

— Извините, — сказал он вслед затем и выпрямился.

Бородатый поздоровался:

— Здравствуйте, командир. — Он приподнял бутылку, слегка ткнул ею ему в живот, подмигнул: — Не выпьешь, друг? А то мы тут немного…

Николай, пропуская бортмеханика, улыбнулся, покачал головой.

— И рад бы, друг, да служба не велит. Как устроились?

— Отлично. Тогда, может, хоть перекусите?

— После взлета не откажусь, — кивнул он.

— Ждем, будем рады.

— Приятного полета.

Он шагнул в кабину, закрыл дверь, щелкнул замком.

Второй пилот, располагавшийся по правому борту, пристегивал ремни, бортмеханик возвышался в центре на откидном сиденье, как на троне, перед пультом управления. Рабочее место штурмана находилось по левому борту у блистера между кабинной переборкой и креслом командира. Он раскладывал на откидном столике, отделявшем его от прохода, карты, бортжурнал, расчетчики. Место радиста, находившееся через проход справа от штурманского, не было занято — экипаж работал в сокращенном варианте.

Останин поднялся на свое сиденье.

— Говорить тихо. Минута на обмен мненьями. Второй пилот?

— Прежнее.

— Штурман?

— Была проверка. Усатый качнулся не случайно.

— Черт! — сказал Гена. — Подтверждаю. Меня дружески похлопал по пояснице безусый.