— Антон Игнатьевич, прошу ко мне на оперативное совещание.

— Иду, Николай Сергеевич, — ответил Бирюков и краем глаза заметил, как лицо Огнянниковой нервно передернулось, словно Анна Леонидовна испугалась внезапного селекторного голоса.

В небольшой приемной начальника райотдела пожилой участковый инспектор Дубков сосредоточенно изучал приколотый канцелярскими кнопками к стене лист с расписанием авиарейсов из Новосибирска. Пожав ему руку, Антон спросил:

— Куда, милейший Владимир Евгеньевич, лететь собрался?

— Сестра из Москвы погостить прилетела. Смотрю, каким рейсом удобнее ее назад отправить, — ответил Дубков. — Встречая, осечку дал. Получил телеграмму: «Прилечу в субботу рейсом 175». Глянул в расписание — прибытие этого рейса в Новосибирск в два часа пятьдесят минут. Сел накануне вечером в электричку и покатил встречать гостью. И только когда заявился в аэропорт Толмачево, сообразил, что время-то не местное, а московское. «Вот, — думаю, — шляпа! Это ж на полных четыре часа разница». Пришлось всю ноченьку по аэропортовскому вокзалу слоняться…

— Давно это было?

— С пятницы на субботу, когда у нас тут неприятность с Головчанским произошла.

Бирюкова словно укололи:

— Владимир Евгеньевич, товароведа продторга Анну Огнянникову знаешь?

— Ну, как не знать. На Садовой живет, а это мой участок.

— В ту ночь видел ее в аэропорту?

Дубков призадумался:

— Нет. Разве она была там?

— Утверждает, что вечерним рейсом хотела улететь в Ригу, но то ли обронила, то ли вытащили у нее кошелек с деньгами, и она до утра «прозагорала» в вокзале.

— Сочиняет. На Ригу объявляли продажу билетов под утро. Я от скуки поглазел у кассы. Пассажиров набралось совсем мало, и уж такую приметную красавицу, как Огнянникова, я не мог просмотреть.

Бирюков, нахмурясь, подошел к расписанию. На Ригу значилось три рейса. Все три самолета, имея промежуточные посадки в разных городах, отправлялись из Новосибирска одновременно: в три часа тридцать минут по московскому времени, что соответствовало семи часам тридцати минутам местного.

«О каком же вечернем рейсе Анечка мне заливала? Что привело ее в аэропорт в пятницу вечером, если рижские самолеты улетают утром?» — быстро подумал Антон и взял участкового инспектора за руку:

— Идем-ка, Владимир Евгеньевич, на оперативку. Твоя осечка, кажется, полноценным выстрелом оборачивается.

Следственно-оперативная группа была уже в сборе. Все сидели с невеселыми лицами, и даже всегда жизнерадостный Слава Голубев на этот раз рассеянно смотрел в окно. Взглянув на Бирюкова, он нетерпеливо спросил:

— Что-то новенькое есть?..

— Говоря языком гадалок, нечаянный интерес получил, пока шел от своего кабинета сюда. — Антон подмигнул Дубкову. — Расскажи, Владимир Евгеньевич, этим скучным людям, как осечку дал с самолетом.

Дубков по-уставному лаконично пересказал только что рассказанное в приемной Антону. Сразу за ним Бирюков доложил оперативникам о состоявшемся разговоре с Огнянниковой. Подполковник Гладышев заметно повеселел и обратился к Дубкову:

— Уверен, что в ту ночь Огнянниковой не было в аэропорту?

— Так точно, уверен.

— Хорошо в лицо ее знаешь?

— Ну, как не знать. Пять лет живет на моем участке. К тому же очень приметная блондинка.

— Стоп, Владимир Евгеньевич, — нахмурясь, проговорил Бирюков. — У Огнянниковой теперь волосы каштанового цвета.

— Значит, перекрасилась, — спокойно сказал участковый.

— Может быть, потому и не узнал в аэропорту?

— Никак нет. Огнянникову узнаю в любом случае, даже если она перекрасится в серо-буро-малиновый цвет с крапинками.

— Что о ней можешь сказать? — спросил Гладышев.

Дубков чуть подумал:

— Веселая молодая женщина. Живет скромно, аморальных поступков не допускает, шумных компаний не водит.

— С Головчанским ее не видел?

— Нет. По моему мнению, Аня в Новосибирске развлекается. Часто туда ездит по выходным дням.

Гладышев повернулся к Бирюкову:

— Возможно, Огнянникова придумала аэропорт, чтобы скрыть любовную интрижку?

— Почему, в таком случае, она возвратилась домой в субботу? — возразил Антон.

— Допустим, встреча с любимым не состоялась…

— Все, конечно, может быть, но в том, что насчет аэропорта Огнянникова солгала, теперь я не сомневаюсь.

Голубев, будто нетерпеливый ученик, высоко поднял руку:

— Товарищ подполковник, предлагаю версию…

— Подожди, оперативник по версиям, — остановил его Бирюков. — После совещания пройдись по парикмахерским и постарайся выяснить, когда Огнянникова перекрасила волосы. — Антон повернулся к молчаливо слушающему прокурору. — Семен Трофимович, давайте проверим, снимала ли Огнянникова со своей сберкнижки деньги.

— Что это даст?

— Узнаем, действительно ли у Анны Леонидовны пропал кошелек с отпускными.

Прокурор глянул на Лимакина:

— Пиши официальный запрос в сберкассу.

— Разрешите быть свободным? — спросил участковый Дубков.

— Посиди пока с нами, Владимир Евгеньевич, послушай. Вдруг придется проводить очную ставку с Огнянниковой, — ответил ему Бирюков.

С официальным запросом в сберкассу отправили Славу Голубева. Когда тот вышел из кабинета, подполковник Гладышев сказал:

— Кажется, товарищи, дело начинает шевелиться, а то последние дни такое затишье наступило, как перед бурей. — И посмотрел на Бирюкова. — Допустим, уличишь ты Огнянникову, что она не была в аэропорту, дальше что?..

— Дальше — по ходу дела. Важно Анне Леонидовне доказать, что ложь у нас не проходит. Если это удастся, она вынуждена будет говорить правду, хотя, быть может, правда для нее и неприятной окажется.

— Не напутаешь с ней? Откровенно говоря, я не вижу мотивов подозревать Огнянникову в отравлении Головчанского. Если между ними что-то и было, то давно быльем поросло.

Бирюков вздохнул:

— Я вовсе не утверждаю, что именно Огнянникова отравила Головчанского, но, знаете, Николай Сергеевич, она, по-моему, закрутила клубок сплетен, распутав который можно выйти на преступника.

Следователь Лимакин посмотрел на часы:

— Сегодня вторично вызвал на допрос Евдокию Федоровну Демину, скоро должна подойти в прокуратуру. Чувствую, недоговаривает бабуся, что-то скрывает, но никакими путями не могу вызвать на откровенность.

— Попробуй, Петя, усилить акцент на Огнянникову, — подсказал Антон. — Мне думается, что именно через Демину, которая была нянькой Руслана и домработницей Головчанских, Огнянникова ухитрилась проинформировать Софью Георгиевну о Тумановых. И очень бы важно узнать, когда эту информацию Софья Георгиевна получила, до смерти мужа или после.

— Уже пытался это выяснить. Евдокия Федоровна упорно твердит, что ничегошеньки о Тумановых не знает. Хочу теперь сделать упор на порошок гранозана и унесенный с дачи халат. Это же понятно, что «сработал» кто-то из хорошо знакомых, если… не она сама.

— У самой Евдокии Федоровны вроде бы нет мотивов…

— Но почему она так упорно молчит? Ни о Софье Георгиевне, ни об Огнянниковой — ни слова. Создается впечатление, будто ее или уговорили молчать или скорее всего запугали…

В кабинет вошла секретарь-машинистка. Подавая подполковнику большой конверт, тихо сказала:

— Срочное. — И вышла.

— Из Николаевки. Похоже, протоколы опознания… — вскрывая конверт, сдержанно проговорил Гладышев. Он вытащил из конверта сложенные пополам стандартные бланки, быстро прочитал сопроводительное письмо, выбрал один из протоколов и показал его присутствующим. — Вот она, «Лапушка», с которой Головчанский в прошлом году отдыхал у родителей Алексаняна…

На фотографии, приклеенной к протоколу и заверенной круглой печатью, улыбалась белокурая Анна Леонидовна Огнянникова.

В районной сберкассе посетителей было мало. У окошечка с надписью «Контролер» стояли в очереди несколько человек, да какой-то сгорбленный старичок любопытно глазел на женщину-кассира, видимо, отсчитывающую ему деньги. Голубев мельком окинул взглядом клиентов и вошел в кабинет заведующего. Пожилой мужчина в застегнутой на все пуговицы косоворотке внимательно прочитал подписанный прокурором запрос. Исподлобья, поверх очков, посмотрел на Голубева и спросил: