3. VI.16 «Никогда вы не воскреснете, не встанете…» * Никогда вы не воскреснете, не встанете Из гнилых своих гробов, Никогда на божий лик не глянете, Ибо нет восстанья для рабов, Темных слуг корысти, злобы, ярости, Мести, страха, похоти и лжи, Тучных тел и скучной, грязной старости: Закопали — и лежи! 21. VI.1916 «По древнему унывному распеву…» * По древнему унывному распеву Поет собор. Злаченые столпы Блестят из тьмы. Бог, пригвожденный к Древу, Почил — и се, в огнях, среди толпы. И дьявол тут. Теперь он входит смело И смело зрит простертое пред ним Нагое зеленеющее тело, Костры свечей и погребальный дым. Он радостен, он шепчет, торжествуя: На долгий срок ваш бог покинул вас, Притворное рыданье ваше вскуе, Далек воскресный час! 27. VI.16 «И шли века, и стены Рая пали…» * И шли века, и стены Рая пали, И Сад его заглох и одичал, И по ночам зверей уж не пугали Блистания небесного Меча, И Человек вернулся к Раю, — вскуе Хотел забыть свой золотой он сон — И Сатана, злорадно торжествуя, Воздвиг на месте Рая — Вавилон. 29. VI.16 «И снова вечер, степь и четко…» * И снова вечер, степь и четко Бьет перепел в росе полей. Равнина к югу в дымке кроткой, Как море дальнее, а в ней, — Что в ней томит? Воспоминанья О том, чему возврата нет, Призыв на новые скитанья Иль прошлого туманный след? — Ты, молодость моя, вы, годы Надежд, сердечной простоты, Беспечной воли и свободы, Счастливой грусти и мечты,— Какой-то край обетованный, Какой-то вечер в той стране, «Где кипарис благоуханный Внимает плещущей волне»,— И ты, заветный и неясный Неверный друг, кого опять В тоске вечерней жду напрасно И буду до могилы ждать. 3. VII.1916. Вечером, в поле «Снег дымился в раскрытой могиле…» * Снег дымился в раскрытой могиле, Белой вьюгой несло по плечам, Гроб в дымящийся снег опустили, Полотенца пошли копачам, И сугроб над могилою вырос, И погост опустел — и гремел В полумраке невидимый клирос О тщете всех желаний и дел, О великой, о белой, о древней, О безлюдной пустыне и ввысь Улетал над стемневшей деревней, И огни закраснелись, зажглись, И собаки попрятались в сенцы, И в сторожке, за штофом, в дыму, Копачи, поделив полотенца, Аллилую кричали — Ему. 7. VII.1916 Свет * Ни пустоты, ни тьмы нам не дано: Есть всюду свет, предвечный и безликий… Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики, Ты приглядись: там не совсем темно, В бездонном, черном своде над тобою, Там на стене есть узкое окно, Далекое, чуть видное, слепое, Мерцающее тайною во храм Из ночи в ночь одиннадцать столетий… А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти Кресты по скользким каменным полам, — Гробы святых, почиющих под спудом, И страшное молчание тех мест, Исполненных неизреченным чудом, Где черный запрестольный крест Воздвиг свои тяжелые объятья, — Где таинство Сыновьего Распятья Сам бог-отец незримо сторожит? Есть некий свет, что тьма не сокрушит. 7. VII.1916 «Иконку, черную дощечку…» * Иконку, черную дощечку Нашли в земле, — пахали новь… Кто перед ней затеплил свечку, Свою и горесть и любовь? Кто освятил ее своею Молитвой нищего, раба — И посох взял и вышел с нею На степь, в шумящие хлеба — И, поклоняясь вихрям знойным, Стрибожьим внукам, водрузил Над полем пыльным, беспокойным Ее щитом небесных сил? Во сне, 21.VII.1916 «Луна и Нил. По берегу, к пещерам…» * Луна и Нил. По берегу, к пещерам, Идет народ, краснеют фонари. На берегу, в песке сухом и сером, Ряды гробниц — и все цари, цари. Иной как был — под крышкой золоченой, Иной открыт — в тугую пелену, В пахучий кокон тесно заключенный, Пять тысяч лет не видевший луну. Что в коконе? Костяк в землистой коже, Крест тонких рук, иссохший узкий таз, Чернеет лик — еще важней и строже, Чем в оны дни, — чернеют щели глаз. Подкрашенные (желтые) седины Страшней всего. О да, он в мире жил, И был он стар, дикарь и царь, единый Царь дикарей, боготворивших Нил. И полдень был, и светел в знойном свете Был сад царя, и к югу, в блеске дня, Терялся Нил… И пять тысячелетий Прошли с тех пор… Прошли и для меня: Луна и ночь, но все на том же Ниле, И вновь царю сияет лунный Нил — И разве мы в тот полдень с ним не жили, И разве я тот полдень позабыл? |
