VI.04 Полярная звезда * Свой дикий чум среди снегов и льда Воздвигла Смерть. Над чумом — ночь полгода. И бледная Полярная Звезда Горит недвижно в бездне небосвода. Вглядись в туманный призрак. Это Смерть. Она сидит близ чума, устремила Незрячий взор в полуночную твердь — И навсегда Звезда над ней застыла. 1904 «Набегает впотьмах…» * Набегает впотьмах И узорною пеною светится И лазурным сиянием реет у скал на песке… О, божественный отблеск незримого — жизни, мерцающей В мириадах незримых существ! Ночь была бы темна, Но все море насыщено тонкою Пылью света, и звезды над морем горят. В полусвете все видно: и рифы, и взморье зеркальное, И обрывы прибрежных холмов. В полусвете ночном Под обрывами волны качаются — Переполнено зыбкое, звездное зеркало волн! Но, колеблясь упруго, лишь изредка складки тяжелые Набегают на влажный песок. И тогда, фосфорясь, Загораясь мистическим пламенем, Рассыпаясь по гравию кипенью бледных огней, Море светит сквозь сумрак таинственно, тонко и трепетно, Озаряя песчаное дно. И тогда вся душа У меня загорается радостью: Я в пригоршни ловлю закипевшую пену волны — И сквозь пальцы течет не вода, а сапфиры, — несметные Искры синего пламени, Жизнь! 1904 Перекресток * Я долго в сумеречном свете Шел одиноко на закат. Но тьма росла — и с перекрестка Я тихо повернул назад. Чуть брезжил полусвет заката. Но после света как мертва, Как величава и угрюма Ночного неба синева! И бледны, бледны звезды неба… И долго быть мне в темноте, Пока они теплей и ярче Не засияют в высоте. 1904 Огни небес * Огни небес, тот серебристый свет, Что мы зовем мерцаньем звезд небесных,— Порою только неугасший свет Уже давно померкнувших планет, Светил, давно забытых и безвестных. Та красота, что мир стремит вперед, Есть тоже след былого. Без возврата Сгорим и мы, свершая в свой черед Обычный путь, но долго не умрет Жизнь, что горела в нас когда-то. И много в мире избранных, чей свет, Теперь еще незримый для незрящих, Дойдет к земле чрез много, много лет… В безвестном сонме мудрых и творящих Кто знает их? Быть может, лишь поэт. <1903–1904> Развалины * Над синим понтом — серые руины, Остатки древней греческой тюрьмы. На юг — морские зыбкие равнины, На север — голые холмы. В проломах стен — корявые оливы И дереза, сопутница руин, А под стенами — красные обрывы И волн густой аквамарин. Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях; Но весело тревожить сон темниц, Перекликаться с эхом в подземельях И видеть небо из бойниц! Давно октябрь, но не уходит лето: Уж на холмах желтеет шелк травы, Но воздух чист — и сколько в небе света, А в море нежной синевы! И тихи, тихи старые руины. И целый день, под мерный шум валов, Слежу я в море парус бригантины, А в небесах — круги орлов. И усыпляет моря шум атласный. И кажется, что в мире жизни нет: Есть только блеск, лазурь и воздух ясный, Простор, молчание и свет. <1903–1904> Косогор * Косогор над разлужьем и пашни кругом, Потускневший закат, полумрак… Далеко за извалами крест над холмом — Неподвижный ветряк. Как печальна заря! И как долго она Тлеет в сонном просторе равнин! Вот чуть внятная девичья песня слышна… Вот заплакала лунь… И опять тишина… Ночь, безмолвная ночь. Я один. Я один, а вокруг темнота и поля, И ни звука в просторе их нет… Точно проклят тот край, тот народ, где земля Так пустынна уж тысячу лет! <1903–1904> Разлив * Паром, скрипя, ушел. В разлив, по тусклой зыби, Сквозь муть лиловых туч румянится заря. На темном кряже гор, в их сумрачном изгибе, Померкнули в лесу кресты монастыря. Оттуда по Оке пахучим дымом тянет… Но и костер потух, пылавший за Окой, И монастырь уснул. Темней уже не станет, Но все же ночь давно — ночь, сумрак и покой. Лишь брезжится закат на взгорьях сквозь верхушки, Блестит, как ртуть, вода по лужам на песке, Дрожит в разливе рябь, да сонные лягушки Звенят чуть слышно в тростнике. |
